Тот сконфуженно опустил голову. Ему нечего было возразить — стихией знахаря всегда оставались лишь книги, травы и аптекарские принадлежности.
— Я выкопал эту землянку! — заявил он, просияв. — Зимой, между прочим, в мерзлой земле!
Бенвор все-таки не выдержал и рассмеялся.
— Уговорил, — прохрипел он, держась за грудь. — Оклемаюсь немного, и подадимся на запад.
Утром Бенвор с помощью Танбика смог выйти на свежий воздух. Оказалось, что знахарь жил в лесу у реки, недалеко от разрушенного Сентина. Стояли сильные холода, и Танбику приходилось каждое утро заново пробивать полынью. Ожидая его, Олквин сидел на пороге землянки, с жадностью вдыхая морозный воздух. После того, как он очнулся, рана стала заживать очень быстро. Молодость и богатырское здоровье брали свое.
Внимание капитана привлек скрип снега со стороны леса. Кто-то шагал прямо к землянке. Бенвор занервничал. Конечно, сам он мог спрятаться, но как быть другу, который сейчас, не подозревая ни о чем, бойко звенел топором по льду реки?
Олквин отступил в землянку, нащупал у входа дубинку и высунулся наружу. Какой-то человек с заплечным мешком на спине стоял на берегу, высматривая Танбика.
— Эй, ты! — позвал Бенвор. Пришлый обернулся, и оказался Микасом.
— Милорд! — радостно воскликнул он, всплескивая руками и бросаясь навстречу Олквину. — Как же я рад снова видеть вас в добром здравии!
Бенвор порывисто обнял старого писаря. Тот прослезился и все время повторял: «ну, вот и хорошо, вот и слава богу». Вернувшийся Танбик принял у старика мешок, пахнущий свежим монастырским хлебом.
— Он сюда уже наведывался, все ждал, когда вы придете в себя. Как видите, капитан, не все лежат в земле. Микас, старый проныра, уцелел, и прячется в обители.
Писарь скорбно вздохнул.
— Из ваших крестьян половина убежала в Жомеросуин. Что сталось с остальными — никто не знает.
— Мы тоже уходим, Микас, — сказал знахарь. — Поплывем за море, в дальние земли. Ты с нами?
— Да вы что?! — писарь схватился за голову. — Куда? Где нас ждут?
Бенвор грустно улыбнулся.
— Нас теперь нигде не ждут. Но Джелайна часто рассказывала мне о дальних странах. Там у земли нет края, горы достают до неба, и живет столько разных народов…
— А она-то откуда знает об этом? — удивленно перебил Танбик и, смешавшись, поправился: — То есть, знала…
— Она знала о многом, — тихо ответил Олквин. После долгой паузы он вздохнул и попросил: — Мне бы хотелось сходить к городу. Посмотреть, что там осталось.
— Зачем, милорд? Тела убитых бангийцы давно похоронили сами. Сентин теперь — гиблое место. Вороны и крысы, пожирающие остатки припасов в разрушенных складах — вот все его население.
Олквин был непреклонен.
Над заснеженными развалинами крепости стояла тишина, нарушаемая лишь ветром, потрескиванием промерзших сосен и редким карканьем ворон, обсевших уцелевшие куски стен. Сейчас, укрытое сугробами, поле боя выглядело чистым и безмятежным. Ничто не напоминало о том, что творилось здесь всего три недели назад.
Бенвор обошел развалины вдоль обугленных пеньков частокола, осторожно перешагивая через черные обломки. Засеки сгорели, и ров замело, но капитан мгновенно узнал то самое место. Вглядываясь в присыпанную снегом свалку, Олквин сделал несколько шагов и наступил на треснувший щит с выщербленным краем. Отпустив плечо Микаса, Бенвор опустился на колени, разгреб руками снег и откопал смерзшуюся кольчугу, нанизанную на шершавое древко.
— Что это, милорд? — присев рядом, спросил писарь.
— Джелайну забрали, — объяснил ему Олквин. — Проекция стерлась, а это осталось.
Микас понимающе кивнул, но потом разглядел все как следует и охнул.
— Живую хоть забрали, или нет?
— Даже не знаю, — прошептал Бенвор. — Кажется, еще да.
Он снова принялся ворошить снег и, наконец, наткнулся на то, что искал. Кольцо с зеленым камнем казалось холоднее льда. Юноша зажал его в ладонях, словно пытаясь согреть.
