Читать интересную книгу Толкование сновидений - Зигмунд Фрейд

Значительно менее правы авторы, настаивая на том сомнении, которым наше суждение встречает сообщение сновидения. Сомнение это лишено всякой интеллектуальной гарантии: наша память вообще не знает никаких гарантий, а все же мы часто, гораздо чаще, чем это нужно с объективной точки зрения, считаем нужным доверять ее показаниям. Сомнение в правильной передаче сновидения или отдельных частей его представляет собою опять-таки результат цензуры сопротивления проникновению мыслей, скрывающихся за сновидением, в наше сознание. Сопротивление это не всегда исчерпывается вызываемыми им передвижениями и замещениями, оно в форме сомнения устремляется затем на пропуски и на пробелы. Мы тем легче не замечаем этого сомнения, что оно ради предосторожности никогда не обращается на интенсивные элементы сновидения, а всегда лишь на слабые и неясные. Мы знаем, однако, уже, что между мыслями, скрывающимися за сновидением, и самим сновидением совершается полная переоценка всех психических ценностей; искажение было возможно лишь благодаря лишению ценности их, оно проявляется обычно в этом и иногда этим удовлетворяется. Если к какому-либо неясному элементу содержания сновидения присоединяется еще и сомнение, то мы, следуя указанию, можем подметить в нем непосредственный продукт одной из отвергнутых мыслей. Здесь дело обстоит так же, как после крупного переворота в одной из республик древности или эпохи Возрождения. Ранее господствовавшие аристократические и могущественные роды подвергаются изгнанию, все высшие должности замещаются авантюристами и выскочками; в республике терпятся лишь совсем обедневшие и бессильные члены или отдаленные родственники сверженных властелинов. Но и они не пользуются полными правами гражданства, и за ними установлен недоверчивый неусыпный контроль. Место недоверия в этом примера занимает в нашем случае сомнение. При анализе сновидения я требую поэтому, чтобы сообщающий его отрешился от всех градаций уверенности в точности передачи и малейшее предположение, что то-то и то-то имело место в сновидении, считал бы за неоспоримую истину. Пока субъект при прослеживании какого-либо элемента сновидения не исполнит это мое требование, до тех пор анализ не сдвинется с места. Пренебрежительное отношение к данному элементу оказывает на субъекта психическое воздействие, выражающееся в том, что ему никогда на придет на ум ни одно из нежелательных представлений, скрывающихся за ним. Такое воздействие, в сущности, довольно неестественно; нас бы не удивило, если бы кто-нибудь возразил: было ли то-то и то-то в сновидении, я верно не знаю, но в связи с ним мне приходит в голову следующее. Но так не говорит никто, и именно это нарушающее анализ воздействие сомнения заставляет считать его продуктом и орудием психического сопротивления. Психоанализ вполне справедливо крайне недоверчив. Одно из его правил гласит: то, что мешает продолжению работы, есть всегда сопротивление.

Забывание сновидений тоже остается до тех пор непонятным, пока к объяснению его не привлекается сила психической цензуры. Чувство, будто ночью снилось очень многое, а запомнилась лишь ничтожная доля всего этого, имеет в целом ряде случаев свой особый смысл: например, то, что хотя деятельность сновидения и длилась всю ночь, но оставила лишь одно короткое сновидение. Иначе невозможно сомнение в том, что сновидение по пробуждении мало-помалу забывается. Очень часто его забываешь, несмотря на напряженные усилия запомнить. Я полагаю, однако, что, подобно тому как степень этого забывания обычно преувеличивается, так преувеличивается и связанная с пробелами в сновидении неполнота его знания. Все, что утрачено в содержании сновидения благодаря забыванию, может быть восстановлено путем анализа; по крайней мере, в целом ряде случаев на основании одного какого-либо сохранившегося обломка можно отыскать, если не само сновидение, да и не о нем идет сейчас речь, а мысли, скрывающиеся за ним. Это требует большой затраты внимания и большого самообладания при анализе; это хотя и все, но тем не менее указывает на то, что забывание сновидения достигает своей враждебной ему цели.

Чрезвычайно убедительное доказательство тенденциозного, служащего целям сопротивления характера забывания сновидений получается при анализе из рассмотрения предварительной стадия забывания. Ср. о намерении при забывании мою небольшую статью «О психическом механизме забывчивости» в «Monatsschrift fur Psyniatne und Neurologie», 1898. Впоследствии она была включена в «Психопатологию обыденной жизни».

