ЧАСТЬ ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНАЯ
«ПОЧЕМУ И РАДИ ЧЕГО?..»
Кто из вас имея одну овцу, если она в субботу упадет в яму, не возьмет ее и не вытащит? Сколько же лучше человек овцы!
Иисус Христос , 32-33 год Н.Э. (Матфей, 11-12)
Глава 1, короткая. О быстрой смерти
Если верить наручному хронометру, я сидел рядом с Вратами уже не меньше трех часов.
Я не могу точно описать это место, однако уверен: оно существует, здесь красиво, а главное — спокойно.
Лес, сосновый. Вереск, валуны, солнце постоянно висит в одной точке, ближе к закату, отчего стволы деревьев светятся золотом. Масса спелой черники — подходи, зачерпывай горстью прямо на кустике и ешь. Неподалеку озеро с песчаным берегом — хочешь, иди купайся. Вода теплая.
Можно было бы подумать, что водная гладь окрестностей Врат должна непременно украшаться чем-то вреде лебедей или фламинго, однако у здешних декораторов безупречное чувство вкуса: если уж изображаем Карелию или Финляндию, значит, озеру вполне достаточно тривиальных уток, безо всякой пошлой экзотики.
Небо глубоко-голубое, в точности как на Земле, да если приглядеться и прислушаться к своим чувствам, то и получается: это Земля. Почти. Странно, конечно, видеть «зависшее» солнце или изредка обнаруживать на вкопанном в песчаный грунт деревянном столике то запотевшую рюмку ледяной водки и глиняную мисочку с солеными грибками, то кувшин с клюквенным морсом и горячие пирожки с зайчатиной, возникшие из пустоты.
Старикан, живущий в избе рядом со Вратами, из дома, как я видел, наружу не выходил. Тут безлюдно, а я-то дурак, всегда полагал, что возле Врат непременно будет толчея…
Ждать надоело. Я поднялся с лавочки, бросил в рот последний орешек, из тех, что собрал неподалеку, и двинулся по усыпанной палой хвоей тропинке к избе.
Дверь открыта, но я постучал костяшками пальцем о косяк.
— Да заходи, чего стоишь! — донеслось изнутри.
Старцу… Хотя нет, не старцу. Этому человеку лет, наверное, шестьдесят. Борода не самая ухоженная, клочьями, черная с обильными седыми прядями. Глаза не белые, как у финнов, а темно-карие, почти угольные. В общем, не похож дядька на обитателя северного озерного края, пускай и носит вышитую по рукавам и вороту длинную рубаху, меховую безрукавку и широкие, полосатые штаны. Два массивных ключа на узком кожаном поясе. Сидит за огромным квадратным столом, что-то пишет в толстую тетрадь. Едва я зашел, тетрадь была немедленно захлопнута — смотреть нельзя.
— Долго еще? — заикнулся я.
Дядька шумно почесал волосатую шею, и уставился осуждающе.
— Придет, придет. Никуда не денется. Потерпи. Хочешь, у меня посиди — поговорим.
— Не о чем мне с вами говорить, — буркнул я, разворачиваясь к двери, но остановился, услышав спокойный оклик.
— Можжевеловки отведаешь? Ядреная… Сам настаивал. Вообще, парень, тебе сейчас выпить не вредно будет. Хоть бы для смелости.
Я вздохнул, вернулся и сел на лавку напротив бородатого. Столешницу уже украшал графин с мутно-зеленой жидкостью, на дне которого сплелись какие-то иголки, похожие на еловые.
А можжевеловка и на самом деле ядреная — пробрало до слез. Дядька усмехнулся, налил еще по одной. Помолчал, побарабанил пальцами по столу. Проворчал наконец:
— Зря ты так… Сам ведь знаешь — из любого положения выход всегда найдется. Ты просто отказался искать. Пошел по самому простому пути. А ведь было Сказано — ходите путями узкими… Знаешь, кто сказал? — Я нагнул голову. — Вот-вот. Узкий путь он посложнее и поухабистей, однако…
— Да подите вы со своими нравоучениями! — взвился я, отлично, впрочем, зная, кому именно хамлю. — Теперь ничего не исправишь!
— Ошибаетесь, молодой человек!
Новый голос, скрипучий, резкий и одновременно величественно-звучный, раздался за спиной. В дверном проеме, заслоняя низкие солнечные лучи, стоял он. Бывший аббат Клерво, святой и пресс-секретарь, седой и аристократичный Бернар. Знакомый безупречный костюм с визиткой и нежно-голубым галстуком-бабочкой. Трость в правой руке. Я уж было хотел подняться, сжимая кулаки, но бородатый владелец избы одернул, подвинул маленький граненый стаканчик с можжевеловкой и кивнул — пей, мол! Нечего тут тельняшку на груди рвать…
Я выпил. Полегчало — агрессия постепенно уходила. Бернар стоял там же, привалившись плечом у гладко оструганному косяку. Смотрел безмятежно.
— Юноша, слушайте, что говорят старшие, и засуньте свой максимализм в… карман. Самый дальний, — наконец усмехнулся Бернар. — Петр вам только что втолковывал — выход найдется всегда и везде. Надо только поискать тщательнее. Хорошо же, оставим нашего гостеприимного хозяина заниматься делами, а сами посидим на природе. На берегу озера, к примеру. Мне там нравится — первозданный покой. Спасибо, Петр.
Мы шли по тропинке бок о бок, святой помахивал темно-коричневой тросточкой с набалдашником в виде золотой сферы. Я едва плелся — устал. Да и от можжевеловой настойки чуть развезло. Странно — ведь я, вроде, нематериален, а алкоголь действует…
— Да материально все! — внезапно рассердившись, воскликнул Бернар. — Только материя другая, вам пока малознакомая! Уверуйте же вы наконец! Поймите, что кроме вашего мира, есть тысячи других, иных и чудесных планов бытия, живущих по отличным от ваших законам! Все, садитесь на травку и давайте беседовать.
Мы вышли на маленький полуостров, впереди плескалась чистейшая, словно дистиллированная вода, над головой шумели кроны сосен, справа и слева багровел вереск… Святой вынул из кармана носовой платок в синюю клеточку, расстелил его на короткой траве и осторожно уселся — наверное, боялся испачкать идеально отглаженные брюки.
— Спрашивайте, — проколов меня взглядом следователя-инквизитора сказал Бернар Клервосский. — Вы теперь имеете полное право на любые вопросы. Обещаю отвечать предельно искренне.
— Почему?.. — я запнулся, и сформулировал по иному: — Вернее, ради чего?
* * *
Песню я тогда не дослушал. Еще лилась из пустоты медовая, приправленная первосортным дегтем мелодия, но…
Если в окопах от страха не умру,
Если мне снайпер не сделает дыру,
Если я сам не сдамся в плен,
То будем вновь
Крутить любовь
С тобой, Лили Марлен,
С тобой…
Но музыка исчезла, грубо прерванная речью человека. Знакомого человека.
— Заделали мы их… Федор, ты чего? Дьявол, кровь… Да очнись ты, нерпа глупая! Расселся! Надо ноги уносить. Фью! А с твоим военнопленным что?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});