Шрифт:
Интервал:
Закладка:
28 декабря [1789]
1790
1028. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Сего утра получила я твое письмо от 26 декабря. Ты меня благодаришь с таким чувствием, что до слезы тронута была. Дай Боже тебе здоровья и всякого благополучия и соединить к победам имя миротворца. В сем теперь нам главнейшая нужда, ибо не осталося почти никакого сумнения, что Король Прусский не имел в намерении обще с поляками весною напасть на наши владения, как ты то усмотришь из предлинного рескрипта1, с сим курьером отправленным, в котором я нарочно велела прописать всю гисторию, чтоб осталась в архиве comme une piece authentique.[420]
Игельстром уже здесь, и Иван Петр[ович] Салтыков приехал сегодни. Сей говорит, будто с Кубани тысяч десять взять можно, не испортив дела2. Но сие ты полутче его смыслишь. И так полагаюсь на тебя с полной доверенностию. С сегодняшним из Вены приехавшим курьером Импер[атор] сам ко мне пишет, что он очень болен и печален по причине потери Нидерландии. Естьли в чем его оправдать нельзя, то в сем деле: сколько тут перемен было; то он от них все отнимал, то возвращал, то паки отнимал и паки отдавал. Dieu sait ce qu'il faissait, mais I'evenement a montre qu'il ne faisait rien qui vaille.[421]
Жалею весьма, друг мой, что рука у тебя так сильно болит. Я чаю, есть в аптечке твоей камфарная мазь, или масло, или состав. Прикажи лекарю отыскать, которая для ревматизма действительнее еще мыльного спирта. Но прошу ее без лекаря не употребить. Помнится, я об ней сказала Попову.
Твой Кавалергардский корнет, о котором просишь прикрасу и который оной, право, достоин, шестой день, как лежит в постели. Думали — горячка. И теперь слаб и худ, таков, что на себя не похож; сущая простуда, и за ушами жилы опухли. Ну, мой друг, добра только и ждать от Вас и с Вашей стороны. С нетерпением желаю скорого приезда твоего обещанного курьера. Как тебе Бог даст заключить мир, то ты будешь благословен в мужах.
Adieu, mon cher et precieux Ami.[422]
Янв[аря] 10 ч., 1790 г.
1029. Г. А. Потемкин — Екатерине II
Всемилостивейшая Государыня!
Лавровый венец — высочайший дар Божией Помазанницы — я получил с преисполненным благодарности сердцем, возложил его на алтарь Господень и привнес теплые молитвы.
Милосерднейшая мать! Ты уже излила на меня все щедроты, а я еще жив! Но верь, Августейшая Монархиня, что сия жизнь будет тебе жертвою всегда и везде против врагов твоих.
Вашего Императорского Величества
вернейший и благодарнейший подданный
Князь Потемкин Таврический
23 генваря [1790]. Яссы
1030. Г. А. Потемкин — Екатерине II
Яссы. 23 генваря [1790]
Матушка родная, Всемилостивейшая Государыня. Покажется невероятно, что у нас здесь продолжались почти две недели пресильные морозы. И как домы здешние все летние, то по стуже, право, не было способу писать.
Что турки делают попытку ради выиграния времени, сие несумненно, как и то, что, новому визирю дана полная власть для заключения мира. Земля их в крайней разстройке, и Богу угодно меня поставить в кредите большом у их народа. То и есть надежда при первом будущем поражении добиться миру1, который и никогда иначе не может зделаться, как наступя на горло. Польские дела требуют скорого изворота. Терпеть их вооружение, самим ничего не делавши, похоже на троянского коня, которого трояне впустили к себе. С холодным духом предлагаемое мною нужно. Сие умножит у поляков и забот, и страху. Ресурс неожидаемый всегда поразит. План будет секретный2. Откроется в свое время, а к названию привязки зделать нельзя. Я тут себе ничего не хочу; ежели б не польза Ваша требовала, принял ли бы в моем степени фантом, больше смешной, нежели отличающий3. Но он есть средством, и могу сказать одним, как ни оборачивать, но неможно оставить Польшу. Так нужно, конечно, ослабить или, лутче сказать, уничтожить. Из прилагаемых здесь писем посла Щтакельберха изволите увидеть его тревогу, тем худшую, что он всюду бьет в набат. Естли б он не подписал своего имя[ни], то я бы мог его письмо принять за луккезиниево. Я тебе усерден, Всемилостивейшая мать, и для того говорю откровенно: воля твоя, а Штакельберх сумнителен. Как это зделалась конфедерация, меня удивляет.
С названием моим примутся меры умножать войски казацкие у себя, не касаясь еще Польши, устроить сию силу на основании полезном. Не те уже они, как были. Я нечувствительно на сухом пути ввел им нужный строй и склонил большую часть жениться. На воде они все делают по сигналам и стреляют весьма живо, истинно любо смотреть. Конница их на щегольских лошадях.
