ничего не взяла, так ведь и сюда самой по себе не заявишься. Ал-Физ так и сказал: «Лабиринт открыт лишь временно, пока я нужен для чего-то правителю этой закрытой страны, но всегда может закрыться без объяснения причин».
— Попроси же Гелию объяснить тебе хитрости личной финансовой безопасности.
— Она в последнее время возненавидела меня из-за своего мужа. За то, что я забираю часть его денег, а это ведь, что ни говори, а мимо её рта. К себе в дом, как прежде, не пускает. Я так боялась, что Ласкира спросит: «Что же ты не носишь те драгоценности, подаренные мною»? Но она и здесь не замечает меня, слова мне не сказала. Я ей: «Как вы тут живёте Ласкира? Как ваше здоровье»? А она: «Кто вы, милая девушка? Не помню вас. Кажется, ваша обязанность сопровождать вашего спутника и скрашивать ему ночную скуку, а не вести беседы со старшей матерью госпожи этого дома, которой вы не ровня. Если моя внучка настолько добра, что допускает вас до подобной милости и общается с вами, то мне с вами говорить не о чем». Будто и не знала никогда. Я просто перестала для неё существовать. И чтобы я не говорила ей тогда, сотрясаемая горем от предательства Нэиля, для меня самой он вовсе не перестал существовать. Я знала, что мы с ним соединены во что-то уже нераздельное. Просто он не желал это признать…
— Не смеши! Он и ты — это же несовместимые миры!
— Если ты наблюдательный человек, то замечала, что родственные растения обычно кучкуются рядом, произрастая в обширных лугах и лесах, где количество растительных видов не поддаётся подсчёту. Так и мы вовсе не случайно оказались рядом в этой жизни. Хотя ты росла, вроде бы, и на возвышении, питаемая сочной и прогретой почвой, а я была угнетена более низинным скудным местом произрастания, мы с тобою один вид. И Нэиль был мне родной. Он любил… Но понимаешь, бедность безвылазная с обеих сторон. Как быть?
— Для Нэиля это не имело никакого значения. И теперь ты понимаешь, почему так… — Нэя кивнула в сторону открытых окон. Бескрайние пространства тянулись до лазурной линии океана. — Всё это принадлежало бы Нэилю, если бы он был жив… и много ещё чего…
— И тогда в этой хрустальной башне на месте хозяйки сидела бы я! И не старик был бы моим мужем, а твой прекрасный брат! — с вызовом произнесла Азира. — Только я была бы совсем другая… утончённая госпожа, верная, изысканно одетая жена… как ты примерно. А ты со своим стариком жила бы в другом доме, поскольку у него, думаю, таких домов множество.
— Насмешила. Такого никогда бы не произошло. Даже не случись того, чего уже не исправишь…
— Не произошло, потому что его убили…
— Ты всё это придумала! Как костыль для вывихнутой ноги, ты изобрела для своей души, чтобы не ныла по ночам, выдуманную сказку о любви, обратившись к образу прекрасного актёра, кем был когда-то Нэиль. Какие ещё цветы он тебе добывал, преодолевая опасные водовороты? Куколку тебе обещал? Если бы я знала, что она тебе так нравилась, и ты ради безделушки пошла на близость с тем, кто в тебе не нуждался по-настоящему, я бы подарила её тебе сама на долгую память! Вот уж сказительница! Бабушка права, талантов у тебя много. Он никогда бы не полюбил тебя, даже если и «поимел», раз уж ты сама предложила себя! Выставила свою наготу всем напоказ! А кроме твоей наготы, которая есть и у прочих, что у тебя есть ещё? Злая, грубая, нечистая. Ты не надводный цветок, а насыщенно-токсичный дурман из душных и диких джунглей!
Выражение лица Азиры казалось спокойным и даже скучновато-утомлённым. Она притворилась глухой, предоставив Нэе возможность излить своё возмущение. Гелия была не права, отказывая ей в тончайшем лицедейском даре. Возникло ощущение, что она нечто придерживает у себя за пазухой, чтобы утвердить свою правоту во всепобеждающем завершающем аккорде.
— Я встречала много девушек и женщин, которые были бедны, и никакая бедность не могла принудить их к тому, чем занимаешься ты! — кипела праведным гневом изысканная хозяйка, забывшая о собственном печальном опыте проникновения в чужую спальню к чужому мужу, — Они трудились очень тяжело, но оставались чисты. Да ты и не способна любить! Но ты отлично овладела специфическим опытом глумления над теми, кто твои грязные игры принимает за подлинные чувства!
— Так и чего они стоят в таком случае, эти искатели подлинных чувств, если их так легко обмануть.
— Чем лучше человек, тем он доверчивее, тем легче его обмануть. Особенно такой токсичной чаровнице как ты!
— Я никого не обманываю. Я всего лишь даю то, что от меня и требуют те, кто ищут вовсе не любви, поскольку за любовь, как известно, не принято платить, — она что-то вынула из своей изящной сумочки на поясе и протянула Нэе.
— Тебе решила вернуть, — на вытянутой ладони Азиры лежал мамин браслет змейка. — Мне Нэиль дал, но лишь как залог, знак того, что он выполнит своё обещание и возьмёт меня на острова вместо Гелии. Чтобы я не плакала и не повторила того безумства, когда решила утопиться. А браслет он вернул бы тебе. Если бы свою вещь отдал, то я бы могла подумать, что своё-то можно и забыть, а так… он взял твою память о маме. Гелия не была ему нужна. Он уже не желал её прощать. Он всего лишь хотел устроить ей прощальный ужин в вашем доме, а потом покинуть её навсегда. И отчим того же требовал. Отчим не желал допустить дрянную Гелию на свои острова. Он согласился на то, что близкой девушкой Нэиля стану я. А уж там видно будет, как сложатся наши дальнейшие отношения. Главным его условием было, чтобы я родила Нэилю ребёнка. А Ласкира сказала: «Не будет у неё теперь никаких детей»! Твой теперешний муж очень ругал Ласкиру за то, что она сотворила со мною: «Пошла проторенным уже путём, старая ты и беспутная дура»!
— Кто ж тебе и об этом рассказал?
— Телохранитель твоего Тон-Ата и рассказал. Он слышал, как они ругались в том имении, где у твоего мужа и были лекарственные делянки. Я тому парню нравилась… Зовём Ласкиру? Что скажет она?
Нэя не могла видеть себя в тот момент со стороны. Вид уж точно был жалким. Она схватила браслет молниеносно, словно боясь, что он растает в воздухе, исчезнет, как иллюзорный и потрясающе дорогой образ из сновидения. Азира всё