— Ну, тогда, может, еще вернется? — нерешительно предположил Микас.
— Если бы могла, она бы сделала это сразу же, — покачал головой Бенвор. — Не оставляя меня в неведении. И дожидаться, пока меня тут добьют, тоже не стала бы, что-нибудь придумала.
Микас промолчал, но в воздухе так и повисло невысказанное опасение, что рейдеры пришли слишком поздно.
— Ей следовало послушаться, когда я велел уходить, — выдавил Олквин, не замечая, как по лицу катятся слезы. — А мне надо было послушать ее еще накануне.
— Никто не может знать наперед все, что с ним случится, милорд, — пробормотал писарь. — Смиритесь с этим и живите дальше.
Путь в соседнее королевство занял две недели. Приходилось тайком пробираться по лесу, стараясь не выходить на дороги, и пережидать любых проезжих. На обозы с беженцами нападали королевские солдаты и возвращали крестьян новым хозяевам земель, и чем ближе была граница, тем активнее шла охота за желающими покинуть растерзанный войной Хорверолл. В самом Жомеросуине тоже процветала ловля перебежчиков. Повсюду шныряли небольшие отряды солдат и глашатаи, которые неустанно грозили местному населению штрафами за укрывательство беженцев и наем их на работу, а также сулили награду за их выдачу хорверским властям.
Суонесс был крупным портовым городом, у которого после снятия блокады словно открылось второе дыхание. Уплыть куда-нибудь с неожиданно ставшего тесным острова проще всего было именно отсюда. Друзьям удалось найти галеру, идущую в Лувеньон. Осталось только не попасться солдатам до отплытия.
Глашатаи повсюду зачитывали «черный список» людей, разыскиваемых Альберонтом, и как-то раз до слуха Олквина донеслось его собственное имя. Микас пошел за солдатами до площади, а вернувшись, подтвердил — да, капитана тоже ищут среди живых. Бенвор немедля остриг себе волосы — иначе при досмотре в нем опознали бы человека знатного происхождения, ведь искали именно среди знати. Но вот замаскировать яркую внешность юноши было почти невозможно, а глашатаи охотно называли приметы разыскиваемых. Только измазав лицо грязью, Бенвор рискнул отправиться на пристань.
Возле причала стояла маленькая очередь из желающих наняться на галеру. Постоянно оглядываясь по сторонам, друзья присоединились к ним. Простуженный шкипер спрашивал имена, сверялся с «черным списком» и записывал всех на дощечку. Танбик встал первым и, когда подошла очередь, спокойно назвался — уж его-то никто не искал. Олквин машинально коснулся груди. Знахарь давно перестал делать повязки, оставляя заживающую рану подсыхать самостоятельно. Но чесалась она невыносимо.
— Следующий! — позвал помощник шкипера. — Как тебя зовут? Чего застыл? Как зовут, говорю?
Бенвор поднял глаза и четко выговорил:
— Чарльз Уокер.
Стоявший за его спиной Микас громко икнул от неожиданности. Шкипер вытер рукавом нос и принялся записывать.
— Что умеешь?
— Обучен воевать, — начал Олквин. — Могу и грести, и еду готовить…
— Сойдет, — перебил шкипер.
— Проходи, не стой, — рявкнул на Бенвора помощник. — Следующий!
Микаса на галеру не взяли, да он и не стремился, отправившись в Жомеросуин лишь затем, чтобы знать, что с друзьями все будет в порядке. Догнав отошедшего от причала Бенвора, он испуганно зашептал:
— Теперь я точно начну сомневаться в вашем рассудке.
— Чем тебе не нравится мое новое имя? — с вызовом спросил Олквин. Писарь смешался.
— Дело не в самом имени, а в том, что его уже кое-кто носит. И этот кое-кто, похоже, до самой смерти не будет давать вам покоя.
Бенвор молча отвернулся. Микас вздохнул.
— Милорд, леди Джелайна вернулась домой. Для нашего мира она все равно что мертва. Я знаю, что вам тяжело, но не тревожьте ее память.
Юноша плотнее завернулся в теплый плащ. Подошедший Танбик нахмурился и коснулся его лба.
— Жара нет, да и не должно быть, а вы постоянно мерзнете, — озабоченно заметил он.
— Не обращай внимания, — отмахнулся Бенвор. — Мне теперь все время холодно. Всегда.