Читать интересную книгу Пасмурный лист (сборник) - Всеволод Иванов

Петух стоит бодрый, веселый, выпрямившись, задрав голову. Одно крыло он заложил за спину, другое за серый борт сюртука, в разрезе коего виден крап белого жилета. Его гребень передвинут, кренится набок и принял явственные очертания черной треуголки, то есть в ее современном очертании.

– Егор Егорыч, – услышал я, – хватит спать. Ибо долгие сны похожи на то изречение бедняка, к которому ночью залезли воры: «Чего вы, идиоты, ищете здесь ночью, когда и днем здесь ничего найти невозможно». Кроме того, надо варить петуха.

– Петуха! – вскричал я, вскакивая и протирая глаза. – Чрезвычайно странный сон! А кто прирезал серого петуха?

Доктор сказал, что, к великому его сожалению, он не поинтересовался узнать, какого цвета был петух и кто его прирезал, ибо петуха на рынке он купил и ощипанного и прирезанного.

1936

Т. Иванова. Фантазия – животворящая сила

Двадцатый век – время глобальных исторических перемен, на первом месте среди которых стоит Великая Октябрьская революция, повлекшая за собой социальные изменения мирового масштаба. Мир изменился и продолжает меняться. Это не может не отражаться на литературном процессе. Книга стала необходимее, чем когда-либо. Она – одно из мощнейших орудий – способна как защищать, так и разить наповал.

Всеволод Иванов, размышляя о литературе, записывает:

«Если думать, что сейчас все счастливы, то это ложь. Но, несомненно, что каждому хоть раз выпадает счастье. Умирать редко кому приятно. А так как войны, – при крупных идеалах, – неизбежны, то это счастье доступно многим. Я не говорю буквально о смерти, а о страданиях, которые, пожалуй, будут потяжелее смерти. Но эти страдания – после того, как они кончились, – кажутся человеку счастьем»[2].

Любое искусство – будь то театр, живопись или литература – не может не быть условным. Это всего отчетливее прослеживается в книге. Бытует мнение, что писатель должен испытать те же страсти, которые испытывают его герои, увидеть воочию изображаемых им людей и природу. Это и так и не совсем так. До какой-то степени это правда, то есть стало правдой, когда вышел на первое место в искусстве реализм, пытающийся возможно точнее изобразить словами, кистью, резцом и человека и все то, что его окружает. Такое изображение стало возможным лишь после того, как жизнь человечества несколько унифицировалась и стала всесторонне изучаться.

Когда еще не было достаточно четких научных объяснений многим явлениям природы и тем процессам, что происходят в организме человека (впрочем, и до сих пор не до конца изученным), люди начали создавать мифы. Мифы повествовали о богах, героях, демонах и других существах, отражавших фантастические представления тогдашнего общества об окружающей его природной и социальной среде, а также о человеке как таковом.

Вот определение мифов, данное Всеволодом Ивановым: «Миф – концентрация особых чувств, качеств. Выполнение дотоле невыполнимого. Агасфер – миф о бесконечном продолжении жизни. Фауст – о бесконечном познании, Дон Жуан – о бесконечном наслаждении любовью, Тантал – о бесконечном пищевом наслаждении, Сизиф – о бесконечном труде…»

Но, переосмысливая мифы в своем творчестве, Всеволод Иванов придает им иное значение. Он видит в их основе необходимость борьбы с «обидами, наносимыми людям, человечеству». Он верит, что, «когда об этом научатся убедительно говорить, – мир будет изменен окончательно». Так, бесконечный труд Сизифа обращен Вс. Ивановым в труд, облагораживающий душу того, кого боги этим бессмысленным, по их мнению, трудом наказали.

А Агасфер, наказанный бессмертием, оставаясь столь же безнравственным, как и до наказания, не избавляется от страха смерти, хотя и тяготится вечной жизнью. Всякий раз, ощущая признаки одряхления, он стремится перевоплотиться в полного жизненных сил молодого человека, обрекая того на смерть, а сам продолжает свою, пусть и опостылевшую, жизнь. Но в случае с Ильей Ильичом Агасфер терпит поражение.

Действие рассказа «Агасфер» разворачивается во вполне реальной обстановке. Место действия – Москва периода Великой Отечественной войны. Все поступки героя рассказа – Ильи Ильича – логически осмыслены: он пишет сценарий, преисполнен

творческими замыслами. Агасфер – это и плод его собственной фантазии и таинственно перевоплощенный мифологический персонаж. Наш современник, по Вс. Иванову, не может не одержать победы над Агасфером, на совести которого многие злодеяния. Порукой тому – «меч свободы на нашей земле» и патриотизм, унаследованный от свободолюбивых наших предков.

