— Если вдруг раню, не судите строго, виконт, иногда даже я бываю неловким.
— Что-то я слишком увлекся фехтованием, граф. Пора отдохнуть. Вы уж извините.
— А ведь, оказывается, виконт неплохой фехтовальщик. Впрочем, они не на уроке фехтования. Спасая жизнь этому нагловатому юноше, он и так уже несколько раз демонстративно упускал возможность пронзить его рапирой.
Но замечает ли это, черт возьми, сам виконт? Или же он настолько ослеплен яростью поединка, что и рану на теле противника заметит лишь после того, как тот упадет в траву после третьего укола? Если все же замечает, то почему не ищет способа помириться?
«Вот только легкость, с которой ты фехтуешь сейчас, дается тебе все труднее и труднее, — предупредил себя д'Артаньян. — Поэтому решай…».
Да, он и в самом деле устал. Устал в стычках с испанцами в армии де Конде, устал от пути, который пришлось проделать из-под Дюнкерка до Парижа в качестве гонца; от всей той суеты, которая порождена появлением посольства из Украины.
— Осторожно, виконт, лягушка. Не оступитесь!
— Как же вы мне надоели, граф!
Другое дело, что беседы с Хмельницким, и особенно с полковником Одар-Гяуром, не проходили для него бесследно. Его приятно поражало, что даже здесь, в центре Европы, в Париже, эти люди с волнением думали о том, что происходит в Украине. Что их искренне волновала судьба своего народа, своей державы.
Волновала ли его, д'Артаньяна, когда-нибудь по-настоящему судьба Франции? Конечно, он был патриотом. И если бы в его присутствии какой-либо иностранец осмелился неуважительно выразиться по поводу Франции или ее короля, он, конечно же, схватился бы за клинок. Но вообще… Вообще он никогда не ощущал ни способности, ни готовности по-настоящему служить Франции.
Другое дело — казаки, эти степные рыцари, обрекшие себя на жизнь без дома, без крыши над головой, без семьи, без состояния, в вечных боях и походах… Они казались людьми из иного мира. Д'Артаньяну еще только предстояло понять философию их бытия, обычаи, нравы, кодекс казацкой рыцарской чести…
Граф д'Артаньян редко прибегал к подобным душеочистительным размышлениям по поводу своего бытия. А еще недавно просто-напросто начал бы презирать себя, если бы вдруг пал до подобного философствования, простительного разве что студентам да монахам.
Но, очевидно, в жизни каждого мыслящего человека наступает пора и таких грустных размышлений-исповедей. И сейчас они тем более сладостны, поскольку в любое мгновение могут быть прерваны. Навсегда. Как и сама его жизнь.
Он с силой отбил в сторону рапиру виконта, сделал выпад, но, едва прикоснувшись к куртке де Мореля, тотчас отдернул клинок и, проделав нечто подобное легкому реверансу, снова отступил к ограде, давая юному тщеславцу возможность прийти в себя.
— Граф, это оскорбительно! — не выдержал наконец де Морель. — Вы уже трижды имели возможность проткнуть меня.
«Пять раз, виконт, пять…» — про себя уточнил д’Артаньян, изображая на лице легкомысленную ухмылку.
— У нас честный поединок, — горячился виконт. — Он должен быть исключительно честным.
— Но если бы я пронзил вас при первой же возможности, мой дорогой виконт, каким образом вы смогли бы убедиться, что наш поединок проходит «исключительно честно»?
— В любом случае учтите: я своего шанса не упущу.
— Кто бы в этом мог усомниться, виконт?!
— Я не упущу ни малейшей возможности сразить вас — будьте в этом уверены.
— Могу воспринять ваши слова как угрозу, виконт, — процедил д’Артаньян, с усилием отбивая коварный и совершенно неожиданный выпад Мореля.
— И что тогда? — запыхавшись, спросил виконт.
— Тогда придется вызвать вас… на дуэль. Но уже по-настоящему, клянусь пером на шляпе гасконца.
«Ну что ж… это последний твой выпад. Все, что я смог сделать для того, чтобы спасти не очень ценимую тобой жизнь, виконт, я уже сделал, — сузились глаза д'Артаньяна. Меняя позицию, он внимательно следил за тем, как виконт, словно молодой барс, вытаптывает траву у небольшого пня, рассчитывая в нужный момент вскочить на него и оттуда, сверху вниз, с очень выгодной позиции, нанести противнику удар. — В конце концов, лично я добывал себе славу благодаря клинку, а не благодаря снисходительной жалости завистников».
49
— Прекратить дуэль! — неожиданно, словно ангелы-хранители, появились из-за угла ограды два всадника-гвардейца. — Именем короля, — крикнул офицер, — приказываю прекратить дуэль!
— Слышите, виконт, вам приказывают, — иронично улыбнулся д'Артаньян. — И, как всегда, именем короля. Любой гвардейский лейтенантишко — и обязательно именем его величества. Что поделаешь: Франция, мой виконт.
— Я выполню его приказ не раньше, чем проткну того, кто оскорбил меня, — пытался отдышаться де Морель.
— Это вы и есть — господин д'Артаньян? — обратился гвардейский офицер к графу, буквально вклиниваясь своим конем между остриями рапир.
— К вашим услугам, лейтенант. О, да это вы, «слуга Мишель»?! В мундире гвардейского лейтенанта вы смотритесь куда внушительнее, клянусь пером на шляпе гасконца.
— Когда увижу вас в одежде своего слуги, граф, попробую сравнить. Позвольте полюбопытствовать: что здесь происходит? Опять дуэль?
— Кстати, как себя чувствует этот тайный агент всех полиций и жандармерий мира?
— Великолепно, граф. Как и тогда, когда идиоты-гвардейцы вносили его в дом.
Д'Артаньян вопросительно посмотрел на гвардейца, пытаясь понять, что он имеет в виду.
— Ранен-то наш агент не был. Этот хитрый барсук, тайный агент, как вы изволили выразиться, всех полиций мира, попросту притворился, чтобы всех нас одурачить.
— То есть как это «не был»? Все происходило на ваших глазах.
Рапира хоть и проткнула его одежды, но прошла мимо тела.
— Притворился, значит?! Не может такого быть?! — расхохотался д'Артаньян. — Что, в самом деле притворился? Браво! Все было в моей дуэлянтской практике. Учитесь, виконт, как нужно жертвовать одеянием, чтобы не вспотеть, фехтуя с мушкетером, которого трижды в течение дня пытались оскорбить. А вы — все всерьез, все норовите нарваться на мой клинок.
— Не смейте так обращаться со мной, граф! — взвизгнул худощавый долгообразый виконт, обходя лошадь гвардейца. — Не сметь!
— Извините, господа, — решительно вмешался лейтенант. — Выяснение отношений придется отложить. Господин д'Артаньян, вас срочно требует к себе его высокопреосвященство кардинал Мазарини. — Именно срочно.
Виконт попытался обойти его лошадь, но лейтенант вновь вклинился между ним и д'Артаньяном. Его гвардеец тоже приблизился и, на всякий случай, обнажил оружие.