class="p1">– Ты до конца всё прослушала?
– Ну да. Там минуты две, не больше.
– Там раз пять повторили КАПИТЕЙН ШТУЛЬЦ. Понятно, что про него что-то там. А что? Куда? Зачем? Тарабарщина.
– Это немецкий язык, - Олег вынул наушник и убрал плеер в карман. – Давно очень я не слыхал такой говор, забыл уже всё. Завтра утром ещё раз нормально послушаю, попробую понять.
– Ну хоть примерно. О чём там говорит эта тётка?
– Документ какой-то вслух зачитывает.
Вернувшись на кухню к изрядно пьяному Академику, Олег сел за стол напротив него. Тот усердно пытался, заплетаясь, объяснить старушке про культурные растения.
– Слушай, друг. А ты чужие языки понимать можешь?
– Да. Патом, блин, – он небрежно отмахнулся и вернулся к своей лекции. – Вот всё тут хоть засади, а вырастет всё равно вот столько. Это природа! – он указал пальцем в верх. – Понимать надо. Понимаешь?
– Академик, – перебил его Бурый, наливая последний алкоголь в кружки. – А немецкий понимаешь?
– Двитнадцать, – он повернулся к Олегу, пытаясь сфокусировать свой взгляд на собеседнике. – Двивитнадцать. Их. Ясно?
– Что двенадцать? – не понял тот.
– Нет. Двинитнадцать. Знаю я. Их. – он, не найдя понимания в глазах Бурого, решил сказать иначе. – Двасать. И просо один забы-Ыл сосем. А чё, к нам Интурисыты пришли? Ооооо! Это пойдём тогда. Говорить буду йа, сам. Чё ани хатят? Стреляют по нам?!
– Олег Вячеславович, зачем вы это ему-то? – уже присутствующая тут Надя увидела, как он расправляет проводки наушников плейера. – Он же...
– Он уже, – усмехнувшись, Бурый сунул тому в ухо наушник и включил воспроизведение. – Он сейчас хорош уже, завтра просто ничего не сможет вспомнить.
– Ладно тогда, – она присела на скамейку рядом с Академиком и затихла, вслушиваясь в глухой голос диктора на записи.
– Да это не музыка даже, – возмутился тот, сдернув за провод наушник. – Девочка моя, воопще не слушай эту муть. Закачай лучше что-нибудь из старенького. Вот там норм качает. Мелодия есть. А это чёт там зачитывает. Скукота. Даже бит на фон не заложили. Муть, короче.
– А о чём хоть говорят-то? – натягивая равнодушие на своё лицо, спросил Бурый. – Про что, хотя бы?
– Ну типа засудили чувака за лоховство. Нытик стал и его захерачили. Или потом захерачили. Да муть какая-то.
– А ты переслушай и скажи, захерачили или нет?
– Вот ты чёвапще? – недовольный приставанием тот, сморщившись, попытался встать из-за стола. – Ссать надо мне срочно. Уйди. Там всех замочили, всю пекарню, на противень, бля. Уйди же ты! Я же сейчас проЙ-люся весь здезь. Уууйдиии, – он уже с силой налег на пытавшуюся удержать его девушку.
– Оставь его Надя, будь человеком, – вмешалась бабуля.
– Конечно. Я и не держу, – ответила та, получив на то разрешающий жест от Олега.
– Я и раньше плохо понимал немецкий разговор, а тут столько времени прошло, забыл почти совсем, – пояснил Олег, когда Академик вышел из дома. – Так-то я понял, что это зачитали приговор какого-то суда. И обвиняемый это наш Капитан Штульц. Только вот, что ему применили и за какие грехи, я не понял. Думал этот прояснит.
– Ну ладно, это же письмо он прислал, а значит живой и здоровый, – сделала свой вывод Надя.
– Пускай так, – разбил её логику Бурый. - А зачем он нам об этом рассказать решил? Просто так? Это на него совсем не похоже. Смысл где? Это письмо мог прислать любой другой из тех там.
– Да, нее, – отмахнулась та. – Написано же, что от него. Там же этот, адрес и всё такое.
– Ты, когда туда запрос пишешь, от кого письмо они получают? От меня или от тебя? Подписываешь как?
– Олег Вячеславович. Так и пишу. Тут же всё так заведено.
– Ну вот. А письмо-то пишешь ты, не я. Ферштейн?
– Ну да. Поняла.
– Вот, если это прислал кто-то другой после его казни, то зачем? Что вообще это должно нам сообщить? – он задумываясь погладил свою бороду. – Из этого послания мы получили информации меньше, чем вопросов. Такое делают, чтобы замедлить принятие какого-то срочного решения. Но у нас нет ничего такого. Все срочные решения приняты и Академик справляет свою нужду.
– Это я сейчас поняла. А тогда зачем? Может всё-таки просто передали и всё? Ну вы же как бы друзья были, хорошие приятели, как минимум.
– Смысл этого сообщения в таком виде, в такой форме? – Олег поднялся из-за стола. – Тут два пути. Вспоминать язык или искать толмача.
– Кого? – не поняла Надя.
– Екатерина Фёдоровна, – глава поселения подошёл к старушке и, тепло обняв, сказал. – Спасибо, моя хорошая, за стол, особенно за внучку такую смышлёную. У меня к тебе есть ещё одна очень серьёзная просьба, хорошо?
– Олежек, да что ты? – засмущалась та. – Все твои просьбы только в пользу людям. Ты говори, исполню, мой дорогой.
– Дай мне времени до завтра, до обеда, – он держал обеими руками старушку за плечи и умоляюще глядел ей в глаза. – Потерпи, родная, удержись. Не рассказывай никому про этих немцев. А до того я хорошенько разберусь с этим, и если чего такое, то соберу людей да расскажу всё, как думаю. И если что такое, то решать там вместе и будем все. Мне бы спокойно всё понять только.
– Да что ты, Олежек? Да я когда в ваше мужское разве лезла? Как надо всё решай. Мы с Надюшкой помолчим же, вот сколько скажешь. Ты лучше умника, своего попойца, придержи. А мы тут, как камень.
– Хорошо, тёть Кать? – вновь обняв её, он поцеловал ей лоб. – Завтра. До обеда, угу? Умнику проспаться надо будет.
***
Когда вернулись послы, зима на всех правах владела землёй. Они вернулись под вечер, и потому все утомительные расспросы были перенесены на обед следующего дня.
– Так, кого мы ещё ждём сейчас? – зайдя в большую комнату, огляделся Бурый. – Ольгу ждём, ну и, как всегда, Серого. Так, все остальные здесь?
– Вы ребятки Оленьку-то не ждите, кушайте уже, – занося в комнату большую керамическую тарелку с горячим блюдом, сказала хозяйка дома. –