2. «Рабочая Москва» просила давать фельетоны для подвалов.
3. «Военный вестник» обязал давать небольшие рассказы — два-три раза в месяц.
4. По заказу «Огонька» дал очерк «Чапаев», часть материала изъял из книги! Заказали «Ковтюха» и что смогу еще…
6 июня
ЛИТЕРАТУРНЫЕ НЕУДАЧИ
Не все с успехом — сегодня вот и неудача. Месяц или полтора назад отнес я в «Красную ниву» рассказ «Шестьдесят». Водили. Долго водили: «Через недельку придите… Через десять дней загляните…»
И ходил и спрашивал — надоело. Даже злую штучку дал одну в «Красный перец», смеюсь над «Нивой».
Порою звоню. Касаткин отвечает:
— Не пойдет.
— В чем дело? — любопытствую.
— Знаете ли, физиологии очень много: про мокриц там есть: «брюхатые, скользкие гадины…» и в этом роде… Так не годится.
— Представьте, — отвечаю, — а я именно это место считал особенно удачным.
— Да так нельзя, мягче надо, чтобы красота какая-нибудь…
— Что вы, что вы говорите, — ужаснулся я, — да разве тут может быть красота: в гнилом сарае валяются на соломе гниющие, раненые красноармейцы… Потом им под удар рубят головы…
— Ну, все-таки, знаете ли… Потом длинно немного, — как бы оправдывается он.
— Это другое дело.
— Затем — работали мало над вещью…
(«Вот уж тут, кум, ты прав, — думаю я про себя, — за ночь написал, а к вечеру другого дня переписали всей семейкой: обработки никакой. Голодно, тороплюсь деньги скорее добыть — тут ты, кум, прав!..»)
— Да, обрабатывал мало, — соглашаюсь.
Съездил и взял. На сердце нехорошо.
Зато в «Огонек» пошел «Чапаев».
26 июня
…Отдал ПУРу «Чапаева» сокращенного. Пролеткино хочет «Чапаева» на экран, просили дать сценарий. В Госиздате Мещеряков* просил написать несколько книжек из гражданской войны. «Вы, говорит, совершенно новый тип литературы создаете. У нас этого еще никогда не было. Пишите — у вас большое дарование». Это же говорил и Иорданский*, там же. Я обещал.
А Мещеряков даже: «Вы, говорит, с нами работайте, с большим издательством вам и большой смысл связаться — и шире, и дороже, и имя себе создадите». Вот как! Превосходно. Говорил еще, чтобы я «Чапаева» в роман переделал…
10 сентября
«МЯТЕЖ» КАК НАЧАЛ РАБОТУ
Я уж совсем надумал приступать писать большую работу — «Таманцы». И материал собрал достаточный, и поговорил с кем следует — записал все необходимое; заметки разные, наброски сделал; книжки сгруппировал, статьи, картины, картинки достал, альбомы… Словом — раз или два еще пересмотреть бы материал и можно было подумать. А подумать 10 дней — так вот походить, посидеть, полежать и подумать. И идучи на работу, и идучи с работы, и на сон, и ото сна — целые десяток дней. Основное придумал бы, а остальное само собою будет в работе. И голова уже кое-что сырьем приняла, начала перерабатывать. Помогло ей и сердце — в нем тоже кой-что зарисовывалось. И вдруг… Прихожу как-то в Истпарт:
— Материал прибыл из Туркестана…
Смотрю, и в самом деле крепко-накрепко завернуты в синюю бумагу десять объемистых томов: это «дело о Верненском мятеже в июне 1920 года…». Целый тюк — фунтов на 20 весом. Ничего себе! Содрогнулся: тяжело! А тут еще торопят:
— Задерживать не приказано, говорили, чтобы выслать как можно скорей, потому что дело в производстве…
Вот так раз. А потом новый удар:
— Работайте здесь… На дом брать нельзя — Истпарт на дом ничего не дает…
— Так вы же, говорю, до 4 — 5-ти работаете?
— Ну и что же?
— А то же, что я в 5 только стану с работы в учреждении освобождаться…
— Ну и что же?
— Так вы ведь после 5-ти весь Истпарт сургучными печатями запечатываете?
— Да… Ну и что же?
— Работать-то когда я стану, спрашиваю вас: до 5-ти я занят ежедневно, а с 5-ти у вас запечатано — и на дом взять нельзя.
— А это уж как хотите…
— Уверяю же вас, что материал выписывался специально для меня: Лепешинский 2–3 раза в Туркестан запрос посылал.
— Посылал, ну и что же?
— И вот, говорю, материал пришел. Я вам могу дать подписку и расписку, что возвращу целехоньким. Кроме того — опись составим подробную на каждый документ и во всем я вам распишусь…
— Нет, нельзя.
