Тайно.
— К сожалению, Елизавета Стамбуловна, ничем не могу помочь вашим детям. Я их предупреждал. Они сами выбрали то, что получат теперь по заслугам.
— Но вы журналист — вы должны быть милосердны, Владислав Юрьевич!
— Я милосерден, Елизавета Стамбуловна. Но милосердие свое, извините, должен направлять на тех, кто этого заслуживает. А не на тех, кто обманывает государство.
— В вас, Владислав Юрьевич, скорей всего говорит оскорбленное самолюбие. А совсем не забота о государственном благе. Ну хотите, я встану перед вами на колени?! Только не губите детей!
— Простите, Елизавета Стамбуловна, ломать комедию я вовсе не намерен. И это дело, так и знайте, я доведу до конца. Всего вам доброго!
— Вы больше не хотите разговаривать со мной, Владислав Юрьевич? Но имейте в виду, на будущее, если со мной что-то случится, доля вины будет лежать и на вашей совести…
— Я готов разговаривать с вами сколько угодно, Елизавета Стамбуловна, но совершенно о других вещах. К тому же у меня рабочий день, и, как вы понимаете, есть разные срочные дела… Извините, но мне действительно некогда.
Старушка скорбно кивнула. Посидела некоторое время, повесив седую голову на грудь, как бы собираясь с силами. Потом поднялась и, пошатываясь, побрела к выходу. Словно слепая, она шарила впереди себя руками… Странно. Когда зашла, впечатление произвела совершенно другое: здоровая, крепкая, хотя и потешная старушка.
На следующий день в редакцию журнала на черной «Волге» приехали главный инженер машиностроительного завода Прохоров и парторг Саврасов. Принял гостей, немало удивившись их приезду, главный редактор журнала Коршунов Леонид Степанович.
Разговор в кабинете продолжался полтора часа.
Через два часа Леонид Степанович вызвал в кабинет Петрова. В разговоре с Петровым приняли участие также заместитель главного редактора Тихончук и ответственный секретарь журнала Рэм Борин.
Пожалуй, целую минуту, как Петров вошел в кабинет, Леонид Степанович внимательно осматривал своего сотрудника с головы до ног. Потом показал на кресло:
— Садись.
— Ничего, постою, какие наши годы, — попробовал отшутиться Петров.
— Садись, — надавил голосом Леонид Степанович.
Петров, делать нечего, сел, широко, свободно расставив ноги: роста он был высокого, а кресла, как назло, низкие.
— Так, так, — продолжал всматриваться в Петрова главный редактор. — Как живешь, Владислав Юрьевич?
— Хорошо живу, Леонид Степанович, — в тон главному редактору ответил Петров.
— А семейные дела как?
Когда главный спрашивал, его заместитель Тихончук и ответственный секретарь Рэм Борин как бы тоже спрашивали Петрова, но только молча, глазами: «Да, как живешь, Петров? Как семейные дела?»
— И семейные дела хорошо, — отвечал Петров.
— С жильем как?
«Да, с жильем как?» — немо повторяли сослуживцы.
— С жильем плохо, Леонид Степанович. Сами знаете.
— Так, ясно… Значит, если с жильем плохо, можно гадости творить?! — Голос главного явно накалился.
— А что такое-то? — искренне удивился Петров.
— Ты столкнулся с подлостью, так, да? — вкрадчиво поинтересовался главный редактор.
— Вот именно, Леонид Степанович. С подлостью. Все верно.
— А сам как стал действовать?
«Да, а сам как стал действовать?» — спрашивали в четыре глаза его зам и ответственный секретарь.
— И сам стал действовать подло, — ответил на свой же вопрос главный редактор.
— А вы что, Леонид Степанович, хотите, чтобы такие люди по заграницам ездили, представляли за рубежом нашу страну?
— Нормальные люди. Ну, немного подзаработать хотели на собственной квартире. Дело обычное, житейское. А ты их сразу с дерьмом смешал.
