Но, опровергая слухи, Нефертити разрешилась от бремени еще одной девочкой, шестой по счету, и те придворные, которые заносились в своих фантазиях слишком далеко, лишились немалой доли золота. Фараон был трогательно счастлив, как и после рождения Мериатон, и назвал ребенка Сотпе-эн-Ра – Избранная Ра. Слухи быстро утихли, но Тейе, пристально наблюдая за фараоном, была уверена, что они сделали свое дело. Она не знала, что произошло между царственной парой в уединении опочивальни Эхнатона, но Нефертити не один раз появлялась на людях с красными, опухшими глазами, тогда как ее супруг стоял отдельно от нее, обнимая хрупкую, уродливо раздувшуюся Мекетатон.
Азиру еще оставался при дворе, тихо проживая в посольских покоях дворца и настороженно следя за мельчайшими сдвигами равновесия власти. Миссия Хеттского царства вернулась в Богаз-Кёй ни с чем: фараон не предпринял ни одной попытки договориться с Суппилулиумасом – царевичем, который сделался теперь таким же могущественным, как сам фараон. Тейе едва не поддалась искушению отправить ему письмо с предостережениями, но решила, что, если она, в конечном счете, не сумеет добиться своего при дворе, такой ход послужит только дальнейшему разрушению давно пошатнувшегося престижа Египта среди азиатов.
Новый год начался с недели хвалебных песнопений Атону. Песни, написанные Эхнатоном, постоянно распевались по всему городу, а царская семья четырежды в день отправляла ритуалы в храме. Фараон постился и молился. Тейе, часами выстаивая в святилище, беззащитная, как и все, перед немилосердным, слепящим жаром солнца, думала о Ра в облике сфинкса, вечно бодрствующего и настороженного бога, чья доброта могла в любое время обернуться кровавой мстительностью. Тебе следует остерегаться, сын мой, – думала она, когда смотрела, как он поднимает лицо к солнцу, закрывая глаза. – Ра – Зримый Диск – действительно бог добра и красоты, но теперь, в такой день, как сегодня, разве можешь ты не замечать, что он может явиться в облике разрушителя? Я знаю, что солнце, как и Хатхор, в своих иных воплощениях способно убивать. Было бы мудро не навлекать на себя его ревность, возвеличивая одну его ипостась как Атона за счет других его воплощений.
В конце первого месяца нового года, месяца тота, Мекетатон уложили на ложе. Ранним душным утром Хайя разбудил Тейе, зажег лампу и принес холодной воды, пока она пыталась проснуться.
– Фараон прислал сообщение императрице, он приглашает тебя на роды, если пожелаешь, – объяснял он, пока Пиха промокала прохладной салфеткой ее лицо и причесывала гребнем волосы. – Они с царицей уже там.
– Далеко до рассвета? – Тейе стояла, пока Пиха надевала на нее тонкий халат, потом села, давая ей надеть на свои ноги сандалии.
– Не больше двух часов.
– Где Тадухеппа? Она с царевной?
– Нет. Фараон не пустит ее туда. Он позволяет присутствовать только особам истинно царской крови и независимым свидетелям родов.
Тейе поджала губы.
– А кто же тогда митаннийская царевна, как не особа истинно царской крови? Прикажи привести ее из гарема, Хайя. Я желаю, чтобы ей позволили присутствовать. Если мой эскорт здесь, я готова идти.
Ее проводили не в гарем, в покои Мекетатон, а через калитку на территорию дворца. Стояла густая и душная тьма. Тейе обрадовалась бы дыханию даже самого горячего ветра, но деревья стояли недвижно, сгустки черноты на фоне чернильно-синего неба, на котором виднелись несколько бледных звезд. Плиты под ногами были теплыми, трава ломкой. Во дворце, куда воздух поступал из ветроловушек, было хоть немного свежее, а высокие потолки создавали иллюзию прохлады. В сопровождении эскорта Тейе дошла до самых покоев фараона. Дверь в опочивальню была приоткрыта, и легкий дым благовоний струился в коридор. Тейе отпустила стражу и вошла.
Мекетатон лежала, обложенная подушками, рядом с ней на ложе Тейе увидела доску для игры в сенет. С одной стороны у ложа сидел Эхнатон, на нем были только гофрированная юбка и белый шарф. Нефертити сидела рядом в кресле, держа в одной руке игральный конус. Тут же, у ночного столика, суетилась повитуха. Тейе поклонилась и подошла ближе. Девочка подняла к ней бледное, испуганное личико и попыталась улыбнуться, но в ее миндалевидных глазах читались смятение и страх. Тейе взяла холодную руку внучки и поцеловала ее.
– Я смотрю, ты приятно проводишь время, – сказала она, быстро взглянув на открытый жертвенник Атона, из которого над ложем струился удушающий дым. – Если ты выиграешь в сенет у матушки, я подарю тебе пару золотых сережек. Как тебе нравится мое предложение?
Окно было плотно занавешено, и в комнате было очень душно. Тейе поискала глазами амулеты, но не увидела их. Было бы лучше, – подумала она, – отвлечь девочку игрой в собаку и шакала. Сенет – магическая игра, зловещая своими предзнаменованиями, магическими формулами и проклятиями. Надеюсь, у Нефертити хватит здравого смысла позволить Мекетатон выиграть. Она поклонилась фараону.
– Сын мой, я желаю поговорить с тобой наедине. Выйдем за дверь.
Эхнатон согласно кивнул, широко улыбнулся дочери и направился в коридор, Тейе последовала за ним.
– Это великий день, – сказал он. – Ты согласна?
– Эхнатон, почему вокруг ложа нет амулетов, нет жрецов, чтобы читали заклинания? И ты полагаешь, это правильно – воскурять перед царевной столько фимиама, когда ей и без того трудно дышать?
– Ты говоришь, что читаешь учение, а сама задаешь такие глупые вопросы! – Он снисходительно погладил ее по голове. – Атон дарит свое благословение просто так, его не нужно приманивать заклинаниями или песнопениями жрецов. Между богом и людьми – только я. Все молитвы воздаются мне, а я передаю их богу. Мекетатон понимает это.
– Тогда хотя бы подними занавеси на окнах.
Он слегка пожал плечами.
– Хорошо.
– И я послала за Тадухеппой. Умоляю тебя, божественный, позволь ей прийти. Царевна любит ее и доверяет ей, ее присутствие подбодрит девочку.
– Но моя малышка Киа так мягкосердечна, – возразил он. – Она станет плакать.
– Я так не думаю, и даже если станет, Мекетатон будет приятно просто увидеть ее. Пожалуйста, Эхнатон.
– Ну, хорошо. Пусть Апи внесет ее в список свидетелей.
Внезапно раздался крик, и Тейе, взглянув в дверь, увидела, как доска для сенета свалилась на пол, а Нефертити схватила взметнувшиеся руки Мекетатон, удерживая их.
– Роды будут долгими и трудными, – сказала она, на мгновение рассердившись на Эхнатона, который безмятежно смотрел, как мечется его дочь. – Сейчас я вернусь к себе, но пришли за мной, если она будет меня звать, и постоянно сообщайте, как идут дела. А вот и Тадухеппа.