Читать интересную книгу О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания - Михаил Нестеров

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 99 100 101 102 103 104 105 106 107 ... 147

Не знаю, осталась ли довольна Вел<икая> Княгиня таким «счастливым» сравнением обители милосердия с домом для умалишенных…

Осталось расписать трапезную. «Путь ко Христу» был нарисован в угле. Перед тем как приступить вторично к краскам, я попросил о<тца> Митрофана отслужить молебен. На нем была и Великая Кн<ягиня>.

Молебен этот остался у меня в памяти. 0<тец> Митрофан служил его как-то вдохновенно. Молитвы, обращения его к Богу едва ли были в каком-либо требнике. Отец Митрофан, всегда со мной приветливый, верящий в мои художественные замыслы, любивший их осуществленными, был верным моим другом.

Наряду с Обителью, с ее жизнью, шла иная жизнь, на нее непохожая.

Помню, разнеслись среди нас — художников — слухи о небывалых успехах балета Дягилева за границей, в Лондоне. Слухи множились, росли, делались фантастическими. Сегодня мы узнаем, что Дягилев получил «лорда», завтра новый лорд, наш Сергей Павлович, вывез из Англии миллион рублей…

Вечно путешествующая моя Ольга возвратилась домой: веселая, здоровая, через Афины, Корфу, Константинополь — в Березку, где в тот год семья моя зажилась до поздней осени.

В Киеве в ту осень произошло событие. В театре, в присутствии Царской семьи, был убит Столыпин. Ушел человек большой воли. На фоне тогдашнего государственного безлюдья фигура убитого была последней значительной. Выстрел по Столыпину был метким выстрелом по старой Русской Государственности[408].

В октябре было закончено повторение большой картины. «Путь ко Христу» явился в измененном виде. Вскоре по окончании картины церковь посетила с Вел<икой> Кн<ягиней> королева Эллинов — Ольга Константиновна.

Оставалось установить наружные мозаики. Работы в храме двигались к концу. Видевшие были довольны росписью, и я сам чувствовал некоторое удовлетворение. Был пройден новый этап, удалось преодолеть еще одну трудную задачу, преодолеть усилием воли. Шли разговоры о времени освящения храма. Намечалось 24 декабря.

До того же мне хотелось сделать передышку, съездить с женой в Италию, показать ей Флоренцию, Рим, побывать в Сиенне, Вероне, Виченце, где раньше я не бывал. Так мы и сделали. Взяли обычный путь на Вену, Земмеринг, Венецию[409].

Опять сон наяву! Дивные видения молодости… Смотришь на все с какой-то алчностью, упиваешься красотой, созданной Богом и человеческим гением. Великолепный, непрерывный праздник красоты! Красота шествует по пятам. Красота в дивных, полных задумчивой тишины, тайны минувших веков каналах. Красота неожиданная, в музыкальных звуках ласкала наш слух. Палаццо, украшенные кружевом мраморов, рынки, переполненные овощами, цветами. Какой-то фантастический хаос красок, ощущений. Музеи, храмы… В них Тицианы, Тинторетто, Веронезы… Все они живут и дышат на нас своим великолепием. Они не умирали и умереть не могут. Века, как дни, для них не существуют. Богатства их творений неисчерпаемы и юны. Боже, создавший Венецию, украсивший ее человеческим гением, как Ты велик!

Дни в Венеции пролетели, как часы. Я успел побывать на этот раз в музее «Нового искусства», видел когда-то прославленных малявинских «Красных баб». И то, что когда-то казалось так неожиданно, ново, стало старо, вылиняло. Рядом висящие Сулоага и Котте, совсем не Веласкесы, в соседстве с Малявиным выигрывают. В двух словах: «Бабы» — вещь талантливая, но варварская, музей же «Нового искусства» — самое слабое, что дала мне Венеция в тот раз.

Мы во Флоренции. Опять беготня, восхищение музеями, церквами, берегами красивого Арно в тихие вечера. С головой окунулись мы в итальянскую жизнь, такую очаровательную, так полно захватывающую ваше чувство, зрение, слух. А впереди Рим. До Рима — Сиенна. Сколько впечатлений новых, неиспытанных…

Мы в Сиенне: желто-красные цвета «Терра ди Сиенна»[410], холмы встречают и провожают нас туда. Не успели приехать, едва переоделись, привели себя в порядок, уже мы на улице. Идем, или, верней, летим. Готовы ко всяческим неожиданностям, ждем их и, по вере нашей в чудесное, получаем на каждом шагу. Из-за угла вдруг выступает величавый мраморный силуэт Собора, его алтарной абсиды. Видим его из-под горы, в плафоне, отчего он кажется скалой, нагроможденной фантазией зодчего. Обходим кругом, осматриваем внутри. Любуемся фресками Пинтуриккио — «Св. Екатериной Сиеннской» над ее гробницей. А вот и ратуша. В ней смотрим сиеннского Рафаэля — Содому. Пробегаем кривые, косые, очаровательные улочки Сиенны. Полны разнообразных впечатлений, спешим дальше, в Рим.

