Читать интересную книгу Прелести жизни. Книга первая. Мера жизни. Том 1 - Александр Черевков

После обеда монашек разместили по кельям.

Меня, как настоятельницу своей монашеской обители, поместили в отдельный домик с кельей. Это огромная комната. С большим окном и высоким потолком.

В комнате много разной церковной и монашеской утвари. В углу образ божий в иконе. На стенах подсвечники висят. С потолка свисает большая люстра со свечами.

В кельи умывальник. Широкий шкаф верхней и нижней одежды. Кровать большая с хорошим матрасом и подушкой, тёплое одеяло в белом пододеяльнике. Стол с графином воды и четыре стула.

Мне было оказано такое внимание, что можно было подумать, являюсь главной монашкой Кавказа. Несмотря на строгости советского времени в отношении церкви, этот монастырь был намного богаче нашего бывшего монастыря во Владикавказе.

Тут и забор был из кирпича высокий, примерно, метра два высотой. Монастырь охраняли злые собаки, которые признавали лишь монашек. Весь двор был ухоженный.

Всюду тротуары из каменной брусчатки. Много крытых беседок. Вокруг беседок и рядом с тротуарами, всюду цветы и деревья. В основном, это рябина и сирень.

Хозяйственная часть монастыря отделена от основной территории небольшим забором и фруктовым садом. Животные в монастыре те же, что и у нас были. Лишь нет пуховых коз.

Возможно, что таких коз горцы выращивают? Может быть, тут на Кубани, эти козы не известны?

Хорошо бы было завести наших пуховых коз в этот монастырь и вязать из пуха одежду.

С нашим приходом в краснодарский монастырь появилось двоевластие. Собственно говоря, не претендовала на руководящую роль, но мои монашки сразу поставили себя так, что со всеми вопросами обращались только ко мне и при этом называли меня «матушка-настоятельница».

Не знаю, по какой причине, может быть, потому что мой брат был Митрополитом Кавказским, но постепенно за мной закрепилось сказанное кем-то прозвище «старшая матушка-настоятельница»?

Со временем весь монастырь перешёл под моё руководство. В основном, занималась административной и финансовой частью монастыря. За матушкой-настоятельницей Лукерьей закрепилась хозяйственная часть монастыря.

Думаю, что такой вариант руководства женским монастырём устраивал нас обеих. Иначе бы мы просто замотались со всеми нашими делами. Ведь хозяйство в монастыре было большое и монашек в нем около двести человек.

На двух настоятельниц людей много. В таком женском коллективе всегда есть бытовая проблема нашей обычной жизни.

37. Уход с церковной службы

В первые дни прибытия в Краснодаре, Гурей сказал мне, что будет обращаться в Патриарший Совет, к Патриарху Московскому и Всея Руси, с просьбой об отставке.

Так как ему давно пора на покой. Ведь нам обеим было под шестьдесят лет. Гурей мечтал заняться нашим садом в Старом хуторе. Мне тоже надоело постоянно сидеть в своей келье.

Хотелось ближе к родным местам. К мирской жизни. В Старом хуторе всегда есть много дел различных и забот хватает над всеми родственниками. Как пишет старшая сестра Соня, что ей давно пора сидеть на печи и греть задом кирпичи.

Вот поеду в наш Старый хутор. Возьму на себя основную заботу о домашнем хозяйстве. Буду смотреть за новым поколением, шить одежду детям, которых у нас больше, чем взрослых.

После того, как мы устроились на новом месте, Гурей подал письменное прошение в Патриарший Совет о своём освобождении по состоянию здоровья с поста Митрополита Кавказского.

С письменным прошением об отставке Гурей отправил дьячка, которому наказал передать конверт прямо в руки секретарю Патриаршего Совета.

Дьячок тут же уехал и больше к нам не вернулся. Что с ним случилось, нам это не известно. Мы ждали ответа из Петрограда целый год. К этому времени гражданская война в России почти прекратилась.

Стало спокойно. Гурей отправил нового дьячка с посланием. Но и тот тоже не вернулся обратно в Краснодар.

По служебной переписке между церквами Кавказа, Гурей узнал, что в связи с переносом столицы из Петрограда (Ленинграда) в Москву, церковная власть переехала в Москву в Свято Данилов монастырь или в Троице-Сергиеву лавру в Сергиев Посад (Загорск).

Патриарший Совет находится там. Выходит, что Гурей зря посылал своих дьячков с прошением в Петроград. Братишка больше ни стал испытывать судьбу дьячков и решил сам лично с прошением отправиться в Сергиев Посад.

— Маня! Поехали со мной. — предложил мне, Гурей. — Заодно и твоё прошение об отставке подадим. Будем следовать через Тулу. Возможно, что про твоих деток что-то узнаем? Им сейчас за тридцать лет будет. Быть может, у твоих деток семьи есть. Ты, наверно, бабушка? Так что соглашайся.

— Конечно, поеду. — сразу, согласилась. — Другой такой случай у нас не будет. Давай ты собирайся.

Выехали мы из Краснодара в последних числах апреля 1923 года. Как и раньше, испытанным транспортом у нас были лошади. Мы с Гуреем переоделись в мирскую одежду, чтобы своим видом не привлекать на себя внимание со стороны атеистов.

Церковную одежду с прошением об отставке положили в потёртый саквояж и на старенькой бричке отправились в свой опасный путь. На дорогах России, кое-где происходили стычки с остатками белой армии.

В больших городах свирепствовали банды грабителей и чекисты. Между ними шли постоянные стычки за раздел сферы влияния в больших городах. Мы с братом решили в последний раз рискнуть.

Никаких ценностей и больших денег не было. Брат оделся в старье. В такой одежде мы выглядели беженцами. Прежде всего, Гурей узнал, как пристроиться к людям, которые регулярно едут за товарами в Москву.

Это был большой обоз, охраняемый солдатами Красной армии. Регулярно, только один раз в месяц, обоз отправлялся в Москву и обратно. Точно такой обоз следовал в обратном направлении.

Такую колонну называли «продотрядом», в народе «саранчой». Кубань снабжала Москву товарами сельского хозяйства, а столица в свою очередь обеспечивала Кубань одеждой, обувью и различной техникой сельского хозяйства.

Мы взяли с собой немного продуктов и денег. Всю дорогу ни с кем не общались. Всюду люди так сильно изменились, что было сложно понять, кто тебе друг, кто враг.

Поэтому мы предпочитали отмалчиваться, чтобы не наживать себе неприятности в пути нашего следования. Мы ни с кем в дороге не