Мы не понимали, куда девались девушки и откуда к нам доносились крики: «Пепе, Рамон, Франсиско!»
Но тут послышались колокольчики и голос дона Косме:
— Не желаете ли каких-нибудь любимых блюд, сеньоры?
— Нет, спасибо, — ответил кто-то из нас.
— Черт меня побери! — воскликнул майор. — Похоже, что, стоит ему топнуть ногой или позвонить в звонок, и прямо из-под земли появится все что угодно… Ага, что я вам говорил?
Последние слова были вызваны появлением пяти или шести отлично одетых слуг, которые внесли в комнату подносы с тарелками и графинами. Они вошли с переднего входа, но откуда же они взялись? Несомненно, что не из рощи, а иначе мы видели бы их по пути к дому.
Майор произнес нечто совершенно непечатное и шепотом прибавил:
— Это какой-то мексиканский Аладдин!
Признаюсь, я был удивлен не меньше его. А между тем слуги всё входили и выходили. Не прошло и получаса, как стол положительно затрещал под тяжестью роскошного обеда. Это — не фигуральное выражение. На столе красовались литые серебряные блюда, большие серебряные кувшины, графины и даже золотые кубки.
— Senores, vamos a coner! (Пожалуйте обедать, сеньоры!) — пригласил дон Косме, любезно указывая нам на стулья. — Боюсь только, что вам не слишком понравится мое угощение. Кухня моя чисто мексиканская.
Назвать обед плохим значило бы противоречить истине и квартирмейстеру американской армии майору Джорджу Блоссому, который впоследствии утверждал, что такого великолепного обеда он в жизни своей не едал.
Обед начался с черепахового супа.
— Может быть, джентльмены предпочли бы суп жюльен или вермишель? — спрашивал хозяин.
— Нет, благодарю вас, суп очень хорош, — ответил я за всех, так как мне поневоле пришлось стать переводчиком.
— Попробуйте взять к нему немного агвакате — он придает особый вкус.
Слуга поднес продолговатый темно-оливковый плод величиною с большую грушу.
— Спросите его капитан, как это едят? — попросил майор.
— Ах, простите, сеньоры! Я забыл, что вы не знаете наших кушаний… Надо просто снять кожицу и нарезать — вот так!
Мы попробовали, но суп от этого не улучшился. Для нашего северного нёба агвакате оказалось почти нестерпимым.
На второе подали отличную рыбу.
Затем последовало множество других яств. Из них многие были для нас новинкой, но все оказались весьма вкусными и острыми.
Майор пробовал решительно все, желая узнать, какое из этих удивительных мексиканских кушаний окажется самым вкусным. Он утверждал, что впоследствии извлечет пользу из своего опыта.
Хозяин с особым удовольствием потчевал майора, все время величая его «сеньором полковником».
— Не хотите ли пучеро, сеньор полковник?
— Благодарю вас, сэр, — бурчал майор и отведывал пучеро.
— Позвольте положить вам ложку моле!
— С удовольствием, дон Косме!
И моле исчезало в широкой майорской глотке.
— Попробуйте немножко чиле-реллено…
— Очень благодарен, — отвечал майор. — Ах, черт возьми, жжется, как огонь! Ой, ой!
— Pica! Pica! (Жжет!) — бормотал дон Косме, показывая на горло и улыбаясь гримасам майора. — Запейте, сеньор, стаканом красного… Или, еще лучше… Пепе! «Иоганисбергер» уже остыл? Подай его сюда! Быть может, сеньоры, вы предпочитаете шампанское?
— Благодарю вас, дон Косме, не беспокойтесь, пожалуйста!
— Какое же это беспокойство, капитан? Рамон, подайте шампанское. Вот, сеньор полковник, отведайте guisado de pato (рагу из утки).
— Спасибо, — заявил майор. — Вы очень любезны. Черт бы побрал эту штуку! Так и жжется…
— Как вы думаете, понимает он по-английски? — на ухо спросил меня Клейли.
— Думаю, что нет, — отвечал я.
— Ну так мне хочется сказать во весь голос, что этот старик — чудеснейший джентльмен. А вы что скажете, майор? Ведь правда, хорошо бы, если б он жил поближе к нашему лагерю!..
— Хорошо бы, чтоб поближе к лагерю находилась его кухня, — ответил, подмигнув, майор.
— Сеньор полковник, позвольте…
— Что прикажете, сеньор?
— Pasteles de Moctezuma.
— Конечно, конечно!.. По правде сказать, ребята, я и сам не понимаю, что за штуковину ем, но на вкус это неплохо.
— Сеньор полковник, позвольте положить вам кусочек гуаны.
— Гуаны? — изумился майор.
— Si, senor! (Да, сеньор!) — отвечал дон Косме, держа кусок на вилке.
— Гуана? Как, по-вашему, ребята, неужели это та самая мерзость, которую мы видели на Лобосе? — Всё на свете возможно. — Ну, так мне довольно, черт возьми! Не могу я есть всякую дрянь! Благодарю вас, дорогой дон Косме: кажется я уже кончил свой обед.
— Советую вам попробовать, уверяю вас, это очень нежно, — настаивал дон Косме.
— Попробуйте, майор, и скажите нам, каково на вкус! — закричал Клейли.
— Вы как тот аптекарь, который отравил собаку, пробуя снадобья. Впрочем… — и майор ругнулся. — Ладно! Судя по тому, как сам хозяин смакует эту штуку, она должна быть неплоха… Честное слово, это великолепно! Нежно, как цыпленок!.. Отлично, отлично!
И майор съел впервые в своей жизни кусок гуаны.
— Паштет из дроздов, сеньоры! Могу рекомендовать: эти птички теперь в самом сезоне.
— Дрозды, клянусь честью! — воскликнул майор, узнав свое любимое блюдо.
И в одно мгновение исчезло невероятное количество паштета.
Наконец слуги убрали блюда, и на столе появился десерт: всевозможные торты, кремы, желе, бланманже и невиданное количество самых разнообразных фруктов. В больших серебряных вазах лежали и золотые апельсины, и спелые ананасы, и бледно-зеленые сладкие лимоны, и сочный виноград, и черимолла, и сапоте, и гранадилья, и петахайя, и туна. Тут же стояли финики, винные ягоды, миндаль, смоквы, бананы и еще какие-то неведомые ягоды. Мы не могли надивиться всему этому, неведомо откуда явившемуся изобилию.
— Попробуйте кюрассо, джентльмены! Сеньор полковник, позвольте налить вам!
— За ваше здоровье, сэр!
— Сеньор полковник, может быть, вы хотите стакан Майорки?
— Благодарю вас.
— Или, может быть, вы предпочитаете «Педро-Хименес»? У меня есть очень старый «Педро-Хименес».
— Все равно, дорогой дон Косме, совершенно все равно!
— Принеси то и другое, Рамон, да захвати бутылки две мадеры (зеленая печать)!
— Клянусь жизнью, этот старик — настоящий колдун! — пробормотал майор, пришедший в самое безоблачное настроение.
«Хотел бы я, чтобы он наколдовал нам что-нибудь, кроме этих проклятых бутылок», — подумал я, окончательно теряя терпение: девушки всё не выходили.
— Кофе, сеньоры?
Слуга внес кофе в чашках севрского фарфора.