Как бы София ни старалась жить настоящим, прошлое то и дело напоминало о себе. Неясными ассоциациями, которые возникали словно ниоткуда, вызывая в памяти картины ее жизни в Аргентине. Иногда даже рисунок теней летним вечером вдруг поражал ее схожестью с тем, что она помнила по своим детским годам. Когда луна была особенно яркой, как будто повисшей в небе, она видела заокеанский пейзаж, далекий и нереальный. Порой один запах сжигаемой осенью листвы живо будил в ней воспоминание о том, что особенно хотелось забыть. Но больше всего она страшилась запаха эвкалиптов. София еле выдержала медовый месяц, который они проводили на Средиземноморье, из-за влажной жаркой погоды и обилия эвкалиптовых деревьев. Она вдыхала их запах, и сердце отзывалось на него желанием такой силы, что она едва могла дышать. Давид крепко сжимал ее в объятиях, пока ощущение тоски не проходило. Затем они начинали говорить. Ей не хотелось вспоминать, но Давид настаивал, говоря, что подавление своих порывов и эмоций не приведет ни к чему хорошему, а только создаст дополнительное напряжение, и заставлял Софию говорить о прошлом все снова и снова.
София все время возвращалась к двум событиям в своей жизни, которые оказались для нее особенно драматичными: к прощанию с родителями в Аргентине и отъезду из Женевы, когда она оставила Сантьягито навсегда.
— Я помню все так, как будто это было вчера, — рыдала она. — Мама и папа сидели в гостиной. Атмосфера в доме была тяжелой. Я была так напугана. Чувствовала себя преступницей. Они оба казались мне чужими людьми. У меня всегда были очень близкие отношения с отцом, но вдруг я поняла, что не знаю его. Они выгнали меня. Они отослали меня прочь, отреклись от меня навсегда.
Она плакала до тех пор, пока не исчезало напряжение, и к ней снова возвращалась способность нормально дышать. Тот стресс, который ей довелось пережить, когда она оставила Санти, София даже не обсуждала с мужем, так как понимала, как сильно это может ранить его. Она проливала слезы молча, не понимая, что печаль все глубже пускает корни в ее сердце.
После того как они поженились, Давид почти не вспоминал Ариэллу. Пару раз ее имя прозвучало, когда София искала на чердаке лампу, которая была нужна Давиду. Она обнаружила у стены несколько картин, накрытых пыльным полотном. Давид поднялся наверх, чтобы взглянуть на них. Он сказал, что Ариэлла неплохо рисовала, ограничившись только этим замечанием, после чего снова набросил на картины полотно. София не стала ничего выпытывать и проявлять любопытство. Она нашла лампу, отнесла ее вниз и больше не возвращалась на чердак. Мысль о том, что она может встретить Ариэллу, даже не посещала Софию. Тем более она не ожидала познакомиться с ней на шумной вечеринке в Лондоне, куда получили приглашение и они с Давидом.
София очень нервничала в обществе, но Давид настоял, чтобы они приняли это приглашение. Не может ведь она прятаться от людей все время, сказал он.
— Никто не знает, сколько продлится эта война. Иногда надо смотреть опасности в лицо, — заявил он.
Когда в апреле Британия объявила войну Аргентине из-за притязаний последней на Фолклендские острова, София испытала двойственные чувства. Хотя она уже не связывала себя с этой страной, она была аргентинкой до мозга костей. Читая газеты, она переживала обиду за свой народ. Заголовки словно стрелами пронзали ей душу. Но не было никакого проку демонстрировать патриотические чувства по эту сторону Атлантики. Давид предложил переждать это время. Софии было трудно сохранять душевное равновесие, особенно за столом на званых обедах, когда энергичные краснощекие англичане стучали кулаками по столу, выкрикивая: «Смерть чертовым арги!» Аргентинцы превратились в «арги», и этим сокращенным названием британцы подчеркивали свое пренебрежительное отношение к ним. Совсем недавно они понятия не имели о существовании этих островов, теперь же все вдруг считали необходимым высказать свое мнение. Софии приходилось держать себя в руках. Она сжимала кулаки, чтобы не доставлять удовольствия некоторым самодовольным британцам заметить ее обиду. Только оставаясь наедине с Давидом, она позволяла себе рыдать на его груди. София сейчас часто вспоминала своих родных. Ей хотелось взобраться на крышу Лоусли и размахивать флагом, чтобы весь мир узнал, что она аргентинка и гордится этим. Она еще острее ощущала свою национальную идентичность и не хотела отказываться от своей страны, потому что была одной из ее дочерей.
Вечеринку устроили необычайно душным майским вечером. Гостей принимали Ян и Алиса Ланкастер, старые друзья Давида. Это было одно из тех собраний, которые обсуждались даже несколько месяцев спустя. София оставила в магазине целое состояние, разорившись на открытое красное платье, которое красиво оттеняло ее оливковую кожу. Давид был очень доволен тем, какой эффект производила его жена в этом наряде, и даже не спросил о цене. Все гости бросали в ее сторону восхищенные взгляды.
Обычно, на такого рода вечеринках, пары разделялись, но София боялась, что кто-нибудь заведет разговор о войне, поэтому взяла Давида за руку и ходила по танцевальному залу только в сопровождении мужа. Дамы щедро украсили себя бриллиантами, на них были вызывающие наряды и яркий макияж. София ощущала легкость. На ее груди сияла скромная подвеска — подарок Давида на день рождения. Она заметила, что при ее появлении люди перешептываются и замирают в молчании. Никто не обсуждал тему войны.
В саду за особняком Ланкастеров в Хемпстеде был возведен бело-голубой шатер. На каждом столике стояла цветочная композиция, которая напоминала фонтаны, а тент был украшен тысячью фонариков. Когда гостей пригласили занять столики, София облегченно вздохнула: ее усадили рядом с Давидом. Она сидела за тем же столом, что и хозяева праздника. Занимая свое место, София подмигнула Давиду в знак ободрения. Похоже, он знал напудренную леди, которую усадили слева от него. Место справа оставалось свободным!
— Как приятно встретиться с вами снова! — воскликнул мужчина, который уселся слева от Софии.
Он был лысым, отчего его лицо казалось круглым, как солнечный диск. У мужчины были очень светлые и какие-то влажные глаза. София взглянула на карточку. На ней значилось «Джим Райс». Она определенно видела его раньше. Он был одним из тех незаметных людей, которых в избытке встречаешь на приемах, но память отказывается зафиксировать их имена.
— Мне тоже очень приятно, — улыбнулась она, пытаясь вспомнить, где они могли встречаться. — Где мы последний раз пересекались?
— На ланче, который устраивала Кларисса, — ответил он.