Читать интересную книгу Сборник Рассказов - Стивен Кинг

Он спустился с ней по узкой лестнице, баюкая над животом, и сел на кровать, где так много раз сидел рядом с ним Джек. Он поднял крышку и глубоко вдохнул, пахло шоколадом, ванилью, корицей и маслом. Хорошие запахи. Свежие запахи. Те, что он помнил и о которых мечтал в разгар французского лета и холодной немецкой зимы. Запах свежевыпеченного печенья, который всегда наполнял маленький домик матери, когда она танцевала под граммофон и разливала им заварной крем в маленькие зеленые стаканчики.

Моя мать, добрая волшебница, подумал Ретт, и эта хреновина свела ее с ума. Так и мои воспоминания о войне сведут меня с ума, если я им позволю. Там всегда был Красный Генри, черный Адольф? Что там происходит? Почему это происходит?

Гнев, который плавал в нем с тех пор, как он увидел Бухенвальд — его волшебный туман — застил ему глаза, и он перевернул банку, пролив поток печенья, который стек с кровати и превратился в гору на полу. Наконец, как раз тогда, когда он начал думать, что печенья будут продолжать литься, пока он не утонет под имбирным или арахисовым, поток остановился. Он поднял банку и, наклонив её к потолку, как телескоп, заглянул внутрь.

— И что ты увидел? — спросил Дейл. — Просто дно?

— Нет, — сказал Ретт. — Не дно.

Однажды, в конце 1944 года, во время затишья в боевых действиях между Днем Благодарения и Рождеством, Объединение зрелищных организаций для военнослужащих привезло кинопроектор и груду коробок с кинопленкой. Также они привезли попкорн и бутылки с содовой, и солдаты просмотрели, словно загипнотизированные, сдвоенный киносеанс, проецируемый на простыню. Сначала показали цветной мультфильм («Эээ… в чем дело, Док?»), потом путешествия то ли по Бали то ли по Мали или каком — то из похожих мест, а затем пошел сдвоенный сеанс из Мальтийского Сокола и Янки Дудл Денди. Но что Ретт вспомнил, когда всматривался в поднимающуюся гору печенья, была звуковая кинохроника, которую показали между мультфильмом и путешествиями. Там был репортаж о новом научном чуде Военно-Воздушных Сил, которое называлось бомбовый прицел Нордена. То, что он увидел сквозь дно банки для печенья, в точности им и было, только без перекрестия.

Он был дезориентирован, потому что смотрел вниз, хоть банка в его руках была наклонена вверх. То, что он увидел, было искажено по краям, хотя изображение в центре было невероятно четким. Он увидел ряд почерневших, искореженных деревьев в Дальнем лесу, который сожгли разбойники Черного Джона. Он мог видеть только верхнюю часть Смотрового Холма, потому что остальная его часть была закрыта дрейфующими белыми облаками волшебного тумана, и он знал, что все под этим туманом, каждое животное, каждый человек — мертвы. Когда он немного передвинул банку с печеньем («не больше, чем на два дюйма влево,» — сказал Дэйл), изображение затуманилось и поплыло, и он почувствовал тошноту. Когда он еще раз взглянул в банку, то увидел Дорогу Регента, которая изгибалась, как змея на своем пути между Черным и Красными Замками, также, как на карте, нарисованной матерью на стене все те годы назад, до того, как мир сошел с ума во второй раз за одно столетие.

— Я увидел лошадь, везущую крытую повозку, — сказал Дейл. — Повозку торговца. Это было ясно, как день. Она вся была увешана амулетами, чтобы отогнать злых духов, но они не помогли, так как неожиданно появились две белых создания, вырвавшись из золы сгоревших деревьев, и напали на него.

— Гоббиты, — Дейл едва дышал.

— Да. Гоббиты. Они были большими, как лесные волки, но голые и без головы. Их форма менялась, словно они были сделаны из желе, а не из плоти. Я видел, как человек на козлах бросил поводья и закрыл лицо руками. Как будто он хотел умереть, не увидев тех ужасных существ, которые собирались убить его. Силы покинули мои руки, и я уронил банку.

— Она разбилась? Это произошло, не так ли?

— Нет. Я думаю, это произошло бы, если бы она приземлился на пол, но вместо этого, она приземлилась на печенье. На всю эту гору печенья. В спальне все провоняло ими.