Теперь скажу о союзнике нашем, как он, по несчастию, чрез сущие безделицы навлек сумнение на себя в своих землях. По случаю наряда войск новых в Венгрии Штаты Ему зделали ответ, что Короля у них нет, ибо он еще не короновался. Страх, истинно, слушать, как они все раздражены и говорят так смело, что уши вянут.
Матушка моя родная, Богу известно, сколько я чувствителен милостьми Вашими, que puis je Vous offrir — mes services, mon Zele et le peu de succes receves comme une obole de ma reconnaissance. Je porterai ma couronne de lauriers au jour de St. Andre sur le chapeau et sur le casque a la tete de mon beau Regiment de cuirassier, Vous verres, ma tres chere mere, comme ce Regiment combattra pour Vous.[423]
Главное мое упражнение о снаряде флота. Теперь, имея весь берег от устья Дуная до наших берегов, весь в своих руках, нет уже им опоры. Время флотом их пугнуть. Я так соглашу разположение на сухом пути, что вся будет удобность мне самому дать флотскую баталию в полной надежде на милость Божию, которого помощию мы на море стали уже посильнее неприятеля, а в августе и гораздо сильнее будем.
Прошу Вас, матушка, в разговорах, да и чрез других, разглашать, что Вы не намерены на Черном море флотом действовать наступательно, а держаться у своего берега оборонительно. Сие дойдет до турков, и они выдут, понадеясь, из канала, а то иначе их не выманить.
Другой курьер поехал чрез Польшу на Киев. С тем писал я о боярах, желающих к нам со всем имуществом переходить. А естли б Молдавия и вольна осталась, то и тогда в Крыму хотят иметь земли4. Пошлется лист их степеней, по которым буду просить соразмерных чинов. Послано с ним также положение войскам Малороссийским, и надеюсь, что не худо то же и другим, полезным для конницы установлениям.
Посылаю Вам, моя кормилица, здешние простыни, чем украшают они бани или комнаты. Рад буду, коли Вам пригодятся для Царского Села. Я по смерть
вернейший и благодарнейший
подданный
Князь Потемкин Таврический
1031. Екатерина II — Г.А. Потемкину
Друг мой сердечный Князь Григорий Александрович. Замерзшими чернилами, понимаю, что писать неловко было. Не имев три недели от тебя писем, наконец, получила твое письмо от 23 генваря и жалею весьма, что ты был болен от стужи и простуды. Прошу поберечь здоровье, оно мне нужно. В холодное время впредь употреби фляшу и чарку, которые сей курьер к тебе привезет. Je souhaite que се petit meuble Vous fasse autant de plaisir, que j'en ai a Vous l'envoyer de bon Coeur.[424]
Быть может, что турки делают попытку ради выиграния времяни, но кажется мне, что визирь, имея полную мочь, наперед хочет спасти свою голову и для того сам с своими пашами отписал в Царьград дурное свое и войск состояние, что не идут из провинций к нему, что нет ни денег, ни провианта, ни людей, — надеясь тем представлением от Дивана выманить повеления точные, либо слова какие, кои бы его принуждали приступить к мирной негоциации.
О сем ни мало не сумневаюсь, что мир скорее зделается, когда Бог даст, что наступишь, как пишешь, им на горло. Как тебе не выигрывать у турецкого народа доверья вящщего их начальников?! Во-первых, ты умнее тех; во-вторых, поступаешь с ними великодушно и человеколюбиво, чего они ни глазами не видали, ни ушами не слыхали от своих.
О польских делах ты давно уже от меня разрешение имеешь, но при отпуске твоего письма еще отселе отправленный курьер до тебя не доехал. К Штакельбергу писано, чтоб он сидел смирно и не суетился. А конфедерация, ты сам вспомнишь, зделана была в таком виду, чтоб заключить с Польшею союз. Сему Прус[ский] Кор[оль] препятствовал грубым образом, как сам знаешь. Теперь жду нетерпеливо твой ответ на мой рескрипт и репортиции войск. Пуще всего, чтоб упор нашли, где хотят нападать1. А что войски устроишь полезным образом — не сумневаюсь. Изволь трудиться, Господин Великий Гетман2. Вы человек весьма умный, хороший и нам верный, а мы Вас любим и милуем. Об союзнике моем я много жалею, и странно, как имея ума и знания довольно, он не имел ни единого верного человека, который бы ему говорил: «Пустяками не раздражать подданных». Теперь он умирает нанавидим всеми. Что же было диковинкою короноваться Королем Венгерским, благо что подданные привязаны к короне: матерь его они спасли в 1740 году от потери всего3. Я б на его месте бы их на руках носила. Votre couronne de luarier Vous ira a merveille et je serai charmee de voir un Chevalier de St. Andre aussi digne de cet ornement, et auquel je l'ai donne parce qu'il l'avait merite par ses services et sa fidelite.[425]
- Екатерина Великая. «Золотой век» Российской Империи - Ольга Чайковская - История
- Гражданская война Михаила Булгакова - Василий Александрович Стоякин - Биографии и Мемуары / История / Литературоведение
- Блог «Серп и молот» 2021–2022 - Петр Григорьевич Балаев - История / Политика / Публицистика