– Ты коснулась меня! – торжествующе рассмеялся он.
– Фолкон! – запротестовала она.
– Ага, теперь, значит, Фолкон, а не де Берг! – поддразнил он.
Но она совсем не обиделась, наоборот – почему-то стало так спокойно и хорошо. Фолкон, осторожно, чтобы не испугать Джезмин, привлек ее к себе, усадил на колени. Вино выплеснулось ему на руку, и она нагнулась и слизнула сладкую жидкость.
– Ты веревки из меня вьешь! Я просто слабею при одном взгляде на тебя. Наверное, именно эти золотистые волосы делают всех мужчин твоими покорными рабами.
Джезмин снова хихикнула, наслаждаясь любовной игрой. Фолкон отставил кубок, погладил ее ногу. Глаза его потемнели от страсти. Он наклонил голову, чтобы отведать вкус ее губ, и Джезмин глубоко вздохнула, когда поцелуй прервался.
– Я когда-нибудь говорил тебе, – снова прошептал он, касаясь ее ротика, – что у тебя самые красивые и стройные ножки в мире?
– Говорил, – выдохнула Джезмин.
– В другой жизни? – немилосердно поддразнивал он.
– Нет, помнишь, когда я хотела надеть красное платье?
– Насколько я помню, ты была в сорочке и отказывалась поиграть со мной.
– А может, сейчас я стала храбрее, – осмелилась пошутить она.
Фолкон приподнял пальцем ее подбородок, пристально заглянул в глаза.
– И что у тебя там, между этих прелестных ножек? Ты мне никогда не говорила?
Джезмин, вспыхнув, безмолвно покачала головой. Приблизив губы к ее ушку, Фолкон пробормотал:
– По-моему, это горшочек с медом.– И, нежно коснувшись заветного местечка между ляжек, окунул палец в медовую сладость, потом поднес его к губам, облизал.– М-м-м... восхитительно.
– Фолкон! – запротестовала она, снова краснея. Но он опять потянулся к ее потайному местечку, и на этот раз Джезмин не возражала. Фолкон осторожно проник в нее пальцем, стал медленно, круговыми движениями, снова и снова обводить ее крошечный бутон женственности, пока Джезмин не начала извиваться, обуреваемая необычно приятными ощущениями. Наслаждение усиливалось, становясь все непереносимее, сильнее, острее, шире, словно круги по воде, разбегающиеся от брошенного камня. Джезмин обхватила руками шею мужа, голова бессильно откинулась назад, она отдавалась наслаждению, пока внезапно не застонала, почти теряя сознание от нахлынувшего экстаза. Фолкон восторженно улыбнулся.
– Тебе было хорошо, милая?
Джезмин облизнула внезапно пересохшие губы.
– Н-ну... может быть, самую чуточку, – нерешительно признала она.
Фолкон немедленно поставил ее на пол.
– Если собираешься обманывать, не захочу больше играть с тобой, – притворно обиделся он.
Джезмин заметила, как подрагивает кончик напряженного фаллоса, и с неизвестно откуда взявшейся смелостью показала вниз.
– Это ты обманываешь. На самом деле тебе хочется играть со мной.
– Не будешь обращать на него внимания, и все исчезнет, – серьезно объявил Фолкон.
Джезмин, подождав с минуту, лукаво сверкнула глазами.
– Ни за что не поверю!
– Вот увидишь, он скоро погибнет!
– Погибнет?
– О да... от голода! – Фолкон сжал жену в объятиях.– Боже, Джесси, я так люблю тебя... и хочу... должен взять тебя... не в силах больше ждать...
Он отнес ее на огромную кровать, уложил на подушки, откинул меховые покрывала, не желая, чтобы что-то помешало им слиться воедино.
Джезмин вскоре поняла, что рот Фолкона оказался грозным оружием, способным победить ее застенчивость и всякое сопротивление. Горячие, безжалостно требовательные губы осыпали поцелуями ее тело, от горла до ямки пупка, шептали слова обожания, любовные признания... руки гладили нежную плоть, лаская, дразня, изучая... пока не воспламенили в ней настойчивую лихорадку желания. Джезмин обняла мужа, выгнулась, с радостью ощущая твердость его мышц, и, закрыв глаза, позволила утвердить свою власть над ней так, как желал он. Впервые в жизни она жаждала покориться, ощутить чье-то господство.
Фолкон впился в ее губы, и Джезмин открыла рот, чтобы принять его язык, терзавший влажные глубины, пока она не застонала под напором настойчивых толчков. Джезмин чувствовала пустоту внутри, пустоту, которая требовала заполнения, точно так же, как Фолкон заполнил ее рот. Она лихорадочно потянулась к нему, но тут же, охнув, отдернула руку, ощутив, как велико его нетерпение.
Поняв причину колебаний жены, Фолкон взял ее ладошку, отвел обратно. Возбужденное мужское естество пульсировало, вздрагивало, сплетенные пальцы любовников медленно направляли разгоряченного захватчика к соблазнительному гнездышку.
Оба сознавали – все, что Фолкон сейчас делает с Джезмин, не вызывает в ней, как раньше, сопротивления. Он нетерпеливо раскрыл нежно-розовые створки раковины, готовой принять его, медленно, настойчиво вошел в восхитительное тело, и замер, давая ей привыкнуть к новым ощущениям. Влажные глубины были так непередаваемо горячи и туги, что копье Фолкона удлинилось по крайней мере на дюйм, прежде чем полностью оказалось в них. Он понял, что настал критический момент, когда она обычно удалялась от него, уходила в себя, отделяя разум от всяких физических ощущений. Именно ему выпало заставить Джезмин предложить себя в жертву великим божествам страсти. Фолкон начал двигаться, неспешно, проникая все глубже, стараясь, чтобы ритм движений совпадал с биением пульсирующей крови. Его язык огнем обжигал ее шею, лицо, губы, в ушах звучал неистовый шепот:
– Останься со мной, Джесси... почувствуй меня... почувствуй все... о Боже, ты такая горячая, такая тесная... улетим вместе, любимая... в другой мир...
Он был Соколом. Джезмин позволила уносить себя все выше и выше, пока он погружался все глубже. Не размыкая объятий, они взмыли к вершинам экстаза, задержались на несколько мгновений и, казалось, разлетелись на миллионы сверкающих брызг, слились в единое целое и лишь потом, постепенно, опустились вниз и поплыли по волнам моря блаженства. Джезмин льнула к мужу, словно не могла вынести мысли о том, что когда-нибудь может оторваться от него. Только об этом он и мечтал, этого хотел, требовал от нее. Джезмин покорилась ему душой и телом, позволила взять то, в чем он больше всего нуждался, и теперь, ослабев от пережитого, лежала, покорная, восхитительно теплая, в сонном полузабытьи. Фолкон сжал ее сильными руками, повернул так, что Джезмин оказалась сверху. Ее щека прижималась к тому месту, где билось его сердце, ослепительные волосы разметались по груди. Сильные загорелые руки скользнули по розовой коже, стиснули округлые ягодицы, и оба медленно погрузились в царство сна, зная, что их нерожденное дитя тоже благополучно дремлет в безопасности между прижатыми друг к другу телами.