позволит нам ликвидировать Землю. Увести его!
Солдаты знаками показали Удалову, чтобы он двигался к выходу, и Удалов не стал сопротивляться. Он так устал, что мечтал только об одном — немного поспать. А там видно будет.
И он спокойно пошел к выходу.
На улице так же светило солнце, плыли кучевые облака, по соседней улице шла очередная демонстрация за увеличение потребления нектара, и никому не было дела до одинокого человека, который попал в переплет и вполне мог сгореть на костре подобно Жанне дʼАрк, Джордано Бруно и Тарасу Бульбе.
Перейдя площадь, Удалов оказался перед входом в тюрьму. Предупрежденный о его приходе, тюремщик открыл двери, а сам опасливо отошел, и это было понятно, так как на планете Кэ не было смысла держать преступников в тюрьме, когда их можно было использовать и перевоспитывать более надежным образом.
Скрипели ржавые двери, пыль поднималась с лестничных ступенек, и путешествие показалось Удалову бесконечным.
Наконец он добрался до нижнего этажа подвалов. Железная дверь с глазком отворилась перед ним, и Удалов оказался в холодном каменном мешке, освещенном голой лампой под потолком. Здесь стоял табурет, на полу валялась куча гнилой соломы да в углу виднелась черная дыра в полу — простейшее туалетное устройство.
— Ну что ж, — сказал Удалов сам себе, — еще не вечер.
Глазок в двери приоткрылся, и женский голос произнес:
— Нет, вечер.
Удалов узнал голос прекрасной Тулии и крикнул в ответ:
— Я требую справедливого суда!
— Суд уже состоялся, — заявила Тулия. — Ты приговорен к сожжению на костре за убийство Президента этой планеты.
— Постойте! — возмутился Удалов. — Но ведь суда не было, и я ни в чем не признавался! И Президента я не трогал. Вы его сами лепестками уморили.
— Неважно! — ответила Тулия из-за двери. — Копия приговора после вынесения наказания будет послана на СОС и на Землю, чтобы все морально осудили убийцу.
Четкие шаги Тулии удалились, и наступила тишина, которую нарушали лишь капли, падавшие с потолка каменного мешка. Удалов вытащил из кармана коробочку со скорпиончиком. Скорпиончик посмотрел на Удалова с осуждением, видно, никогда еще не попадал в такую ситуацию. Потом мелко задрожал хвостом и начал согревать промозглый воздух. Запахло флоксами, и Удалов немного приободрился.
Согревшись, Удалов свернулся калачиком на соломе и задремал, во сне увидел родной город, жену Ксению в процессе приготовления блинов, сына Максимку, бегающего по зеленой лужайке перед церковью Параскевы Пятницы с сачком для ловли бабочек в руке, а также школьного друга Колю Белосельского, который уверенно говорил: «Не падай духом, Корнелий! Мы не оставим тебя в беде! Мы не поверим клевете, которые распространяют о тебе злые силы реакции! Вся Земля, затаив дыхание, следит за твоей неравной борьбой за справедливость и национальное освобождение трудолюбивых обитателей планеты Кэ от жестоких угнетателей. Мы с тобой, Корнелий!» Застучали барабаны, и Корнелий проснулся.
Оказалось, что кто-то негромко стучит в стену. Но не равномерно, а прерывисто, словно это азбука Морзе, которую Удалов, к сожалению, не знал.
Удалов протянул руку к стене и, отогнав мокрицу, постучал в ответ.
— Не падай духом! — услышал он незнакомый голос.
Удалов поднял голову и увидел, что в дыре под потолком камеры появилась человеческая голова. Голова подмигнула Удалову и повторила:
— Главное, не падать духом.
— Это вы стучали? — спросил Удалов.
— Я. — Человек оглушительно чихнул и сказал: — Извините, у меня насморк.
— Что вы здесь делаете?
— Я не делаю, я сижу в соседней камере и жду смерти.
— Кстати, я тоже, — сказал Удалов. — Удивительное совладение. Вы тоже кого-нибудь убили?
— Нет, — ответил человек. — Я самоубийца. Разрешите, я к вам слезу, а то мне очень неудобно разговаривать на весу.
— Разумеется, — согласился Удалов. — Я буду рад.
— Тогда подойдите поближе и подставьте мне спину. Вы же не хотите, чтобы я сломал ноги?
— Ни в коем случае, — сказал Удалов и подошел к стене.
Человек протиснулся в дыру, тяжело спрыгнул на спину Удалова, съехал по ней на пол и оказался коренастым карликом с пышной смоляной шевелюрой.
— Спасибо, — поблагодарил карлик, запахиваясь в парчовый халат и усаживаясь на единственную табуретку. — Мне очень приятно с вами познакомиться, Корнелий Иванович, потому что я, до определенной степени, виновник всех ваших несчастий.
— А я думал, кто же во всем виноват? — сказал Удалов. — Зачем же вы так?
— Исключительно из-за тщеславия и любви к роскоши. У вас закурить не найдется?
— Не курю.
— Знаю. Это я так, для того, чтобы переменить неприятную для меня тему. Я ненавижу доставлять людям неприятности, всю жизнь с этим борюсь. И вы представить себе не можете, сколько неприятностей я им доставил. И себе тоже.
— А вы кто будете по специальности?
— Предсказатель.
— Что-то вроде фокусника?
— Хуже, — вздохнул карлик.
Они помолчали. Потом Удалов сказал:
— Вот меня здесь все знают, а представиться забывают.
— Мой псевдоним — Острадам. А имя мое никому не известно.
— Очень приятно. А меня откуда знаете?
— Ничего удивительного. Вы, Корнелий, личность известная и перспективная.
— Если бы я был необыкновенным, — возразил Удалов, — меня не пригласили бы на СОС. В обыкновенности моя сила.
— Тоже правильно. Но вы же самый обыкновенный из всех обыкновенных. Это уже уникальность. У вас закурить не найдется?
— Я не курю.
— Знаю. Простите. Измучился без курева. Третью неделю держат меня здесь на одном цветочном нектаре. Скорей бы уж казнили.
Карлик расчихался, и прошло минуты две, прежде чем он смог продолжить разговор.
— Погодите. — Удалова посетило страшное подозрение. — А как же вы?
— Чего?
— Как же вас казнить, если в вас сидит уважаемый паразит?
— Нет во мне паразита, — ответил карлик.
— Наверное, это провокация, — сказал Удалов. — Здесь во всех паразиты. Даже во мне был, только я его укокошил.
— Знаю. Вся планета знает. Хотя твоей заслуги, Корнелий, в этом не было. Случайность, скажем, отсталость Земли. Во всей Вселенной вирусы и прочие микроорганизмы побеждены, а на Земле еще существуют.
— А вы подумайте, — возразил Удалов, — кому в результате лучше? У меня иммунитет такой, что даже Верховного микроба победил. А вы все сдаетесь на милость паразитов.
— Я не сдаюсь, — ответил Острадам.