Читать интересную книгу Сказки Долгой Земли - Антон Орлов

– Читай, – проворчал он неприязненно, так и не дождавшись, чтобы она что-нибудь сказала. – Да не бе-бе, ме-ме, а с выражением!

На конверте рисунок: знакомая эмблема с факелом.

«Господин Нутвер!

Желаем Вам несокрушимого здоровья и долголетия! Вы наша гордость, мы на Вас равняемся!

Старшие ученики военно-спортивной школы „Пламенный Легион“.»

Те самые субчики, которых Лерка нажила во враги.

Еще один такой же конверт.

«Господин Нутвер!

Поздравляем Вас! Мы хотим быть как Вы, такими же героями, и воевать за Добро против темных сил! Мы будем брать с Вас пример, и когда вырастем, тоже будем убивать кесу, будем отрезать им языки, вырывать глаза, отрубать руки и ноги, выдирать клыки, сажать их на кол и давить гусеницами боевых машин, потому что они плохие, как это делали Вы во время Темной Весны! Приходите к нам в школу, мы покажем Вам, какие мы сильные и смелые, чему научились!

Младшие ученики военно-спортивной школы „Пламенный Легион“.»

– Были такие дела, – благосклонно пробормотал Нутвер. – Какие хорошие детишки, как хорошо написали… Давай дальше.

«Брр, гадость какая, да он же маньяк! И школы у них тут ничего себе… Если то называется борьбой добра против темных сил, тогда или я чего-то не схватываю, или сами они еще как темнят…»

Уткнувшись глазами в корреспонденцию – лишь бы этот стареющий изувер не заметил, какие чувства ее охватили, – Лерка взяла с подноса следующее письмо. На конверте пунцовое сердечко, в углу надпись мелкими буковками: «Внимание! Чары стандартные „лепестки“, срабатывают по истечении минуты. Необратимо».

Такие почтовые принадлежности для любовных посланий продавались в отделе канцтоваров «Изобилия-Никес». Дорогущее удовольствие, зато шантажистам нечего ловить.

Показала адресату:

– Это вскрывать или сами?

Тот махнул рукой с неожиданным благодушием:

– Давай, читай.

«Дорогой Дерек!

Прошло столько лет, но я тебя не забыла. Когда вспоминаю позапрошлое лето, мое сердце чирикает, как птичка. А у тебя оно тоже чирикает?

Целую-целую и помню.

Когда-то твоя Нинелла Н.».

– Да, былое… – мечтательно произнес Нутвер. – Жизнь идет, годы текут… Н-да…

Лерка вздрогнула от неожиданности, когда листок у нее в руках рассыпался на мелкие голубовато-белые лепестки. Шмыгнувший в окно ветерок подхватил их и разметал по комнате. Вот, значит, как оно срабатывает.

– Тут еще одно такое же.

– Читай.

Одна-единственная фраза, выведенная посередине аккуратным почерком:

«Наилучшие пожелания от Иссингри».

– Все, что ли? – недоуменно нахмурился адресат, ожидавший новой порции сердечных излияний.

– Больше она ничего не написала.

– Знать не знаю, кто такая, – он недовольно пожевал губами. – Иссингри, надо же… Некрасивое имя. Нет такого имени.

– Фамилия, наверное, – подсказала Лерка.

Это послание тоже разлетелось лепестками, порыв игривого ветерка закрутил их вихрем, вымел в коридор.

«Господин Нутвер, Клуб любителей собачьих боев свидетельствует Вам свое почтение.

Член правления Клуба Гаштон Сойну».

Вовремя успела отвернуться к подносу на журнальном столике, чтобы скрыть зевок. Встала чуть свет, весь день беготня – ничего удивительного, что клонит в сон.

В последнем письме ненавязчиво просили денег.

«Господин Нутвер!

Если Вы помните Тадеуша Бортуха, Вашего верного боевого товарища, я его сын, Карел Бортух. Поздравляю Вас с праздником, искренне Вами восхищаюсь. Не могли бы Вы, в память об отце, оказать моей семье финансовую помощь в разумных пределах, для выплаты кредитов? Я к Вам приходил, но не застал Вас дома, и по телефону связь все время обрывается. Попросил знакомого передать Вам это письмо на приеме в Эоловых Чертогах. Надеюсь, Вы не откажете в участии и поддержке.

С глубоким почтением, Карел Бортух».

– Вертопрах и шалопай, – Нутвер зевнул во весь рот, показав плохо вычищенные желтоватые зубы. – Ох, разморило негаданно… Сосну я четверть часа. Разбуди, когда объявят волшебство.

