верным соратником, это ничего не изменит. Мертвым я удобнее. Маменька вон останется, Милисента… Августа.
Щека дернулась.
И Эдди кивнул.
– Значит, придется что-то выдумывать. Кстати, мальчишка, если разберется… они и вправду дети смерти. И если кто сможет с нею договориться, то сиу.
Чарльз вздохнул.
Как-то не получалось верить. Он хотел. Честно. В то, что проклятье спадет, зло будет повержено, ну и так далее.
– Идем, что ли? Орвуды должны бы уже… надо же что-то решить. – Эдди подавил зевок и потряс головой. – Когда это все закончится, завалюсь спать. На неделю.
– Как ты вообще?
– Что тут скажешь? – Эдди поморщился. – Дракон – тот еще засранец. И скучно ему. Столько лет. Нет, польза есть, я многому научился, но на час учебы – три часа разговоров о прежних славных временах, когда по степям бродили стада бизонов. Мне порой казалось, что он издевается…
Может, и так.
– Да и девчонки теперь тоже в силу вошли. Он предупреждал, что долго их не удержит, что Сила, если проснулась, будет только прирастать. Но я понадеялся, что хватит. А они вот… правда, с пользой, конечно, ругать вроде как и не за что. Только все одно опасно.
Чарльз заглянул в дом.
Тихо.
И темно. Мальчишка все так же сидит на полу с ножом в руке. Надо бы отправить их с леди Элизабет, да и маменьку тоже в Город Мастеров… там как-то спокойнее.
Или поздно уже?
Маменька точно не согласится. Да и остальные. Но помечтать-то можно? Чарльз прикрыл дверь.
У Орвудов пахло смертью. Запах этот стал привычным, в нем даже что-то приятное стало улавливаться. Вот проклятье!
– Недоброй вам ночи. – Его встретил лишь Бертрам. – Отцу пришлось остаться во дворце.
– Хуже?
Кивок.
– Сент-Ортона трогать нельзя. Распоряжение императора. Пока – наблюдение. Составляют список всех, кто с ним связан.
Но дело не в этом.
– Император опасается, что… в общем, что девочки тоже умрут. Так что ничего сделать нельзя, пока он не будет уверен, что их жизни ничто не угрожает. А он не будет, поскольку там дело не только в зелье. Все… сложно.
– И что делать?
Эдди устроился в углу, вытянув ноги. Откинулся, прикрыл глаза, и казалось даже, что он спит.
– Не знаю. – Бертрам Орвуд отвернулся. – Отец… да и я тоже, мы не можем ослушаться прямого приказа. А я не уверен, что у императора хватит сил изменить его. Он любит дочерей. И если будет выбор между троном и девочками, он…
Не выберет трон.
Наверное, это хорошо. Для человека. Человек должен человеком оставаться. А вот для императора – так себе.
– Правда, он понимает, что Сент-Орвуд, своего добившись, не остановится. Так что непонятно… Пока отец ищет способ. К счастью, там не все так запутано… такие проклятья, как твое, Чарльз, они безумно сложны. И много их не будет.
Радость-то какая.
Чарльз потер грудь. Сердце ныло. С того самого момента, как он вернулся от Августы. Нудная такая тянущая боль, которую можно перетерпеть. И скрыть тоже. Хотя Милисента все одно что-то заподозрила.
– В общем, шансы, что распутать получится, есть… но тогда приказ на уничтожение поступит сразу. Да и император не останется в стороне. Он, подозреваю, лично свернет этому уроду шею.
И плевать ему на Чарльза.
Пожалуй.
– Ничего. – Чарльз криво усмехнулся. – Если я умру, вы будете свободны…
– Только вот Милли расстроится… – проворчал Эдди. – Времени до бала еще целая неделя.
И это, наверное, много.
И в то же время – чудовищно мало.
День.
И мальчишка Сент-Ортон пришел сам. Хмурый и растерянный. И мрачно-сосредоточенный. На лице – застывшее выражение готовности к подвигу, отчего стало даже неудобно.
– Мне… необходимо поговорить с вами. – Слова давались ему с трудом. И на Чарльза он смотрел исподлобья, то ли как на врага, то ли как на соперника. – Мне было семь, когда отец решил заняться моим воспитанием. До того он не слишком обращал внимания на меня и сестру. К счастью…
Он бледен, в зелень.
И явно нервничает.
– Именно тогда я и узнал, что наш предок должен был занять трон. Что он был сыном Георга Первого. И что с матерью его Георг состоял в законном браке.
– Это несколько противоречит тому, что я знаю.
– Противоречит. – Найджел Сент-Ортон огляделся. – Мы не могли бы… пройтись? Куда-нибудь. Неважно. Мне легче думается на ходу. Да и, признаться, в помещениях душно. Воздуха все время не хватает. Так вот, наша прапрабабка происходила из рода, как выяснилось, весьма древнего, но забытого. Отрешенного от титула еще в Старом Свете. Именно поэтому, когда война закончилась, Совет надавил на Георга, заставил взять правильную жену.
На улице холодно. Погода переменилась как-то резко, в чем тоже видится признак беды. Ветер тянет с востока, сырой, пронизывающий.
А у Милисенты пальто нет.
И шубы тоже.
Плохо.
Они давно уже приехали, а Чарльз до сих пор не удосужился жене шубу купить.
– Мою прапрабабку вынудили выйти замуж за сподвижника Георга. И вручили ему герцогский титул.
– Странно, что вообще в живых оставили.
– Это да. Отец утверждал, что Георг любил ее. По-настоящему.
– А тот сумасшедший внизу…
– Ну… У Георга и вправду был брат, а у того – дети. Просто все немного перепуталось. Как бы там ни было, это не имеет значения. Думаю, до отца если и говорили о правах на трон, то… как бы скорее из позиции, что мы храним память и все такое. Да и он сам до определенного момента был… нормален.
– Когда все изменилось?
– Когда прибыл этот проходимец с Запада… такой весь очаровательный. Ваш родственник. То есть тогда он не был им. Просто парень… учился тут, в университете. Его заметили. Он всем нравился, хотя, как понимаю, был еще той сволочью. Впрочем, я сам не лучше, но… в общем, я был много младше, когда он появился в доме. И с отцом они как-то быстро поладили.
Верно, речь идет о тех временах, когда Змееныш был просто студентом, одним из многих.
– Уже тогда отец начал меняться. Отец никогда не любил матушку, да и сестру не особо… впрочем, он никого не любил. Но хотя бы уважал. А тут… он стал сходить с ума. Теперь я это понимаю, но тогда… Он сделался раздражителен. Придирчив. Все чаще заговаривал, что из нее не получится императрицы. Что она слаба. И родила лишь двоих детей. И что скоро у него будут другие. Этот ваш родич пообещал ему, что будут. Что он знает способ. Точнее, знает того, кто знает способ…