Не доползти...
– Эгей, Пафни, глянь-кось, чегой тут!
Возле самого лица опустилась нога в старом, залатанном очиге.[7]
– Откель взялси-то? – спросил второй, столь же простецкий голос.
Фесс попытался ответить – безуспешно. Сознание плыло, уже ему не повинуясь.
– Магик, по всему видать, – авторитетно заявил обладатель латаного очига.
– Почём знаешь? – простодушно изумился второй.
– Дык, глянь сам, пень ты эдакий – валяется посередь поляны, трава примята, как полз – а боле никакого следу, ни звериного, ни евонного. Значить, понимай так – с неба свалился. А кто ещё у нас могёт тут с неба сваливаться, окромя магиков? Не-ет, давай-ка, Пафни, руби две жердины да пояс развязывай. К заставе понесём, нам от магиков награда выйдет!..
Застучали топоры.
Сильные и грубоватые руки осторожно перевалили Фесса на самодельные носилки.
– Ну, взяли, Пафни! – услыхал он, и носилки оторвались от земли.
Закачалось высоко над головой синее-синее, чистое, ничем не осквернённое небо.
– Терпите, господин магик, немного осталось, скоро вас до заставы донесём, с рук на руки охране сдадим, они вам лекаря настоящего вызовут, ничего с вами не случится, всё бывает, мы тут испокон веку живём, разного навидались, да и диво было бы подле Долины не навидаться, не-ет, господин магик, нам от долинных хозяев только добро выходило, мы устав блюдем, обычай знаем, шапки за десять шагов ломаем, милостей и благостей многих желаем... – бормотали над самым ухом.
А потом, сквозь туман боли:
– Эй, куда прёшься, деревенщина? Застава тут, не видишь, зенки уже совсем пропил? – голос был резкий, женский.
– Никак нет-с, видим, усе, значить, видим, госпожа воительница, мы тут-с не баклуши бьём-с, раненого магика, изволите ль видеть, выносим, значить...
– Раненого магика? – голос воительницы тотчас зазвенел. – Да что же ты молчишь, деревня?! Голова на плечах засиделась?! Эй, Птах, одна нога здесь, другая там – лекаря сюда! Живо!.. Раненого сюда несите... да осторожно, голытьба поганая! Так, опускайте... и давайте, давайте в сторону, вон там стойте – их магичное достоинство придут, вас спросят, всё без утайки чтоб рассказали! А то... вы меня знаете!
– Знаем, госпожа Райна, как перед истинным небом, знаем... – униженно забормотали в ответ.
Фесс вновь сумел открыть глаза. Над головой – узорчатый потолок, караульню строили, словно царский дворец. И на фоне многоцветной мозаики – встревоженное молодое лицо. Большие серые глаза, сейчас напряжённо сощуренные. Тёмные от пота, коротко подстриженные русые волосы. На плечах – воронёная кольчужная сетка.
Кажется, когда-то он знал её... видел...
– Ваше магичное достоинство! Господин Кэр! – всплеснула руками воительница. – Да как же это вас так угораздило?! Кто посмел?! Ну, дайте мне только до него добраться... – Она не теряла даром времени. Ловкие руки уже аккуратно обмывали рану, готовясь наложить временную повязку с заживляющим эликсиром. – Господин Кэр! Ох, горе-то какое!
– Н-не... причитай... Райна... – выдавил из себя Фесс. – Не... достойно...
– Недостойно воина над ранами друга причитать, – сурово отрезала шилдмэйден. – А над ранами тех, кого присягнула защищать...
Фесс хотел ответить, но перед глазами всё вновь поплыло. В растревоженной ране проснулась боль. Не удержался, зажмурился и застонал. Райна тотчас метнулась к двери.
– Птах! – раздался её яростный вопль. – Ну где же ты, остолоп вшивый, ох, насидишься ты у меня без увольнительных!..
– Нет нужды, славная Райна, – ответил низкий, хрипловатый женский голос. – Твой воин выполнил приказ в точности.
– Госпожа Хюммель... – валькирия почтительно поклонилась.
– Она самая. Перестань мести чёлкой пол и иди сюда. Чем ты обмывала рану?
– Настоем бессмертника алого, госпожа ма...
– Без чинов, Райна! Или мы с тобой вдвоём на стены Архады не лазили? – возмутилась волшебница. – Сейчас посмотрю... молодец, грамотно. Теперь помоги мне... подержи его.
Где-то в области горла родилась тёплая волна. Покатилась вниз, с каждой секундой становясь всё горячее и горячее.
– Ы-ы-ы!!! – не выдержав, заорал Фесс. Коричнево-чёрная корка на месте ран вспыхнула. Обломки костей, казалось, пустились в безумный пляс. Рваные мышцы судорожно задёргались.
Он перестал что бы то ни было видеть. Осталась только боль, сделавшаяся, казалось, больше, чем он сам.
– Держи его, Райна, держи! – пробился резкий и злой голос Клары Хюммель. – Крепче, мать твою, воительница херова! Вскрываю... Таз подставь!
Звонко забарабанили капли по бронзовому днищу. Последний звук, который он слышал. Дальше навалилось беспамятство.
* * *
Тлели остатки тяжёлого занавеса. Император стоял, молча глядя на изуродованные трупы. Волшебников перебили всех до единого – впервые имперские мечи попробовали кровь адептов Радуги. Дворец замер, повсюду царила жуткая тишина; и даже сам хозяин Империи не дерзал кликнуть стражу.
Его Вольные тоже были мертвы. Тяжелая потеря. Их мало, всего несколько десятков, и каждый – куда дороже, нежели чем «на вес золота».
«Это война, – подумал он. Вдоль хребта полз вверх отвратительный слизняк животного страха. –Война с Радугой. Со всемогущими чародеями. Ими не напрасно пугают детей с колыбели. Сежес в одиночку справится с целой армией. Два Верховных мага уничтожат неисчислимые полчища, сотрут с лица земли целые города. Страшно подумать, на что способно объединившееся Семицветье...»
«Тот, кто начинает во страхе, лучше бросься на собственный меч», – припомнились древние строки.
Сколько крови...
Взгляд Императора невольно упал на одного из мёртвых магов. Меч Вольного рассёк тому грудь; в глубине раны мерно и страшно пульсировало сердце.
Он что, ещё жив?!
Как хорошо, что стены дворца в этой части увешаны оружием...
Император сорвал богато инкрустированный золотом парадный трезубец и вогнал его в тело поверженного. Маг не шелохнулся – он был уже мёртв, жить продолжало только его сердце. Три стальных острия вонзились глубоко в пол. Раздалось шипение, из раны полезла какая-то зелёная пена.
Отступив на шаг, Император с невольным ужасом следил за трансформацией. Он слыхал о подобном – маги накладывали на самих себя жуткие чары, чтобы после насильственной смерти превратиться в кошмарных монстров и сполна отплатить обидчику.
Содрогаясь от омерзения, Император спешил добить уже один раз умерших врагов. На последнем чародее сталь вновь завязла. Выдергивать застрявший в паркете трезубец Император уже не стал. Просто запер за собой двери.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});