«Да, а ты их сразу с дерьмом смешал…»
— Странные слова говорите, Леонид Степанович. — усмехнулся Петров. — Я ведь понимаю, вы скандала не хотите, не хотите обострять проблему… Но со стороны-то странно слушать, особенно из ваших уст: нормальные, мол, люди, государство обманывают, нуждающихся обирают, вот и за границу едут — а что, заслужили… Так, что ли?
— Ты демагогией-то не занимайся, Петров! — побагровел Леонид Степанович.
«Да, да, не занимайся, не занимайся демагогией, Петров!» — поддержали начальника подчиненные.
— Согласен, я с ними жестковато поступил, — продолжал свою линию Петров. — Согласен также, что если б не нуждался в жилье, то вряд ли столкнулся бы с этими людьми. Но теперь-то что? Проходить мимо? Делать вид, что этих людей нет? Это вы мне предлагаете, Леонид Степанович?
— Я смотрю, ты ловко научился словами жонглировать! Однако меня не переиграть, Петров. Нет, не надейся! — отрезал Леонид Степанович. — Насчет улучшения твоих жилищных условий мы теперь очень даже задумаемся, Петров. Обещаю тебе — подумаем основательно. Видно, ты еще не очень нуждаешься в хорошей квартире, раз можешь выкидывать подобные номера! Это раз. Во-вторых, завтра в приказе получишь выговор за превышение своих полномочий, а чтоб эта мысль оказалась для тебя доходчивой, лишим тебя годовой премии. В-третьих, с отделом коммунистического воспитания придется распрощаться, Владислав Юрьевич. Не знаю вот только — навсегда или на время. Жизнь покажет…
— И жаловаться, конечно, я не могу? — усмехнулся Петров.
— И жаловаться, конечно, ты не можешь, — в тон ему ответил главный редактор.
«Не можешь жаловаться, нет, не можешь…» — подтверждали и Тихончук с Рэмом Бориным.
— Вот на нас будут жаловаться, — продолжал главный. — Причем в самые высокие инстанции. И крыть нам нечем. Нечем, Петров. Потому что по всем статьям ты не прав.
— Но в одном-то я прав — написал правду!
— Ты написал правду, которая называется поклеп. Чтобы писать правду, надо самому быть чистым. А у тебя, Владислав Юрьевич, рыльце в пушку. Так что, если мы это дело не закроем и тебя не накажем, жалоба на нас пойдет в ход.
— Ладно, я понял. Дело замнем. Виноватого корреспондента накажем. А праведники Брагинские за границу поедут? Деньги сколачивать на свою дешевую мещанскую жизнешку?
— Ты все правильно понял, Петров, — кивнул Леонид Степанович. — Кроме одного.
— Кроме чего? — поинтересовался Петров.
— Кроме того, что никуда Брагинские не поедут. Мы исправим ошибку, и на заводе исправят ошибку. Там, надо сказать, тоже умные люди работают.
— Диалектика взаимных уступок? — широко так улыбнулся Петров.
— Диалектика порядочных отношений, — поправил его главный редактор. — Или тебя не устраивают порядочные отношения?
«Да, тебя не устраивают порядочные отношения?..»
— Меня устраивает, что Брагинские не поедут в Индию. Если это правда, конечно. Не могут подлецы представлять нашу страну за границей.
— Как не могут они быть разоблаченными не нашими, не советскими методами. Правильно я понимаю, Владислав Юрьевич?
— Мне что сейчас, благодарить? Или молча удалиться?
— Можешь и поблагодарить, да. Можешь, — задумчиво проговорил главный редактор. — И можешь идти, тоже можешь. Но на прощание, Петров, прошу тебя иметь в виду одну вещь.
— Слушаю вас, Леонид Степанович.
— А вещь простая. И очень доходчивая. — Он несколько помолчал. — Еще раз повторится подобное — придется нам распрощаться с тобой. На этот раз — навсегда.
— Спасибо за предупреждение, Леонид Степанович.
— Был