Боль пронзает все тело. Похоже, у меня сердечный приступ, уж слишком сильна боль.
— Когда вернулся?
«Когда она уехала? А тебе не плевать? Сам ведь прогнал ее».
— Вчера поздно вечером. — Киллиан задумчиво смотрит на меня. — Мне позвонила Стелла.
— Что? — хриплю я.
— Она сказала, что мне нужно вернуться домой.
Я взбегаю по лестнице наверх. Киллиан молча следует за мной. Когда добираемся до нашего этажа, заходим в мою квартиру.
— Боже мой, Джакс. — Он озирается по сторонам. — Мне кажется или после моего отъезда в интерьере прибавилось антикварных вещиц? Как, черт возьми, тебе удалось превратить современный лофт в чопорное английское поместье?
— Талант. Проваливай в свой неуютный, бездушный лофт, если не нравится.
Он тихо посмеивается.
— Куплю тебе атласный смокинг, чтобы твой стиль соответствовал этому дому.
— Я не курю, но твоя идея мне нравится. — Поворачиваюсь, чтобы уйти. — А сейчас я в душ.
Когда возвращаюсь, Киллиан ждет меня в гостиной. Судя по недовольному виду, сейчас он начнет читать мне нотации по поводу Стеллы. Видит бог, я их заслужил. Но, честно признаться, из-за нравоучений меня может переклинить.
Я настороженно смотрю на него.
— Дружище, рад, что ты вернулся, но я бы хотел побыть один.
Он кивает и плюхается рядом со мной на диван.
— Разговор займет всего минуту.
У меня возникает тупая боль в висках.
— Киллс, мне больно говорить о ней.
В воцарившейся тишине ловлю себя на том, что смотрю в его сторону. И хуже всего то, что друг выглядит подавленным.
— Я здесь не для того, чтобы разговаривать о ней, — сообщает он, к счастью, не упоминая ее имени, поскольку прекрасно представляет мою реакцию. Киллиан откидывается на спинку дивана, сжимает переносицу и снова поворачивается ко мне лицом.
— Джакс… дружище, мне очень жаль.
— В смысле?
Ему жаль? Что, черт возьми, он имеет в виду? Извиняется за уезд? Я бы не встретился со Стеллой, если бы он остался.
«Ты не должен думать о ней. Блядь, она словно воздух, которого мне так не хватает».
— Мне жаль, — повторяет он с хрипотцой в голосе, которая обычно появляется, когда мы поем всю ночь, надрывая глотки. — Я пиздец как сильно тебя подвел.
Изумленно смотрю на него с бешено колотящимся сердцем, порываясь свалить к чертям из этой комнаты.
Киллиан не отрывает от меня налитых кровью глаз.
— Когда ты чуть не умер, мне было так… ты напугал меня до смерти.
Вздрогнув, я отвожу взгляд.
— Знаю. И понимаю тебя. Правда. Но я уже устал извиняться. Я…
— Я и не жду от тебя извинений. Просто пытаюсь объясниться. — Он судорожно сглатывает. — Я был чертовски зол. Ты не доверился мне. Не рассказал, что за мысли засели у тебя в голове.
Проклятье, не хочу распускать нюни. Не желаю раскисать, но у жжения в носу и кома в горле другие планы.
— Я не смог, — признаюсь скрипучим голосом.
— Я знаю, — отвечает он. — Знаю, дружище. По правде говоря, я злился на себя за то, что не заметил тревожных звоночков. За то, что оставил тебя одного.
Блядь, я сейчас…
Прижимаю пальцы к глазам и делаю вдох.
— Я хорошо скрываю свои чувства. Не извиняйся.
— Но я должен, — прерывает Киллиан. — Я повел себя как мудак. Собрал вещи и сбежал, поджав хвост и жалея себя, хотя должен был находиться рядом с тобой.
«Он сбежал. Он сбежал».
Кровь тут же вскипает от ярости, и я больше не в силах сдерживаться.
— Ты кинул меня. — Крик разносится по всей комнате. — Я пытался покончить с собой, а ты свалил. Как будто я заболел, а ты боялся заразиться.
У Киллиана на глаза наворачиваются слезы. Я так поражен его реакцией, что внутри все переворачивается. Только вот гнев и боль не утихают.
— Ты был нужен мне. Мне нужен был мой лучший друг. А ты, блядь, свалил…
У меня перехватывает дыхание от крепких объятий. Я не понимал, как сильно нуждался в них, пока Киллиан не обнял меня. Судорожный всхлип сотрясает его грудь.
— Мне жаль. Очень жаль.
Друг продолжает говорить едва слышным шепотом, пока мы прижимаемся друг к другу и плачем. И повторяет одно и то же, пока наша дрожь не утихает. Мне не по себе, чувствую себя уязвимым и изрядно вымотанным. Снаружи. Впрочем, внутри начинаю успокаиваться. Я выжат как лимон, но пустота внутри меня исчезла. Мне стало легче.
Большая, потная рука Киллиана, расположенная на моей голове, напрягается, и он вздрагивает.
— Блин, дружище, в первый же день, когда мы снова встретились, я тебя ударил… — Он замолкает, прерывисто дыша. — Черт, это отстойно.
Я кристально ясно помню события того дня. После попытки суицида я не видел Киллиана целый год. А когда он внезапно объявился, был переполнен гневом, обидой и страхом, плюс ко всему испытывал ужасную неловкость. В тот момент я прекрасно понимал его, поскольку чувствовал то же самое.
На самом деле, я спровоцировал его на драку. Я хотел, чтобы он меня ударил. Чтобы мы подрались. Ведь хороший удар отрезвляет. Нам обоим это пошло бы на пользу.
Как ни странно, я улыбаюсь.
— А знаешь, что самое забавное? Уж лучше такая реакция, чем молчание. Мы были похожи на нас настоящих, какими были раньше, когда выводили друг друга из себя. Мы договаривались, набивая друг другу морду, а потом возвращались к делам.
У Киллиана вырывается надломленный смешок. Откинувшись назад, он вытирает мокрые щеки тыльной стороной ладони.
— Никто и близко не может взбесить меня так, как ты.
Фыркаю, смахивая слезы.
— Это взаимно.
Мы сидим в тишине, пытаясь собраться с мыслями.
— Ты мой брат, — признается он через минуту. — Жизнь без тебя не… я не представляю свою жизнь без тебя.
Меня захлестывает знакомое обжигающее чувство вины.
— Я все испортил…
— Нет! — яростно кричит он, и мы оба вздрагиваем. Киллиан делает глубокий вдох. — Нет, Джон. В этом нет твоей вины. Вот что я пытаюсь сказать. Ты не сделал ничего плохого. Ты самый сильный человек, которого я знаю. Никогда, блядь, не говори, что это была твоя вина. — Он пристально смотрит мне в глаза, словно пытаясь забраться под кожу. — Я облажался. Ребята тоже. Именно мы подвели тебя. Это как если бы ты сломал ногу, а мы бы шли впереди, не обращая внимания на то, что ты один плетешься позади.
В ответ я издаю отрывистый смешок.
— Эта ситуация немного иная. Здесь вы знаете о проблеме — сломанной ноге. Тогда вы не могли знать, что творится у меня в голове.
Киллиан кивает.
— Возможно. Но когда ты попытался