После того как он откинулся на спинку дивана, смежил веки и начал со свистом посапывать, Лерка примостилась на стуле возле подоконника, опустила голову на сложенные руки. Всего пять минут… Она просто посидит, расслабившись, а то сил никаких нет…

Что, уже?!

Все-таки задремала. И надо же, чтобы ее так подло и неумолимо вырубило! За окном темень, круглая изжелта-серебряная луна. Люстра потускнела, в коридоре лампы и вовсе погасли. Ни дуновения, как будто сквозняки тоже уснули. Праздничного гомона больше не слышно, зато издали доносится пение – заунывное и чарующее, мучительно сладкое, сулящее непонятную опасность, аж мурашки по коже. Поразительно красивые женские голоса, но слов не разобрать.

Позади потерянно выругались. Значительная персона изволила проснуться, сейчас задаст жару.

Лерка встала молча, словно язык проглотила, уж очень не хотелось извиняться перед ним за что бы то ни было, даже за то, что бессовестным образом проспала.

Нутвер спросонья выглядел обескураженным и едва ли не перепуганным.

– Кто вы такая? – слова прозвучали хрипло и отрывисто, как лай. – И где эта стриженая коза из магазина, которую мне дали?

«Ах ты, скот…»

Она невольно стиснула кулаки, да так и оцепенела, наткнувшись взглядом на свое отражение в зеркале.

Там не было Лерки Вишняковой. Из деревянной рамы смотрела девушка с фантастически тонкой талией, в пышном кружевном платье длиной до щиколоток, полосатых чулочках и туфельках с золотыми пряжками, усыпанными мелкими сверкающими самоцветами. На голове бриллиантовая диадема вроде небольшой короны. Ниспадающие до пояса черные локоны отливают глянцем. Матово-белая кожа, по-анимэшному огромные глаза, ресницы такие длинные, что кажутся ненастоящими. Эстелла. Она же хотела превратиться в Эстеллу – вот и превратилась…

Все в порядке. Лерка поняла, что происходит: «Колдовская феерия» уже началась, и сейчас самые знаменитые маги Долгой Земли демонстрируют свое мастерство, развлекая публику иллюзиями. Не думала, что это будет настолько здорово! Наконец-то действительность этого отсталого измерения превзошла ее ожидания, а не наоборот. Вот интересно, они с Нутвером видят разные наваждения или одно и то же? Судя по тому, как он на нее вытаращился, второй вариант вернее.

– Меня зовут Эстелла, и я не вижу ни одной причины, чтобы и дальше находиться в вашем обществе.

Застрявшая в памяти фраза из какого-то исторического фильма пришлась как нельзя кстати. Нутвер не смог вымолвить ни слова, только по-рыбьи открыл и закрыл рот. Казалось, он того и гляди запаникует вразнос. Ущипнул себя за руку, потом за шею – так, что осталось красное пятно. Пощупал диван, стенку, подоконник, словно проверяя их материальность. Может, у него фобия на магические иллюзии? Зачем тогда притащился на этот праздник?

Он тоже изменился. Выглядит лет на сорок, а не на шестьдесят, как в реале. К лучшему, что перетрусил до дрожи в руках, а то вдруг бы начал приставать.

– Я посмотрю, что еще тут есть! – громко сообщила Эстелла. Не Нутверу, а расстаравшимся волшебникам, если те ее слышат.

Чувствуя себя Золушкой на балу, обмирая от предвкушения, шагнула в черный зев коридора – показаться в этом виде остальным гостям. Хорошо бы очаровать Берта, чтобы после ломал голову, кто была та прекрасная принцесса… Да, но если Берт тоже преобразился, как она его узнает? Эта мысль заставила ее хихикнуть: ничего, найдем, кого очаровывать!

Ни в коридоре, ни в так называемых кабинетах не было ни души. В потемках все казалось запущенным и ненастоящим, как еле прорисованные декорации компьютерной игры, зато вдали таинственно мерцал закругленный проем. Наверное, все собрались на втором этаже, там чудесное представление в разгаре.

Шаги позади: Нутвер идет следом за ней. Припомнив письмо младших школьников, Эстелла припустила быстрее, а то вдруг садистские наклонности проявляются у него не только по отношению к автохтонам.

Дальше будет лестничная площадка, не споткнуться на ступеньках… Нырнув под арку, она ахнула и остановилась. Нет здесь больше никакого второго этажа! Проем вывел на заснеженную улицу, переливающуюся под луной мириадами зимних алмазов. Старинные дома с лепниной и заиндевелыми горгульями, уютные желтые окошки, на крышах сахарно искрятся пласты снега. И ничуть не холодно, вот замечательно!

Пение стало громче, в нем усилились интонации призыва, сладкой тоски, угрозы, тягостной жутковатой чувственности. Никогда не слышала ничего подобного…