Игра в бинго закончилась, и жители дома престарелых «Хорошая жизнь на пенсии» проделывали свой неторопливый путь мимо открытой двери Ретта к следующей станции, под названием обед — лапша в каком-то соусе, скорее всего. Пора было закругляться, но он не жалел, что рассказал мальчику о банке с печеньем своей матери. В лучшем случае, Дейл увидит в этом своего рода байку. В худшем случае, подумает, что старый прадедушка тронулся умом. И что в этом плохого? Бухенвальд и Дахау повредили его разум, и он уже никогда не стал таким, как прежде. В мелочах он стал только лучше — работал волонтером в городской благотворительной столовой, помогал детям из бедных кварталов, у него был выбор — сломаться, или кое-что исправить. И он все еще думал, что это могло иметь значение, даже два спасенных бродяги могли иметь значение. Мир может быть, и был ужасным, но, по крайней мере, он никогда более не вступал в бесконечно воюющие армии Черного Генри и Красного Джона. Армии дяди Сэма с него было достаточно. Когда он покинул её, то покинул навсегда.

— К концу войны, мой отец — твой прапрадед — страдала от артрита бедер, коленей и лодыжек. Он медленно и болезненно поднимался каждый вечер по лестнице, чтобы лечь спать. Было больно смотреть на него. К тому же, еще это было и опасно, потому, что его вестибулярный аппарат был ненадежным. В итоге я позвонил моему старшему брату по телефону, и мы вдвоем переоборудовали кабинет отца на первом этаже в спальню. И второй этаж полностью был в моем распоряжении, учитывая гору печенья, в моей комнате, это было хорошо. Я избавлялся от них через три ночи. На вторую ночь отец спросил меня, что это ванильный запах, там наверху.

— И что ты ответил?

Ретт улыбнулся.

— Что я ничего не чувствую, конечно. Он сказал, что это напомнило ему о маме. «Она испекла их столько, что даже духи у неё были ванильными,» — сказал он.

Дэйла это не сильно заинтересовало.

— Как ты избавился от них, Ретт? Как ты избавился от всех этих печений?

— Сгреб их в оцинкованные мусорные баки, которые купил в хозяйственном магазине. Сделал это, когда папа спал. Я чувствовал себя, как проклятый вор. Я сложил их в баки, и на третью ночь взял пикап, на котором работал и выехал вниз к реке. Я хотел выбросить их, но в итоге не смог этого сделать.

— Что тебя остановило?

Память о тех Ходячих скелетах, подумал Ретт. Тех, которые уставились на нас через колючую проволоку и дрейфующем тумане вокруг них. Памятуяоб этих голодных существах, я просто не смог вывалитьсодержимое четырех стальных баков в воду.

— Я знал, что есть бедняки, которые приходят на реку рыбачить. Тогда вода была еще достаточно чистой, чтобы съесть то, что поймал. И бомжей тоже не было. Они жили в кемпинге, который мы называли Хувервилль, хотя я рад сказать, что он исчез к 1950 или около того.

Как раз во время следующей войны, — подумал он. Северная Корея и Южная Корея, Черный Джон и Красный Генри.

— Я был уверен, что эти люди будут там… — он замолчал.

— Ретт? Ты в порядке?

— Да. Просто провал в памяти. Я собирался сказать, что я уверен, что у тех бедолаг был праздник печенья.

— В девяносто, я думаю, ты имеешь право на все эти провалы в памяти, — сказал Дейл, и Ретт рассмеялся. Хороший парень, крепко стоящий на ногах. Задаст ли он самый очевидный вопрос? Ретт был уверен, что по ходу матча так и будет. И Дэйл его задал.

9

Да, он думал о том, чтобы подальше забросить синюю керамическую банку, но в итоге не смог заставить себя сделать это. Перетаскивать печенье на берег реки в оцинкованных мусорных баках это было одно, выбросить же чудо, которое принадлежало его матери, совсем другое.

Иногда — часто — он задавался вопросом, как банка с печеньем появилась у его матери. Когда он спросил об этом у отца, Джордж Олдерсон только покачал головой. «Эта старая синяя керамическая банка? Понятия не имею. Она участвовала во всех этих церковных распродажах, считала, что это лучшее развлечение в мире, и иногда она приносила домой вещи. Банка из-под печенья, пожалуй, была одной из них». Он раскурил трубку и выпустил ароматное облако «Черри Бленд». «Это было тогда, когда ее мозги были на месте. Еще до этой бредовой карты.»

Неделю или около после того, как он разделался с горой печенья, Ретт вернул синюю керамическую банку, на чердак. Перед отъездом он открыл крышку в последний раз. Банка была полной до краев, до него донеслись манящие запахи ванили и шоколада. Печенья были такими же свежими, как всегда, сладости маскировали окно в темноте, бурлящий мир, который всегда находился в состоянии войны. Он подумал, если бы он носил те часы Булов, то положил бы их внутрь банки, при этом секундная стрелка остановилась. Она могла остановиться, даже если он приложил бы часыксиней керамической поверхности банки. Но часы пришлось вернуть Питу.