Читать интересную книгу Толмач - Гиголашвили Михаил

Она огрызнулась веселым взглядом:

– Много будешь знать – импотентом станешь… Я же одна осталась, вот чего! Крутиться пришлось, не до учебы было…

– Чем занимались после школы?

Она потупила глаза:

– Ничем. В ауле у любовника жила. В каком?.. В горном, в каком еще. А любовник… Он меня от смерти спас, к себе в Хал-Килой увез. Там и жила у него… в избе… – добавила она не совсем уверенно.

– В сакле? – уточнил я.

– В каких еще ссаклях?.. Нет, жила нормально, ничего, ништяк, жить можно было. Скучно – это да. А так – ничего, идет.

Марк попросил меня записать название аула, что я и сделал: мы опять склонились над листом бумаги, и я, касаясь ее рук, чувствовал, что ее нога, и так давно прижатая к моей под столом, как будто стала горячей и тяжелей. Пришлось даже обронить:

– Осторожней, увидит, – на что она беспечно отозвалась: – Плевать с большой горы… С той, где стоит верблюд, которого все ебут, – и опять подчеркнуто, нарочито прокатила последнее слово.

– Не все, а только шестеро, – ответил я ей и подал листок Марку: – Вот тут она жила!

Марк посмотрел на листок, как баран на новые ворота:

– Что, деревня? Как вы попали в эту деревню?

– Одна осталась, по улицам таскалась, от голода всякой фигней занималась… Ну и встретился человек… Уже в возрасте был. У нас большая любовь закрутилась. Как звали?.. Муса звали. Фамилию не знаю… Очень просто, я же не с его фамилией, а с ним спала, для чего мне фамилию знать?.. Взял с собой в горы, с ним жила.

– С пятнадцати лет в гареме, что ли? – уточнил, навострившись, Марк.

– С пятнадцати – это да. Почему в гареме?.. Нет, я, он и его мамаша жили. Он сам часто уезжал по делам, деловик был, а мы скотину накормим и сидим, телевизор смотрим…

Марк усмехнулся, а я сказал ей:

– Не знаю, какую скотину ты кормила, но что-то мало верится, что ты прямо с гор спустилась…. И он тоже не дурак, учти.

– Ну и пусть. Я всегда правду говорю. Не верит – его проблемы, – упрямо мотнула она желтой копной и начала гладить свой подбородок, шею, плечи.

– Как раз твои проблемы, а не его.

– Мужики никогда бабам не верят. Я правду говорю.

Марк замахал руками, когда я сказал ему, что она говорит правду:

– Да ну, ради бога. Она так же в ауле жила, как я на Северном полюсе!.. Ну, неважно… Пусть дальше говорит.

Далее выяснилось, что деловик Муса часто уезжал, и ей надоело сидеть одной, но бежать она не могла.

– Почему?

Инга прищурилась:

– В горах все друг друга знают. Как бежать? По горам тыщи километров идти, ноги бить? Ноги у меня хорошие, красивые, – припевая, сказала она, не спеша вытянула из-под стола ногу, распрямила ее на полкабинета и начала с любовной тщательностью оглаживать обеими руками с двух сторон. – Ноги у меня класс, что надо…

– Как же вы выбрались оттуда? – завороженно следя за ее руками, по инерции спросил Марк, но тут же спохватился: – И кончайте этот стриптиз!

– Чего он меня шнурует? – Инга обиженно, с грохотом, забросила ногу под стол и сообщила, что во время частых отлучек Мусы у нее завелся еще один любовник, который в конце концов и вывез ее тайно из аула. Хотел к себе в аул перевезти, но она сумела от него сбежать.

Марк остановил ее:

– Момент! Вы говорите, что не могли бежать, потому что все всё видят в деревне. Тогда каким образом вы смогли завести себе там любовника? Как вы встречались с ним, когда все всё видят?..

– Встречаться?.. – Она насмешливо посмотрела на нас, оправляя лифчик и опять вороша свои налитые груди. – Да если женщина захочет – она место найдет, чтобы дать…

– Как звали этого вывезшего вас любовника? – смутился Марк и приготовился писать.

– Джамбул. – Она зажмурилась. – Ух!.. Джамбульчик!..

– И где же вы встречались, у свекрови на глазах? – продолжал допытываться Марк.

– Почему?.. – усмехнулась она. – Когда как. Бывало, что и в лесу – я скотину гоняла пасти…

– Вы, скотину?.. Вы на свои руки посмотрите!.. Вы что, нас совсем за идиотов считаете? – рассердился Марк.

