Левкон соскочил с лошади, обнял Мола и почтительно поцеловал ему руку, чем привел Арету в молчаливое негодование. Для нее главным, естественно, был тот, кто сильнее. Они с гиппархом пришли сюда, чтобы оспорить силу его дяди, а вовсе не кланяться какому-то вонючему старосте ополоумевшей от страха деревни.
— Вот что, дед, — сказала она довольно сурово, — господин Левкон приехал помочь вам. Но и вы помогите ему. Готовы ли вы присягнуть в Народном Собрании Пантикапея, что он — это он, сын своего отца Леарха, законный владелец усадьбы на горе? Вы ведь граждане.
Левкон не ожидал от спутницы такой прыти. Все это он мог бы сказать и сам, но, видно, ее что-то разозлило в этих людях. Его людях. Гиппарх вдруг необыкновенно остро почувствовал свою принадлежность к ним, и то, что Колоксай отталкивали его односельчане, первой трещиной прошло между ними.
— Послушай, Арета, — мягко сказал Левкон, — я им все сам объясню. Ты видишь, они напуганы.
— Овцы, — бросила она в сторону.
И это резануло гиппарха по сердцу.
Люди стояли понурой толпой и явно не готовы были давать никаких обещаний. Они-то думали, что Левкон пришел их защитить. Для них он был воин, начальник когда-то большого и когда-то знаменитого отряда. Сам Левкон хорошо чувствовал это.
— Сколько мужчин осталось в поселке? — спросил он.
— Да человек тридцать будет. — Мол все никак не мог перестать кланяться. — Куда нам идти? Никомел говорит: земля не наша. А чья же она тогда?
— Я отдам землю, — заверил его гиппарх. — Как только получу усадьбу в свои руки. — А ты, старик, помоги мне. Ведь за себя стараемся. — Он крепко взял старосту за плечи. — Поговори с мужчинами. Если сегодня ночью они нападут на поместье и помогут мне его захватить, я обещаю не только вернуть вам ваши наделы, но и бесплатно дать зерно для посева.
Мол кивнул:
— А вы, господин? Вы будете с нами?
— Я сейчас отправляюсь в отряд Главка и надеюсь привезти дозорных с собой, — ответил Левкон. — Если повезет, вернусь еще до темноты.
Люди опасливо загудели:
— В усадьбе охрана! У нас дети!
— Пятерых стражников мы убили, — успокоил их гиппарх. — Шестой с нами. — Он кивнул на Гелона. — Сколько осталось в доме?
— Еще четверо, господин.
— Вот видите, — подбодрил их Левкон. — Ваше дело только захватить дом.
— Хорошо, мы попробуем, — вздохнул Мол. — Но… господин, вы клянетесь вернуться?
Левкон взял меч и коснулся его крестовины:
— Клянусь памятью отца.
Он снова вскочил в седло и сделал Гелону знак уезжать.
— Надеюсь, они нас не подведут.
— Уж больно они трусят, — протянула Арета, но, поймав на себе раздраженный взгляд спутника, осеклась. Она не понимала, за что Левкон сердится на нее.
— Можешь отвезти нас к рабам? — Гиппарх погнал лошадь по пустынной улице. — Где живут те, кто работает на полях? Явно не в усадьбе.
— На берегу, под горой. Большой сарай с соломенной крышей, — отозвался охранник. — Никомед считает: нечего тратить на них пресную воду. Кроме питья, конечно.
По крутому спуску лошади съехали к морю чуть не на крупах. У камней несколько человек полоскали одежду. Их бритые синюшные головы уже издалека выдавали рабов.
— Вы толчетесь на крестьянских наделах? — крикнул им Левкон.
Те разом опустили свое тряпье и удивленно уставились на всадников.
Раньше гиппарх никогда не задумывался, как говорить с невольниками.
— Пантикапейцы есть?
Двое выступили из-за спин товарищей.
— Мы из Тиритаки, я и отец, — отозвался тот, что помоложе.
Оказывается, не у всех здесь были отрезаны языки.
— А мы из Мермекия, — подал голос другой невольник, крепко державший за руку соседа. Вид у того был придурковатый. — У моего брата припадки, ему нельзя здесь, — пожаловался мермекиянин. — Я в город его вез к лекарю… Он мочится под себя. Другие рабы обижают его, бьют.
Кроме греков, в толпе невольников Левкон различил до блевка знакомые меотийские рожи.
— Кто-то попрекал меня степняками? — с недоброй усмешкой повернулся он к Колоксай.
Девушка соскочила с коня и на своем языке обратилась к сородичам:
— Это наши, со стены. Они продолжали работать по договору, когда Тиргитао начала поход. Гекатей немедленно обратил их в рабство. Говорят, сначала они рыли рвы, а потом их раздали по хозяевам.
— Хотите домой? — просто спросил Левкон. — Я настоящий хозяин этой усадьбы. И мне столько рабов не нужно. Я отпущу вас всех к родным. Тем, кто из Пантикапейской хоры, дам охрану до места. Остальных, — он скосил взгляд на меотов, — проводят до пролива. Прошу только об одном: помогите сегодня вечером крестьянам захватить усадьбу и не сопротивляйтесь мне, когда я приеду с отрядом дозорных.
Рабы загудели.
— Бояться нечего, большую часть охраны мы уже перебили. Не трогайте только слуг и не жгите дом.
«Очень умно, — подумала Колоксай. — Если он примкнет к ним сейчас, то Народное Собрание обвинит его в грабеже и подстрекательстве. А так — законный наследник вернулся и навел порядок».
— Поехали. — Гиппарх сделал ей хлыстом знак следовать за ним.
Уже выехав в степь, Арета придержала коня.
— Я, пожалуй, останусь, — сказала она спутнику и, не дожидаясь ответа, бросила их с Гелоном в одиночестве.
Левкон хорошо ее понял. Колоксай не доверяла рабам и хотела проследить сама. Главное ведь не в усадьбе… Он знал, что убийца Тиргитао все сделает правильно.
Молча всадники проделали путь почти до самого Пантикапея и завернули в небольшую деревеньку, названия которой Левкон не знал.
— Вон дом Главка, — сказал Гелон, указывая хлыстом на четвертый двор вниз по улице.
Из-под ног лошадей с кудахтаньем разбегались куры. Через глухую выбеленную стену на дорогу свешивались ветки яблони с пыльными цветами.
Мужчина геркулесова сложения стоял на нижней ступеньке дома и, обнимая одной рукой двух хорошеньких рабынь, другой крошил гусям хлебный мякиш.
— Какая идиллия! — возмутился Левкон. — Здорово, дружище! Позволь испортить тебе жизнь.
От неожиданности Главк выпустил из рук общипанную булку, а вглядевшись в загорелое лицо гостя, и вовсе присел.
— Ноги мои, ноги! — жалобно изрек он. — Боюсь, не сойду теперь с места!
— Сойдешь, сойдешь! Старый развратник!
Гелон шлепком отшвырнул от Главка перепуганных рабынь и подтолкнул его вперед.
Гиппарх бросил повод лошади как раз в тот момент, когда на него с медвежьими объятиями обрушился новый командир дозорных.
— А я думал: правда, что ли, ты? Или обознался? Живой! Живой! Живучий!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});