Мужчину, в ком заключается смысл моей жизни. Это было нестерпимо больно. Видеть его таким. Меня трясло от колючего холода. Словно не он, а я потеряла всю кровь. Мне даже почудилось, что пошел снег. Никогда не думала, что в начале осени может идти снег, но в этот миг казалось, весь мир был против нас.
Меня тошнило, выворачивало наизнанку от невыносимой боли. Видеть его таким - вот самое страшное наказание. Неужели это слабое тело, в котором едва теплится жизнь, и есть мой Кай? Всегда сильный, самоуверенный, тот, за кем ощущаешь себя, как за каменной стеной. Боже, какая я идиотка! Называла его эгоистом, а эгоисткой оказалась сама. Отпихивала руками и ногами, убивала наши отношения. Нещадно растаптывала то, что подарила нам судьба. Ведь у нас был шанс начать все заново. А я сама его разрушила.
Я умирала от страха, что можем не довезти его до больницы. И потом, когда его забрали в операционную, вела себя, как безумная, отказывалась отойти от дверей, не позволяла осмотреть себя… «Кай, Кай, Кай» – лишь одно слово билось в воспаленном мозгу набатом. «Мне не жить без тебя», я уже почти сошла с ума от страха потерять этого мужчину….
В себя пришла только, когда Алексей, друг Кая, увез меня из больницы в участок. Меня усадили на мягкий стул перед столом следователя. Мужчина в форме, подойдя ко мне, протянул стакан воды. Я приняла его, сделала пару глотков. На автомате. Отставив его на стол, взволнованно окинула взглядом помещение.
— Девушка, мне нужно взять у вас показания. Вы можете рассказать, что с вами произошло? – задает вопрос следователь требовательным тоном.
— Я должна вернуться в больницу, – поднимаю на него воспаленные глаза. Какие, к черту, показания? Сейчас, кроме Кая, ничего значения не имеет.
— Вам разве не оказали медицинскую помощь?
— Мужчина, который спас меня. Его ранили. Я должна быть рядом с ним.
— Вас доставили сюда, чтобы взять показания по очень серьезным преступлениям, — хмурится следователь и, обогнув стол, усаживается на свое кресло. — Медики выполняют свою работу. А моя работа, узнать у вас всю информацию, чтобы мы могли оперативно выйти на заказчиков вашего похищения, и задержать их. Как только ответите на мои вопросы, вас вернут в больницу.
Следующий час он мучает меня вопросами. Ему нужно знать все в мельчайших деталях. А я настолько разбита и раздавлена, что едва могу что-либо сказать.
Меня накрывает новой волной истерики. Я только сейчас понимаю, какую боль пережил Кай, когда увидел меня в психушке. Все это время его буквально разъедало чувство вины. Но он и бровью не повел, не показал мне своих слабостей. Переносил все стойко, как и мои истерики и грубости.
«Преступников милуют, Ева. Убийц, воров. Разве я настолько урод, что не заслуживаю второго шанса?»
Эти слова словно кислота на мои раны. Разъедают мясо до кости, принося невыносимую боль. За все неправильные поступки он уже искупил вину. Его ошибки были поправимы. А вот поправима ли моя?
Меня продержали в полиции до самого вечера. Нет, представители закона были на удивление вежливы и предупредительны со мной. Наверное, благодаря Алексею, который провел здесь со мной большую часть дня, утешая и подбадривая. Мне даже был выделен весьма мягкий и удобный диванчик в кабинете у следователя. Взяв показания, мужчина отправил меня отдыхать, напоив успокаивающим травяным чаем. Но на вопросы о Кае он стоический отмалчивался. Отпускать меня никуда не хотел. А когда я попыталась самовольно покинуть кабинет, пригрозил мне заключением.
Я настолько извелась от неизвестности, что спустя часа четыре, когда дверь кабинета открылась, и на пороге помещения появился Алексей, едва ли не набросилась на него.
— Леша, он жив? – вцепившись, словно клещ, в лацканы его пиджака, кричу хриплым, сорванным голосом.
— Да жив он, жив, — отдирает от себя мои руки и проходит внутрь кабинета.
— Рану заштопали, переливание сделали. Уже команды раздает, — ухмыляется, а я оседаю на пол, чувствуя, как в глазах темнеет.
— Эй, ты чего, дуреха, я же сказал, жив твой мужик, - подлетает ко мне, не давая упасть. Помогает усесться на диван. Делаю несколько глубоких вдохов. Чувствую, как, спустя несколько секунд, зрение возвращается, а в голове чуть-чуть проясняется.
— Жив? – шепчу, поднимая на него глаза. Пытаюсь всмотреться в лицо Алексея, но из-за пелены слез ничего не вижу.
— Жив-жив, — улыбается он. — Я за тобой. Поехали.
— Куда? – поднимаюсь с дивана.
— Мне велено тебя в гостиницу доставить. Сегодня в номере переночуешь, а завтра с утра поедем к Николаю, - повернувшись, направляется к выходу и останавливается в дверях в ожидании меня.
— Я сегодня к нему хочу, - следую за мужчиной. Леша закрывает дверь на ключ и, развернувшись, направляется вглубь коридора.
— Ева, мне дано указание, я его выполняю. Мне твой мужик потом всю плешь проест, — ворчит он. Только вот бесполезно отказывать женщине в просьбе встретиться с любимым, которого она едва ли не потеряла несколько часов назад.
— Алексей, если ты меня не отвезешь в больницу, я сама туда поеду. Ты ведь помнишь, что я слегка невменяемая. Так вот, попаду еще куда-нибудь, тогда точно Кай тебе башку-то оторвет, — произношу это ровным голосом. Леша, все это время уверенно шедший впереди меня, на последних словах резко останавливается и, обернувшись, смотрит на меня так, будто только что я призналась в том, что по вечерам расчленяю маленьких котят.
— Шантажистка. Я смотрю, вы друг друга стоите, - ухмыляется мужчина и, открыв входную дверь отдела, кивает мне, чтобы следовала за ним.
Глава 48
Спустя каких—то полчаса я возле входа в больницу. Леша, высадив меня возле здания, тут же уехал. Какие—то важные дела на работе у него появились.
Ни секунды не медля, со всех ног несусь внутрь здания. В холле первого этажа на посту сидит медсестра. Отмечаю про себя слишком яркую внешность девушки: укороченный белый халатик длиной чуть ниже ягодиц, молния расстегнута настолько, что ее пышная грудь четвертого размера едва ли не вываливается наружу. У нее черные распущенные волосы до поясницы и губы ярко—красного цвета.
— Девушка, вы куда? — окинув меня весьма недружелюбным взглядом, спрашивает медсестра. В другой ситуации я бы не растерялась и нашлась, что ответить этой особе, но сейчас я настолько раздавлена, настолько потеряна, что ее нахмуренный