– А что руки?.. В перчатках гоняла…

– Ага, Баковского химфармзавода… – поддакнул я. – Резина все стерпит.

– Ох, не скажи, милок! Рвется иногда, – отозвалась она. – Нет, ну чего он не верит, чван противный?.. Вот мозгоеб!.. Где да чо… В подвалах, в лесу, в избушке, на чердаке, в машине – мало ли где я ему давала?.. Было бы, как говорится, желание. Конечно, боялась, что Муса узнает. Но пронесло! – Она широко перекрестилась. – Муса вообще меня очень любил. Старики-балкаре приезжали, продай, говорят, эту бабу нам, мы ее в горах на цепь в пещере посадим и помаленьку ебашить будем до смерти: добровольно-де нам уже никто не дает, а русскую блядь до смерти заебать – только Аллаха порадовать… Не продал!.. Три мешка анаши предлагали – не отдал, потому что любил сильно. О, у нас такая любовь была – куда там!.. Но и Джамбульчик меня тоже очень сильно любил. Вот и вывез. В багажнике.

– Вас, в багажнике? – Глаза Марка изумленно забегали по ее статной фигуре. – В какой автомашине?

– В «Жигулях», – невозмутимо подтвердила она, тряхнув головой и опять начиная манипулировать волосами, передвигать копну с одной стороны на другую.

Марк криво усмехнулся:

– Видел я эти «Жигули», в них и курицы в багажнике не провезешь, не то что такую, как вы… Ну, да все равно, это дела не меняет. Где вы от этого Джамуля сбежали?

– А в Грозном. Он до Грозного доехал, там у него дела были. А я в туалет попросилась – и дворами, дворами… Я же выросла там, все знаю, где какая проходная, где какое парадное, все облазила, как кошка… Все просто.

– Действительно, проще простого, – ядовито засмеялся Марк и почесал бритый бобрик. – Блокпостов, ГАИ и патрулей нет, никто нигде не обыскивает, паспортов не проверяет, тишина и спокойствие в Чечне, а?

– Про это мне ничего не известно. Я в багажник влезла в ауле, а в Грозном вылезла – и все.

– Когда это было?

– Да чего эта чувырла приеблась ко мне – что да когда?.. Когда-когда?.. А вот год назад. До Москвы. Как потом в Москве оказалась?.. Очень просто – на поезд попросилась, один молодой проводник спрятал, запер в своем купе. Не за просто так, разумеется. Была вынуждена своим телом расплачиваться, пусть внесет это в протокол… Вообще у нас в России так – если баба не даст, кому надо, то ничего не получит.

– А бывает, что даст – и тоже ничего не получит, – заметил я.

– Точно, бывает. Сексуальные пытки и террор хуя… – весело согласилась она.

Марк прошелся к окну, отворил его, вдохнул воздуха, вернулся к столу, покопался в листках, что-то уточнил, спросил:

– Что делали в Москве?

– Что могла делать? Слонов продавала! – Инга перестала играться с волосами. – По улицам слонялась. Кусок хлеба искала, как псина побитая. Пока один мент не сжалился и не отвез в лагерь «Сережкины слезки» – там у него директор знакомый, устроили без документов. Мент наезжал в лагерь, продукты привозил, мелочи всякие подкидывал… Не за красивые глазки, разумеется… Опять телом и губами торговать пришлось, а оно не казенное, пусть запишет… А потом надоело менту, новую себе завел, а меня отправил сюда… Тебе, говорит, Ингуля, только в Германии помогут. Самые лучшие люди на свете там, даром что фашисты… Езжай, говорит, я все устрою…

– Каким путем прибыли в Германию? – Марк приготовился писать.

Инга отъяла свою ногу от моей, выставила из-за стола колено и принялась ласково его поглаживать (Марк следил за ней, как змея за дудкой заклинателя):

– Этот мент повез меня на вокзал и посадил в товарный вагон. Снаружи даже опечатали для верности. Так и приехала. Днем сидела внутри, а ночами проводник приходил… Молодой, рисковый… Ну, платить за дорогу надо… Опять пришлось потереть пупочек… Пусть сова запишет…

– Ясно… Легко женщинам живется на свете, – осклабился Марк. – Тому дала, этому дала – и готово. А нам за все платить надо.

Инга согласно кивнула, в упор уставилась на него: