– Э... Лизетта, я, конечно, понимаю, что девушке твоего темперамента в монастыре живется несладко... но не до такой же степени?!
– Мне просто любопытно, – отозвалась монахиня. – И потом, что до темперамента, не настолько здесь все безнадежно.
Вот эту фразу я хорошо запомнила и при первом же случае, когда мы с Лизеттой остались наедине, попросила девушку объяснить, что именно она имела в виду. Та и не думала отпираться и скрытничать.
– Это не так уж нереально – живя в монастыре, общаться с мужчинами, – пожав плечами, объяснила она. – Редко, конечно. Реже, чем хотелось бы. Но все равно лучше, чем ничего.
– Разве в монастыре есть мужчины?
– Нет. В монастыре – нет. Но есть лазейка, через которую можно выбраться за стены. И сходить на свидание. Те, кому это по-настоящему важно, о ней знают.
Стоит ли уточнять, что разговор принял чрезвычайно важное для меня направление?
– И тебе доводилось ей пользоваться? – уточнила я.
– А то! – фыркнула Лизетта. – Конечно. Часто нельзя, могут засечь – и тогда все. Лазейку заделают – и как не бывало. Но раз в пару недель на часок выбираюсь.
– У тебя что, есть в деревне парень? – не удержалась от вопроса я.
– Ага, – гордо улыбнулась Лизетта. – Что-то вроде того. Я встречаюсь с племянником мельника.
– И его не смущает, что ты монахиня?
Не о том, конечно, следовало сейчас думать, но я не смогла сдержать любопытство.
– Не-а, – покачала головой девушка. – Даже наоборот. Ему нравится. Ну, как тебе сказать... гордость он чувствует, что соблазняет монахиню. Мужчины – они, понимаешь, такие смешные. А я что? Мне не жалко. Лишь бы соблазнял. А один раз он даже друга с собой привел. – Лицо Лизетты приняло совсем уж мечтательное выражение. – Было весело. Хочешь, как-нибудь вместе сходим?
– Спасибо, но все-таки вряд ли, – отклонила щедрое предложение я. – А... сможешь показать, где эта лазейка расположена?
– Показать – не стоит, – наморщив лоб, решила Лизетта. – Лишний раз светить место не хочу, вдруг кто-нибудь заметит? Но рассказать, где оно находится, могу, не перепутаешь.
Ну вот, выход из монастыря был найден. Оставалась самая малость: уведомить своих о времени побега, найти способ вывести из здания Антонию и уйти от погони. И начать следовало с первого. Пользоваться для этого лазейкой, рискуя остаться без пути отхода в будущем, я не стала. Поэтому прибегла к заранее продуманному способу связи.
– Мать Езелия, вы не могли бы помочь мне разобраться с одним отрывком из Священной Рукописи?
Я рассеянно наблюдала за тем, как юная монахиня расспрашивает в коридоре одну из наиболее почтенных обитательниц монастыря, заведовавшую здесь вопросами просвещения. А заодно бросала косые взгляды на большое уродливое пятно, образовавшееся за ночь на потолке. Постепенно формировавшиеся посреди пятна капли звонко падали в подставленную специально для них кадку. Воды в ней уже накопилось порядочно.
– Что именно тебя интересует, Агата?
Мать Езелия, невысокая монахиня лет пятидесяти с бойкой походкой и проницательным взглядом, по-видимому, не считала выбранное сестрой Агатой место удачным для ведения философских бесед. Однако же и отказать в ответе правильным не сочла, тем более что девушка пришла не одна: еще несколько столь же молодых монахинь толпились неподалеку и с интересом ожидали продолжения беседы.
– В Рукописи сказано, что светлая богиня Орна уничтожила всех варваров, живших в прекрасном городе Адоре, а затем поселила в опустевшем городе своих детей. Но ведь... – Агата на миг замолчала, чтобы поосторожнее подобрать слова, – ...священные книги запрещают убийство. А в городе, наверное, жило много людей. И не только взрослые, успевшие согрешить, но и младенцы тоже. И как же быть?
Виновато прикусив губу, она устремила на Езелию вопросительный взгляд. Та вздохнула.
– Вы читали эту историю на уроке у матери Кателлы? – спросила монахиня.
– Да.
– И ты задала ей свой вопрос?
Агата утвердительно кивнула.
– Что же она тебе ответила?
– Что закон, запрещающий убийство, не распространяется на богов, – заученно, без всякого выражения отбарабанила девушка. – А младенцы, родившиеся в городе еретиков, непременно и сами бы выросли грешниками.
Езелия закатила глаза и, кажется, пробурчала себе под нос что-то нелицеприятное в адрес матери Кателлы.
– Это аллегория, Агата, – четко сказала она, пристально глядя на ученицу, будто хотела убедиться, что смысл ее слов точно дойдет до последней. И, обратив взор к остальным девушкам, повторила по слогам: – Ал-ле-го-ри-я. Речь не идет о настоящем убийстве живых людей, тем более младенцев. Прекрасный город, заселенный варварами, – это душа человека, в которой поселился грех. Богиня уничтожила варваров, то есть греховность, и заменила их на своих детей – веру, духовность, благочестие. Именно в этом заключается смысл прочитанного вами отрывка.
Девушки зашушукались, видимо, сравнивая два столь разных анализа одного и того же текста, но их перешептывание разом оборвалось при звуках мужского голоса:
– Ну, показывайте, где тут у вас течь?
Да-да, голос был именно мужским, что заставило монахинь шокированно застыть на месте... и спустя секунду начать шушукаться с новым энтузиазмом. Ну, что поделать: если крыша протекает, приходится вызывать специалиста, а женщины в таких областях специализируются редко.
Для меня, в отличие от монахинь, сам по себе факт, что голос – мужской, играл мало роли. Куда важнее, что этот голос был мне знаком. И, хотя я не слишком-то хорошо знала его обладателя, на глаза чуть было не навернулись слезы умиления.
– Не понимаю, в чем тут дело, – говорила пожилая монахиня, которая вела мужчину по коридору. По мановению ее руки девушки поспешили разойтись по сторонам, скромно опуская глаза. – Вроде бы и дождей сильных не было, совсем немного ночью накрапывало. А протекло так, будто второй всемирный потоп.
Я отвернулась, пряча ухмылку. Еще бы не протекло. Я полночи работала над этим участком крыши, сначала потихоньку ее ковыряя, а потом целенаправленно вылив на одно и то же место изрядное количество воды, в общей сложности равное, наверное, нескольким ведрам.
– Не боись, хозяйка, – жизнерадостно пообещал Вито, чрезвычайно забавно выглядевший в одежде рабочего – широких штанах и короткой куртке грязно-серого цвета, все это – изрядно помятое. – Все заделаем, закрасим, замажем – будет как девственное, в смысле как новенькое. Стульчика не найдется?
Пока мастера снабжали стулом, пока он, поднявшись, ковырялся в обезобразившем потолок пятне, я заметила среди перешептывающихся девушек невесть откуда здесь появившуюся Лизетту. Оно и неудивительно. Лизетта не была бы Лизеттой, если бы смогла пропустить появление в монастыре мужчины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});