Читать интересную книгу Таинственная река - Дэннис Лехэйн

Джимми встал. Он открыл рот, силясь сделать вдох, но ноги под ним подкосились, и он упал спиной на ступени. Шон подхватил его под локоть.

— Успокойся, Джим. Дыши, дыши глубже.

Джимми увидел Дэйва, сидящего на земле, сжимающего окровавленными пальцами рану, которую Джимми пропорол через всю его брюшину. Он слышал его голос: «Джимми, посмотри на меня. Посмотри на меня».

Шон нарушил молчание первым.

— Мне звонила Селеста Бойл и сказала, что пропал Дэйв. Она сказала, что в последние несколько дней она была не совсем в себе. И еще она сказала, что ты, Джим, возможно, знаешь, где он может быть.

Джимми силился заговорить. Он открывал рот, но его горло было словно закупорено плотным ватным тампоном.

— Никто, кроме тебя, не знает, где может находиться Дэйв, — сказал Шон. — А мне очень нужно побеседовать с ним, Джим, поскольку он может дать важные показания в деле убийства мужчины рядом с «Последней каплей», которое произошло в одну из недавних ночей.

— Мужчины? — удалось спросить Джимми прежде, чем его горло вновь забил тугой тампон.

— Да, — подтвердил Шон, и в его голосе прозвучали твердые нотки. — Одного педофила, которого уже трижды прихватывали. Настоящий мешок с дерьмом. В участке уверены, что кто-то застукал его во время акта с маленьким мальчиком и поставил точку в его сексуальных делах. Но, так или иначе, — закончил Шон, — нам надо поговорить об этом с Дэйвом. Ты ведь знаешь, где он, Джим?

Джимми покачал головой, чувствуя как его периферическое зрение отказывает, а перед глазами появляется жерло тоннеля.

— Нет? — спросил Шон. — Селеста говорила, что сказала тебе о том, что Дэйв якобы убил Кейти. И как ей показалось, ты поверил этому. У нее создалось такое впечатление, что ты решил что-то предпринять в связи с этим.

Джимми всмотрелся в тоннель и увидел в конце его решетку канализационного люка.

— Ты теперь будешь и Селесте посылать по пятьсот долларов ежемесячно?

Джимми поднял глаза, и каждый из них одновременно понял все по лицу другого. Шон понял, что сделал Джимми, а Джимми понял, что Шону известно все.

— Ведь ты, черт возьми, ты сделал это, — произнес Шон. — Это ты убил его.

Джимми стоял, прислонившись к перилам.

— Не знаю, о чем ты говоришь.

— Ты убил их обоих — Рея Харриса и Дэйва Бойла. Господи, Джимми, ведь я шел сюда, думая, что эти подозрения просто чушь, но по твоему лицу я вижу, что все именно так. Ты безумный, одержимый, ненормальный кусок дерьма. Ты это сделал. Ты убил Дэйва. Ты убил Дэйва Бойла. Нашего друга. Джимми.

Джимми недовольно фыркнул.

— Нашего друга. Да, складно ты заговорил сейчас, пай-мальчик из Округа. Он был твоим закадычным другом, и ты все время был с ним неразлучен, может, ты и это скажешь?

Лицо Шона придвинулось почти вплотную к лицу Джимми.

— Он был нашим другом, Джимми. Вспомнил?

Джимми неотрывно смотрел в глаза Шона, раздумывая, ударит его Шон или нет.

— Последний раз я виделся с Дэйвом, — сказал он, — ночью у меня дома. — Он отстранил от себя Шона, встал и пошел через улицу по направлению к Ганнон-стрит. — Это был последний раз, когда я видел Дэйва.

— Ты дерьмо.

Он обернулся, посмотрел на Шона и, широко разведя руки, сказал:

— Тогда арестуй меня, если ты так во всем уверен.

— Я добуду улики, — пообещал Шон. — Ты же знаешь, это мне по силам.

— Ни черта ты не добудешь, — ответил Джимми. — Спасибо за то, что нашел убийц моей дочери, Шон. Нет, я от всего сердца. Может быть, будь ты немного попроворнее, тогда… — Джимми пожал плечами, повернулся к Шону спиной и пошел дальше в сторону Ганнон-стрит.

Это твоих рук дело, думал Шон. Ведь это ты, ты сделал это, ты, спокойное, хладнокровное животное. И хуже всего то, что я знаю, насколько ты ловок в подобных делах. Ты не оставил нам ни единой зацепки. Будь иначе, это было бы не в твоем стиле, ты из тех, кто продумывает все до последних мелочей. Будь ты проклят, Джимми.

— Ты лишил его жизни, — закричал Шон ему в след. — Что, нет? Может, будешь отрицать?

Он швырнул к поребрику банку из-под пива и пошел к машине с намерением позвонить Лорен по сотовому телефону.

Когда она ответила, он сказал:

— Это Шон.

Молчание.

Сейчас он знал, что прежде он никогда не говорил ей того, что ей хотелось услышать. Он отказывался говорить об этом почти целый год. Пусть, внушал он себе, буду говорить все, что угодно, только не это.

И все-таки сейчас он сказал это. Он сказал это еще тогда, когда глядел на ствол, направленный мальчишкой ему в грудь, никчемным жалким мальчишкой; он сказал это еще и тогда, когда увидел бедного Дэйва; в тот день, когда Шон предложил ему пива, он увидел искру напрасной, несбыточной надежды, мелькнувшую на лице и в глазах Дэйва, человека, не верящего в то, что кто-либо когда-либо захочет выпить с ним пива. И он сказал это, поскольку всеми клетками своего тела чувствовал необходимость сказать это, необходимость как для Лорен, так и для себя.

— Прости, — сказал он.

— За что? — спросила Лорен.

— За то, что я во всем обвинил тебя.

— Да… ну..

— Слушай…

— Да…

— Ну говори, — сказал он.

— Я…

— Что?

— Я… ой. Шон. Прости и ты меня. Я не хотела…

— Все нормально, — успокоил ее он. — Нет, правда. — Он глубоко вздохнул, втягивая в себя затхлый с запахом застаревшего пота воздух салона своей служебной машины. — Я хочу увидеть тебя. Я хочу увидеть мою дочь.

Лорен, помолчав, ответила:

— Откуда ты знаешь, что она твоя.

— Она моя.

— Но анализ крови на…

— Она моя, — повторил он. — Не нужны мне никакие анализы. Ты вернешься домой, Лорен? Вернешься?

Молчание. Он прислушался, но кроме приглушенного звука работающего мотора, доносившегося откуда-то из отдаленного конца тихой пустынной улицы, не услышал ничего.

— Нора, — сказала Лорен в трубку.

— Что?

— Так зовут твою дочь, Шон.

— Нора, — повторил он, и это слово отозвалось эхом во всем его теле.

Когда Джимми пришел домой, Аннабет уже дожидалась его на кухне. Он сел на стул, стоявший у стола напротив нее, и она улыбнулась ему той самой полузаметной улыбкой для двоих, которую он так любил. Эта улыбка, казалось, говорила ему, что даже если в течение всей последующей жизни он ни разу не откроет рот, чтобы заговорить, она все равно будет точно знать, что у него на уме. Джимми взял ее руку и прижал свой большой палец к ее большому пальцу, рассчитывая, что это придаст ему силы.

На столе между ними стоял монитор, оповещающий о состоянии ребенка. Они использовали его в прошлом месяце, когда Надин слегла с острым фарингитом. Слушая, как она хрипела и задыхалась во сне, Джимми мысленно то видел ее захлебнувшейся, то ожидал, что приступ кашля разорвет ее легкие, и тогда он, не выдержав, вскакивал с кровати, хватал ее в охапку и в одних трусах и футболке несся с ней в приемный покой реанимационного отделения. Девочка быстро поправилась, однако Аннабет все еще не убирала монитор в коробку, стоявшую в стенном шкафу в гостиной. Она включала его на ночь и слушала, как дышат во сне Надин и Сэра.

Сейчас девочки не спали. Из маленького динамика до Джимми доносились их шепот и хихиканье, а это повергало его в еще больший ужас — представлять себе дочерей и в это же время думать о совершенных им страшных грехах.

Я убил человека. Плохого человека.

Эта мысль жила и билась в нем рядом с осознанием этого греха и стыдом за содеянное.

Я убил Дэйва Бойла.

Эта мысль стучала в мозгу, словно капель по темени, она все еще жгла, жжение чувствовалось в животе. Она, как дождем, заливала его.

Я убил. Я убил невиновного человека.

— Дорогой, что с тобой? — спросила Аннабет, заглядывая ему в лицо. — Скажи, что не так? Это из-за Кейти? Милый, у тебя вид, как у умирающего.

Она, обойдя вокруг стола, приблизилась к нему, и Джимми увидел в ее глазах взволнованность, порожденную беспокойством и любовью. Она встала между расставленными ногами Джимми и, взяв в руки его голову, заглянула ему в глаза.

— Скажи мне. Скажи, что не так?

Джимми хотел скрыть от нее все. Сейчас ее любовь была для него больнее всего. Он не чаял вырваться из ее теплых рук, найти любой укромный темный угол, куда не добрались бы ни свет, ни любовь и где бы он мог свернуться калачиком и стонать до изнеможения от горя и от ненависти к самому себе.

— Джимми, — прошептала она и поцеловала его веки. — Джимми, поговори со мной. Пожалуйста.

Она прижала ладони к его вискам, ее пальцы перебирали его волосы, гладили голову; она целовала его. Ее язык проскользнул в его рот и, дойдя до устья гортани, пытался в поисках источника боли проникнуть глубже, высосать всю боль, а при необходимости даже обернуться скальпелем и, надрезав тревожащие его опухоли, высосать их, сделать так, чтобы он забыл о том, что они существовали.