Нередко случается, что при толковании всплывает неожиданно какая-либо опущенная часть сновидения, которая до того считалась забытой. Эта часть сновидения, вырванная из забвения, почти всегда наиболее важна и существенна. Она стоит на ближайшем пути к разрешению сновидения и потому наиболее подвергалась сопротивлению. Среди примеров сновидений, приведенных мной в предыдущих главах, имеется одно, к которому я лишь впоследствии добавил еще одну часть содержания. Это сновидение о мести моей нелюбезной спутнице; вследствие его отчасти циничного содержания я почти не подверг его толкованию. Пропущенное место гласит:

«Я указываю англичанам, на одну из книг и говорю: „It is from…“ Но поправляюсь тотчас же: „It is by…“ Брат замечает сестре: „Он сказал правильно“.

Автокорректура в сновидении, которая удивляет многих, не заслуживает нашего особого интереса. Относительно ошибок в сновидении я приведу лучше образчик из собственных воспоминаний. Девятнадцати лет я в первый раз попал в Англию и провел целый день на берегу Irish Sea. Я был увлечен, конечно, ловлей оставшихся после отлива морских животных и заинтересовался как раз морской звездой, как ко мне подошла прелестная маленькая девочка и спросила: «Is it a starfish? Is it alive?» Я ответил: «Yes, he is alive».[114] Ho мне стало стыдно своей ошибки, и я повторил фразу правильно. На место ошибки, совершенной мной тогда, сновидение ставит другую, в которую тоже легко впасть немцу:). «Das Buch ist von Schiller» («Это книга Шиллера») следует перевести при помощи не from, a by.[115] То, что деятельность сновидения производит эту замену потому, что from благодаря созвучию с немецким прилагательным fromm (благочестивый) допускает самое широкое сгущение, нас после всего того, что мы слыхали о намерениях этой деятельности и о ее неразборчивости в выборе средств, удивить не может. Что же означает, однако, это невинное воспоминание о морском береге? Оно показывает на возможно более невинном примере, что я неверно употребляю член (?) в определении рода (he вместо it). Это один из ключей к разрешению сновидения.

Я могу, впрочем, подкрепить доказательство того, что забывание сновидений является результатом сопротивления при помощи demonstratio ad oculos. Один пациент сообщает, что ему что-то снилось, но что он бесследно забыл сновидение. Я приступаю к анализу, наталкиваюсь на сопротивление, разъясняю кое-что пациенту, помогаю ему советами и увещаниями примириться с какой-то неприятной ему мыслью. Едва это ему удалось, как он восклицает: «А я теперь вспомнил, что мне приснилось!» То же сопротивление, которое мешало ему в эти дни работать, заставило его и забыть сновидение. Я помог ему преодолеть это сопротивление и в то же время вспомнить сновидение.

Точно так же и пациент, достигнув известного пункта работы, может вспомнить сновидение, виденное им три, четыре и более дней назад и сразу же позабытое.

Психоаналитический опыт дает нам и другое доказательство того, что забывание сновидений зависит гораздо больше от сопротивления, чем от той большой пропасти, которая разделяет состояние сна и бодрствования, как полагает большинство авторов. Со мной, как и с другими аналитиками, а также и с пациентами, пользующимися лечением психоанализом, случается нередко, что мы, проснувшись благодаря сновидению, тотчас же вслед за этим в полном обладании своей мыслительной деятельностью приступаем к толкованию сновидения. Я лично в таких случаях не успокаивался до тех пор, пока не разъяснял вполне своего сновидения; тем не менее бывало нередко, что по пробуждении я так же забывал толкование сновидения, как и его содержание, хотя и сознавал превосходно, что мне что-то снилось и что я истолковал свое сновидение. Значительно чаще сновидение уносило в забвение и результат толкования, прежде чем духовной деятельности удавалось зафиксировать сновидение в памяти. Между этим толкованием и бодрствующим мышлением нет, однако, той психической пропасти, которой исключительно исследователи пытаются объяснить толкование сновидений. Если Мортон Прэнс (105) возражает против моего толкования забывания сновидений, что это лишь специальный случай амнезии диссоциированных душевных состояний и что невозможность применить мое толкование этой специальной амнезии к другим типам последней доказывает его непригодность и для разрешения его ближайших задач, то этим он напоминает лишь читателю, что он во всем своем исследований таких диссоциированных состояний никогда даже не пытался дать динамическое объяснение этих явлений. Иначе он заметил бы, что оттеснение, а также и вызываемое им сопротивление представляет собой причину как этих диссоциаций, так и амнезии их психического содержания.