— Отсылайте тогда обратно, — говорю в злости. — Не стану я работать… Да и не могу — не даете.
Этак говорил с Р. и Ш.*. И ушел, в сердцах хватив дверьми. А потом раздумал, взвесил, переменил.
У меня, до приезда из Ессентуков Мещерякамбы*, то есть до поступления моего на работу, осталось 15 дней*. Эти дни могу работать и по утрам. Надо ловить, не потерять ни часа. И кроме того, кто помешает из 10-ти томов один брать на дом? Кончу первый — возьму третий (второй читаю там), кончу третий — возьму пятый; стану день заниматься в Истпарте, а вечером — ночью дома.
Так и работаю все время: великолепно! Законы воистину на то и созданы, чтобы их обходили. Разбираюсь с уймой документов. Делаю пометки в тетради. Кончу через 5–7 дней первую читку. Потом вторая — только отмеченного, наиважнейшего материала, что отметил за первую читку. А мимо чего прошел молча — того уже не коснусь.
Как писать? Этот вопрос стал передо мною, как и тогда, когда зарождался «Чапаев». Не знаю. Право, не знаю. Повестью? Но там будет немало подлинников-документов. А ежели сухим языком ученого исследования — и не гожусь я для таких работ, да и неловко малость давать «историческое исследование» того события, в котором играл весьма видную роль. Очень опасаюсь, как бы не вышло бахвальства. А с другой стороны, не хочу и совсем замалчивать наши заслуги и затемнять правду наших дел. Полагаю, что чуть-чуть поможет здесь предисловие — в нем будет оговорка: «не хвалюсь, мол, а правду говорю — попробуйте доказать, что все это, рассказываемое мною, было не так…»
А поведу рассказ от первого лица, от себя… Занят только «Мятежом». Второпях окончил кое-как «Молодежь»* — не знаю даже, так ли назову.
Только «Мятеж», он один.
14 сентября
ИДУ В «ОКТЯБРЬ»*
Давно ощущал потребность прикоснуться к организованной литературной братии. Вернее работа. И строже. Критически станешь подходить к себе — скорей выдрессируют, как надо и как не надо писать. И — круг близко знакомых литераторов. А то, по существу, нет никого.
Приходишь, бывало, в иную редакцию — чужак чужаком.
След<овательно>, и в отношении быстроты помещения материала — удобно. А удобство этого рода — большое дело… Итак — в «Октябрь». Почему сюда? Платформа ближе, чем где-либо. Воспрещается сотрудничество в «Кр<асной> нови», «Ниве», «Огоньке»… Это крепко суживает поле литературной деятельности. Но с этим надо помириться. Думаю — правда, не разбираясь в вопросе серьезно, — думаю, что следовало бы не убегать от этих журналов, не предоставлять их чужой лаборатории, а, наоборот, завоевывать, в чем они еще не завоеваны, — и сделать своими.
Убежать от чего-либо — дело самое наилегчайшее. Для победы нужно не бегство, а завоевание. Полагаю, что этот вопрос в дальнейшем каким-то образом должен будет подняться во весь рост.
Иду в «Октябрь» с радостью и надеждами. И с опасением: не оказаться бы там малым из малых, одним из самых жалких пасынков литературного кружка. Эх, работать бы побольше над своими повестями и книжками — ей-ей, раз в 18 они были бы лучше. Некогда. И еще денег нет. Нужда грызет. А на хозяйственную работу идти неохота — с литературного пути не уйду, пока не сгонят обстоятельства.
21 сентября
КАК ДЕЛАЕТСЯ «МЯТЕЖ»
1. Все присланные 10 томов «дела» были просмотрены один за другим и из каждого выписывалось (отмечалось в книжку, нумерую том и страницу) самое важное.
2. Вторично читал, уже имея в виду не просто ознакомление с материалом, а определенную систему подготовки самого материала к обработке. И потому — положил перед собою 10 пустых листов с заголовками: 11-е июня, 12-е и т. д., до 20-го включительно. Каждая страница данного тома повествовала о деяниях которого-либо из этих дней — я эту страницу (и этот том) и заносил на соответствующий лист. Теперь закончил и эту работу. Получилось, что весь материал разбит по дням — хронологически. Писать буду день за днем — основное, в смысле подготовки, пожалуй что и сделал.
3. Материал есть, и дома, свой. Каждый из этих документов — в папку, за очередным? и, кроме того, за этим же? выписываю на отдельный лист, вкратце указывая, что это за бумага.
4. Теперь все выписки просмотрю, взвешу, обдумаю, скомпоную мысленно в одно целое; прикину примерную последовательность изложения и — айда! Писать!
Опять, как перед «Чапаевым», занимает дух. Опять растерялся; не знаю, в каком лице, в какой форме повествовать, как быть с историческими документами и проч.