Конец книги, хвала Аладдину Корпа-Арслану
Только пробой осветился звонкий золотой,Что в Гяндже был по-румийски отчеканен мной,[346]
Начертал я имя шаха, чтоб моя рукаПрославлялась по вселенной долгие века.
Шах — в румийских одеяньях славный властелин;Рум ему налоги платит, дань большую — Чин.
На стезе наук и знаний, словно на весы,Разум Бахтишу он ставит и престол Исы.
Все творение земное дышит только им,Небо, преклонясь, целует землю перед ним,
Ты, на милость чью надеждой полон Низами,Средь касыд и песен века — песнь мою прими.
Коль найдет по нраву книгу твой высокий вкус,Я, как твой венец высокий, в мире вознесусь.
Капельки росы медвяной стынут на шипах,Божий дар небесной манной падает в песках.
Я тебе из сада мысли отдал лучший плод,Чистый, сладостный, как в сливки погруженный мед.
Как инжир, в плоде роскошном сладки семена,Сердцевина же — отборным миндалем полна.
В нем, для тех, кто ценит внешность, внешность хороша,А ядро для тех, кем выше ценится душа.
Мой дастан — ларец закрытый, полный жемчугов,Ключ к нему — в особом строе и значенье слов.
Я для мудрых этот жемчуг стал на нить низать,Что сумеют самый трудный узел развязать.
Все, что доброго и злого в ней ты видеть мог,Это — мысли указанье, разума намек.
Я семи царевен сказки нанизал подряд.То — не сказки; в каждой сказке потаенный клад.
Сказку — у которой платье было коротко,Я стихом своим крылатым удлинил легко.
Ну, а сказка, что сверх меры — мнилось мне — длинна,Для тебя была искусно мной сокращена.
Я подарок царски щедрый подношу царю,—Кость тебе со сладким мозгом жирную дарю.
Книгу я украсил тонко, росписью одел,Чтоб ценитель благосклонно на нее смотрел.
Почему же так узорно изукрасил яСемь сокровищниц, в них тайну смысла затая?
Это потому, что чтенье утомляет глаз,А на росписи узорной отдыхает глаз.
Почему так длинно, спросишь, повесть я развил,Чтением глаза, а уши пеньем полонил?
Потому, что много мыслей было у певца,Как красавиц узкоглазых в глубине дворца.
Я — творец, мне был каламом сахарный тростник.Пальма, полная плодами, — эта книга книг.
Я — жестоко осажденный в городе родном —Убежать не мог, сражаться я не мог с врагом.
Словно с голубем, с дастаном весть я шлю сейчас,Чтобы шах пришел и друга от осады спас.
Ты, чьи серьги носит вечный небосвод в ушах,В драгоценных одеяньях светоносный шах,
Посмотри, какое чудо мой калам явилВ дни, когда ты добрым словом дух мой окрылил!
Завершил я эту книгу в срок, когда идетПо Хиджре без семилетья шестисотый год.
На четырнадцатых сутках[347] месяца постаУтром положил калам я и закрыл уста.
Пусть благословеньем будет книга для тебя,Чтобы ты со славой правил, правду возлюбя.
Пей из этих бейтов воду жизни и любви,Словно Хызр, живой водою упоен — живи!
Будь во всем велик душою, с жизнью подружись,Царствуй долго, и да будет радостною жизнь.
Коль простишь мне, что на зов твой не явился я,То позволь, чтобы достойно объяснился я.
Хоть и в море наслаждений, царь мой, ты живешь,В этой книге наслажденье вечное найдешь.
И всего, что ценно в мире, выше в наши дниЭта книга, остальное — тяготы одни.
Пусть сто лет наш век продлится, даже пусть — пятьсот,Самый долгий прекратится век и в тьму уйдет.
Этот клад, что освятил я именем твоим,Вечен будет, как небесный светоч, негасим.