Жена больше всего стремилась в Рим. О нем много читала, слышала от меня и наших друзей. И вот сейчас перед ее глазами далеко, далеко почудился Вечный город — над ним купол Буонарроти. Поезд несся по ровным долинам Ломбардии. Мы оба напряженно всматривались вдаль и, сколько я ни помню, всегда с одним и тем же чувством подъезжал я к бывшей папской столице, с чувством неизъяснимого восторга, счастья. Вот и опять сподобился увидеть тебя, великий Рим! Каждый раз одно и то же — возрождение испытанного большого счастья.

Видеть Рим, и сколько бы раз его ни видеть — значит видеть века, тысячелетия истории человечества, многообразной, бурной, величественной, мрачной или победоносной, поражающей нас творческим гением. От Цезаря до Гарибальди, от Святых Апостолов до Льва XIII, из века в век Рим остается Римом. И вот он перед нами, мы у его ног…

Погода дивная. Замелькали знакомые улицы, памятники, храмы. Пошли Сады Авроры, виа Аврора, пансион, где живал я молодым во времена Владимирского собора… Как здесь все мне любезно!

Мое восхищение Римом теперь жене понятно, и мы ретиво принялись за осмотр его. Все здесь нам нравилось: и памятники великого искусства, и траттория, куда мы забегали наскоро перекусить. Везде был Рим, Римляне, Римлянки, и этого было довольно, чтобы хорошее настроение не покидало нас ни на минуту. Сикстинская капелла, Палатинский холм, Латеранский собор, ровно как и маленькая «Санта Праседа» — видели нас счастливыми, беззаботными. Мы не уставали смотреть, удивляться, радоваться. Дни сменялись с необычайной быстротой.

В тот год в Риме была Международная художественная выставка с Русским отделом. Надо было заглянуть и туда. Помещалась выставка где-то за Порта Пиа. Наш отдел большой, но не сильный. Лучше других Серов, он занимал особый зал. Итальянцы его не оценили. Мои две вещи, с такой неохотой данные Толстому, были поставлены плохо[411]. Я пошумел там, и мне обещали перевесить мои картины в зал Серова, вещи которого почему-то должны были вернуться в Россию до окончания выставки[412].

Великолепен был отдел англичан. Он накануне нашего приезда закрылся, и только по особому данному мне разрешению нам удалось его осмотреть. Английское искусство было показано в исторической перспективе. Тут были и Рейнолдс, и прерафаэлиты с Берн-Джонсом, Уолтером Крейном, до художников последнего времени. Здоровая нация была представлена в здоровом искусстве. Везде отличная школа. Не было и следа французского упадочного новаторства.

Были интересны испанцы, вернее, двое из них: Сулоага и Англада. Каждый имел особый зал. Один из них — северянин, другой — южанин, оба дали превосходные вещи. Оба ярко изобразили Испанию тех дней.

Мне остались особенно памятны две картины этих мастеров.

Сулоага изобразил суровый каменистый пейзаж — ландшафт Кастилии. На фоне его плетется на старом, усталом Россинанте старый, печального образа гидальго с копьем в руках. Всадник и конь хорошо пожили, сейчас они никому не нужны. У ворот оставленного городка шумит толпа, там праздник — бой быков. Когда-то, давно, гидальго был молод, нравился красавицам… Тогда он не был старым грибом. Гордо выступал он на своем коне в шитом золотом наряде. Он привык к победам. Сколько одержал он их — счету нет. Ну, а теперь пусть они веселятся без него… безумствуют. Ему что за дело. Он устал, хочет отдохнуть. Грустные мысли теснятся сейчас в голове старого пикадора… Драма конченого человека выражена в картине так трогательно, с таким душевным участием…

Иное у Англады. Тот со всем пылом южанина изобразил ночь в Гренаде. Яркие звезды, мириады их мерцают как бы в изнеможении, блистая алмазами, падают в бездну. Воздух насыщен ароматом роз… Все полно страсти, необузданной, опьяняющей страсти, безумного восторга. Какое-то неистовое сладострастие овладело и людьми с гитарами. Гитары поют, стонут — их звуки то замирают в томной неге, то бурно клокочут в победных аккордах… Вот-вот струны порвутся, гитары с шумом разобьются о землю, и сами неистовые музыканты падут в безумном экстазе. Англада, как никто, сумел выразить этот музыкальный бред, вызванный южной ночью, одуряющим ароматом цветов, близостью чернооких красавиц Гренады…

1 ... 99 100 101 102 103 104 105 106 107 ... 147
На этом сайте Вы можете читать книги онлайн бесплатно русская версия О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания - Михаил Нестеров.
Книги, аналогичгные О пережитом. 1862-1917 гг. Воспоминания - Михаил Нестеров

Оставить комментарий