Катя стояла на рельсах, и луч света от приближающегося поезда "накрыл" её тогда, когда она ещё не закончила красить кровью лоскут ткани. Поезд приближался - запели рельсы, тугой, глухой стук разкочегаренного двигателя слышался вполне отчетливо.
Катя схватила лоскут двумя руками, растянула его так, чтобы было лучше видно красные пятна, и начала махать им по кругу, одновременно двинувшись навстречу поезду.
Вскоре тонкий лучик света превратился в яркую, слепящую точку, быстро увеличивающуюся в размерах. Несомненно, её уже заметили, но наверное машинист ещё не понял, в чем дело, потому-что, судя по звуку, тепловоз не собирался тормозить, по прежнему несясь сквозь темноту навстречу Кате.
Потом, когда до состава оставалось уже совсем немного, что-то изменилось - грохот и бубухание двигателя сменились пронзительным скрипом, рельсы словно бы прогнулись, и Катя едва успела отскочить в сторону, оступилась и упала с невысокой насыпи, выронив свой сигнальный лоскут, а мимо с ужасающим визгом, тормозя и сыпя тучами искр из-под колес, единым слитком угловатого, тяжелого железа пополз бесконечный товарняк, тормозящий, словно из последних сил...
Состав остановился. Его протащило по путям ещё метров на двести вперед, и теперь Катя, которая успела за это время подняться, едва видела его в темноте - все же товарный поезд, в отличии от пассажирского, не имел ни фонарей, ни освещенных окон.
Выбравшись на рельсы, Катя со всех ног бросилась бежать в сторону застывшего в стороне, довольно далеко от нее, состава. Она очень боялась неуспеть - вдруг неизвестный ей машинист решит, что женщина на рельсах ему почудилась, и тронет свой поезд? Катя бежала на слабеющих ногах, и не остановилась даже тогда, когда увидела плывущий вдоль вагонов ей на встречу желтоватый огонек фонарика...
Грохотали колеса, подрагивала жестковатая скамья, на которой, свернувшись калачиком, укрытая все тем же овчинным тулупом, спала беспокойным сном Катя.
В кабине тепловоза было тепло и сильно накуренно - машинист, пожилой, седоволосый и седоусый, курил ядренную "Приму" одну за другой, изредка поглядывал на спящую женщину, вздыхал и снова делал глубокую затяжку.
Его напарник, лет тридцати, сидел сбоку, у светящегося красным тэна, и вглядывался в непроглядную темень за окном. Потом он повернулся к машинисту:
- Егорыч! Может, я чего-то не понимаю, но объясни мне, как такое вообще может быть, на фиг? Что бы молодая девка ночью, одна шаталась по лесу, да ещё тут - тут же ни хрена нету, ни деревни, ни поселка на двести километров!
Машинист затушил окурок, сплюнул в угол кабины, нахмурил брови и нехотя ответил:
- Боюсь я, не договаривает она чего-то! Ты это, вот что: не вейся вокруг нее, как уж, а то начал: "Ах, прекрасная незнакомка, вы явились, чтобы скрасить одиночество нашей поездки!". Тьфу, кобель!
- А что такого-то? - ухмыльнулся молодой: - Раз поезд остановила, значит должна... Ну, мы же чуть из графика из-за неё не выбились! А могли бы вообще, аварию устроить! Дело-то такое... Ха-ха!
Машинист молча показал напарнику красный, волосатый кулак, размером с кочан капусты, потом тихо пояснил:
- На сносях она! Думаю, четвертый месяц уже!
- Иди ты! - удивился молодой, покосился на спящую Катю: - Да ну! Не видно же ничего!
- Вот тебе и "Да ну!", трепач! Вырости сперва пятерых, как я, потом спорить будем! И погляди потом - у неё рука порезана, а махала она нам не флажком, а тряпицей какой-то, красной. Я думаю, в крови она эту тряпицу вывозила, молодец, сообразила! Приедем в Вожегу, ты сразу чеши к Красикову, ну, слева от диспетчера сидит, знаешь?
- Это к менту что ли?
- Ну. Скажешь, так мол и так, вот такие дела! А я её покараулю, чтобы с перепугу не наделала чего...
- Так ты думаешь, Егорыч, что она - беглая?
- Красиков пусть разбирается, кто она и откуда... Не верю я, чтобы баба, да ещё в положении, через здешние леса к железки вышла вот так, без еды и одежонки нормальной. Отсюда до ближайшей зоны - километров двести! Да и не похожа она на зечку... Думаю я, выкинули её из поезда, и дело это уголовное! Она, вишь, как в тепле оказалась, сразу сомлела да уснула, значит намерзлась, а беременной это точно не хорошо! Давай-ка, сгоноши-ка чего-нибудь похавать, супчик какой-никакой, чайку вскипяти. До Вожеги ещё полтора часа, может, проснется, так есть захочет!
Молодой напарник машиниста ушел в заднюю, закабинную каморку, где имелась небольшая электроплитка, а сам машинист ещё долго рассуждал сам с собой о наступивших неправильных временах, когда посреди России по чащобам бродят ночами молодые беременные бабы...
Катя спала, и впервые за последнюю неделю ей было спокойно и надежно это чувство появилось у неё тогда, когда она, еле цепляясь ослабевшими руками за поручни, взобралась в кабину тепловоза, и седой машинист, поглядев на неё суровым, и в то же время добрым взглядом, усадил на скамейку, и сказал: "Отдыхайте, девушка! Разговоры потом будем разговаривать!".
И Катя сразу же уснула, сидя, прислонившись спиной к железной, подрагивающей стенке кабины. Она не почувствовала, как с нее, спящей, осторожно сняли тулуп, как её уложили и заботливо укрыли. Ей снился бесконечный лес, бесконечный снег, и рыжие собаки, сидящие под деревьями. Поезд, грохоча и покачиваясь, приближался к станции Вожега...
Он брел через лес, падал, с трудом вставал, хватаясь за ветки, и снова шел. Бок кровоточил, и после каждого падения на снегу оставался кровавый отпечаток. Сергей не боялся потерять направления, он шел по своим собственным следам. Гораздо больше он боялся не дойти - у него начала кружиться голова, да и отпустившая после уколов обезболивающего рана вновь налилась нестерпимой болью.
К вертолету он вышел почти через час - "восьмерка" по прежнему стояла по брюхо в снегу, мигал над кабиной красный огонек, а рядом с ветролетом о чем-то разговаривали трое. Сергей сперва решил, что ему почудилось вертолетчиков должно было быть двое, откуда третий?
Потом он понял - Хосы вернулся раньше его, хотя ему и пришлось делать по чащобе изрядный крюк. Руслан Кимович заметил Сергея за сотню шагов до вертолета, поспешил настречу:
- Вот и Сергей! Ну, что? Почему один?! Э-э, да ты ранен! Быстро - в вертолет! Мужики, помогите!
Воронцова затащили в вертолет, уложили на низкий оранжевый топливный бак, и Сергей несколько расслабился, проваливаясь в звенящую пустоту. Глухо, как из-за перегородки, долетали до него голоса ветролетчиков и Хосы:
- Аптечка есть? - это Руслан Кимович.
- Держите! Взлетаем? - краснолицый вертолетчик.
- Да. - снова Хосы.
- Ох, и попадем мы с вами, мужики!.. Знали бы, что вы тут устроите, ни за что бы не полетели, хоть и замминистра приказал! - это, видимо, другой вертолетчик.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});