За какой бы вид литературы – будь то роман или публицистические статьи – ни брался Вс. Иванов, он создавал множество вариантов. Так, к фантастическому циклу написано несколько предисловий, одно из которых, опирающееся на реальный факт увиденное им в одной из коктебельских бухт неведомое чудище, – вылилось в самостоятельный рассказ, помещенный в самом начале нашего сборника.

В набросках к другому предисловию Всеволод Иванов пишет: «Первая тема историческая – индивидуализм и вытекающая из него внутренняя, а значит, и внешняя свобода, полное выявлений как умственного, так и чувственного „я“. Привычна легенда об эллинизме как о свободе, но ведь на самом деле эллинизм был узко догматичен, и наряду с Платоном существовали тысячи ретроградов, регулировавших жизнь, о которой мы имеем теперь ложное представление.

Вторая тема – завоевание свободы. Человек освободился настолько, насколько это ему по силам. Чувственная и умственная свобода. К чему она ведет? К счастью? А что такое счастье – если при индивидуалистической свободе все равно человек чувствует себя закованным?

Отказ от свободы, хотя формально человек называет себя свободным.

Новая догма. „Ни на сантиметр от закона“. Государственная, семейная, художественная догма: ясность отношений, узость жизни, даже в пище унифицированной <…>.

Третья тема – современная, – рассказы о счастье, достигнутом благодаря догме. Химера? А почему? Конечно, с точки зрения индивидуализма – химера. Но ведь люди действительно счастливы, выполнив должное».

Здесь под догмой и догматизмом Всеволод Иванов, по-видимому, разумеет не отрицательное их словопонимание. Он рассматривает догму как противовес эгоистическому индивидуализму. Догма в понимании Вс. Иванова означает неукоснительную приверженность обдуманно принятой философской концепции, неразрывно связывающей человека с ему подобными. Такое толкование определенного понятия, как и многое другое в творчестве Всеволода Иванова, нельзя не признать парадоксальным. Очевидно, его надо понимать так: догма догме рознь. Ведь понятие догматизма в общепринятом значении Всеволод Иванов ненавидел и дал ему резко сатирическое истолкование в образе законника Джелладина в «Эдесской святыне». Однако он осуждает и индивидуализм, отождествляя его с эгоистическим себялюбием. Так, в набросках к рассказу «Медная лампа» он пишет: «Лампа Аладдина (то есть те возможности, которые предоставляет лампа) – это и есть сущность индивидуализма. Когда я посмотрел на его проявления, то отнесся к нему с презрением. Он не дает счастья. Догматизм – пусть и узкий – приносит большее удовлетворение, чем все сочетания индивидуализма. И вот наконец мне, измученному индивидуализмом, опять попадает волшебная лампа. И я разбиваю ее. Она медная, но я с наслаждением ее расплющил, – хотя и плакал, делая это, и жалел, совершив. Но так для меня было лучше.

Характеру людей нашего времени более близко такое состояние, когда даже средний человек, попав в необыкновенное положение, будет чувствовать себя хорошо и совершенно нормально, найдя явленному ему „чуду“, пусть даже и неправильное, но материалистическое объяснение. Жизнь современных людей, преодоленные ими войны, показывают: наши герои способны выносить такое, что и не снилось прежним беллетристам».

Всеволод Иванов убежден, что «оптимизм, вероятно, столь же необходим человеку, как воздух». Он полагает, что без оптимизма фантазия так же вредна, как реализм без налета романтизма: «на моей обязанности поэта (писателя) лежит показать рабочий класс с самой лучшей, назовем это романтической, стороны… Человек родится для того, чтобы быть великим. Это – его жизненная задача. Другой нет. Он должен быть великаном в любви, в труде, в наслаждении природой, в поэзии, наконец! […] Кто не думает о будущем, тот презирает настоящее. А презирающий настоящее сам достоин презрения. Настоящее, вот эту трепетную, легкую жизнь надо любить. Да, легкую! Не потому, что ее легко нести, а потому, что ее легко порвать. Поэты своей животворящей фантазией могут и должны ее украсить и помочь сберечь […) В течение скоропреходящей жизни человек очень многое способен совершить, и все-таки жизнь очень хрупка, будучи в то же время и мощной. Ленин или, скажем, Петр Великий в течение одной своей жизни перестроили целую страну, – вот что такое жизнь!».