Здесь, мой шах, я слово правды завершить хочу,И тебя с открытым сердцем восхвалить хочу.
Счастлив будь! Пусть будет солнце хлебом для тебя,Пусть стремянный будет послан небом для тебя!
Да пошлет творец владыке радостный уделИ счастливым увенчает завершеньем дел!
Искендер-наме
Перевод К. Липскерова
Книга о славе
Восхваление единства аллаха
Глава содержит традиционное восхваление единственности, вечности и всемогущества творца, речь о сотворении мира, молитвы Низами об избавлении от тягот и т. п.
Тайная молитва
Традиционная внутренняя беседа с Аллахом. Содержит мольбы о прощении грехов, о милости, о помощи, хвалы богу и т. п.
Восхваление последнего Пророка Мухаммеда
Глава содержит хвалы величию пророка, речь о его значении в мироздании и т. п.
О вознесении Пророка
Традиционная глава, схожая с подобными главами всех предыдущих поэм Низами (см. «Сокровищница тайн», «О вознесении Пророка»).
О причинах сочинения этой книги
В ночь, светившую мне, как нам светит рассвет,Словно данную утренним просьбам в ответ,
Ясный месяц сиял светом тихим и томнымНад землею, покрывшейся мускусом темным.
Смолк житейский базар. Шум вседневный потух.Колокольчик верблюда не мучил мой слух.
Страж ночной задремал. Подчинясь небосводу,Утро светлую голову спрятало в воду.
Отряхнув свои руки от суетных дел,На себя я оковы раздумий надел.
Свое сердце раскрыв и закрыв свои очи,Думал я в тишине, в свете сладостной ночи,
Как бы лучше расставить потайную сеть.Наилучший улов мне хотелось иметь.
Бросив тело свое, этой ночью бессоннойЯ пошел по долинам души вознесенной.
То мне, полная тайны, мерцала скрижаль,То к страницам былым уносился я вдаль.
И огонь снизошел и потек моим садом,Обожжен был мой ум этим пламенным ядом.
И, полны опасений, взыскуя пути,Мысли долго не знали, куда им идти.
И кружились они в неустанном кипенье,И узрел новый сад я в своем сновиденье.
В том саду, не похожем на наши сады,Собирая плоды, раздавал я плоды.
Но проснулся плоды раздававший всем встречным,И пылал еще мозг его сном скоротечным.
Возгласить муэззину пришла череда:«Он велик, сей живой, сей живущий всегда!»
И раздался мой стон в час вседневного бденья:Я был полон пыланья ночного виденья.
Но лишь утро благое одело восток,Ожил я, как рассветный живой ветерок.
И зажег я над сумраком реющий светоч.Весь рассудок мой был — пламенеющий светоч.
Волховали, предавшись словесной игре,Мой язык и душа, как Марут и Зухре.
Я промолвил себе: «Ты забыл свое дело,А давно уже сердце творить захотело».
Новозданным и давним напевом согрет,Летописцам ушедшим пошлю я привет.
Я смогу светлячка сделать светочем новым.Взяв зерно, всех возрадовать древом плодовым.
Тот, кто вкусит мой плод, громко вымолвит: «Маг,Это древо взрастивший, воистину благ»,—
Если он не из тех, кто, так вымолвив, следомЛовко выкрадет скарб, припасенный соседом.
Ну так что же! Весь блеск в моих замкнут словах.Всех торгующих жемчугом я шаханшах.
Я взрастил сладкий плод, для другого он — пища.Он — крадущийся в дом, я — хозяин жилища.
Как поставить мне лавку на этом углу?Каждый уличный вор что-то спрячет в полу.
Тут не сыщется лавки, к которой бы воры,Чтоб ее обокрасть, не направили взоры.
Нет! Я — море! Не жаль мне сто капель отдать.Сколько туч мне пошлют их опять и опять!
Хоть бы тысячу лун твоя длань засветила,Быть им все же с печатью дневного светила.[348]
Притча