Ступив из кабинки на коврик на полу, энергично растирается полотенцем. Мальчик понимает, что поведение в быту имеет самое непосредственное отношение к общению с людьми, и получается, что он в очередной раз доказал свою неадекватность в этом вопросе. Однако он не может идти по жизни без ванны, потому что грязь и вонь тоже не способствуют общению.
Помимо всех его волнений и тревог, а также смущения от того, что он стоит голый в ванной сестер, мальчик вдруг осознает, что надевать ему нечего. Остается только закутаться в большое полотенце, пока его одежду не постирают и не высушат. Он поворачивается к зеркалу, чтобы посмотреть, сошла ли с его лица неестественная краснота, и обнаруживает, что с того момента, как он лицезрел свое отображение, ситуация изменилась к худшему.
Он уже не Кертис Хэммонд.
– Святые дьяволы!
В шоке он роняет полотенце.
Точнее: он все еще Кертис Хэммонд, но не совсем, и уж точно не может сойти за человека.
– О господи!
Лицо в зеркале не отвратительное, но куда более странное, чем у любого урода, каких когда-либо показывали на ярмарках или карнавалах как в Старом Свете, так и в Новом.
В Колорадо, в фермерском доме, за дверью спальни с табличкой, на которой указывалось, что это не спальня, а «ЦЕНТР УПРАВЛЕНИЯ ЗВЕЗДОЛЕТОМ», мальчик-сирота нашел полоску использованного бактерицидного пластыря, и пятно крови на марлевой подложке предоставило ему идеальную возможность для изменения внешности. Коснувшись крови, вобрав ее в себя, он добавил ДНК Кертиса Хэммонда к имеющемуся в нем набору. Пока настоящий Кертис продолжал сладко спать, его тезка выпрыгнул из окна спальни на крышу крыльца и вот оказался в ванной Кастории и Поллуксы, пусть и не сразу.
Стремление быть Кертисом Хэммондом, собственно, быть кем угодно, кроме как самим собой, требует постоянного биологического напряжения, результатом чего и становится уникальный энергетический сигнал, который выдает его тем, кто имеет специальное сканирующее оборудование. День за днем, по мере того как он вживается в новую личность, поддержание физической схожести облегчается, пока, через недели и месяцы, уникальный энергетический сигнал не ослабевает настолько, что становится неотличим от сигналов других представителей популяции. В данном случае эта популяция – человечество.
Шагнув к зеркалу, мальчик усилием воли превращает себя в Кертиса Хэммонда до самой последней мелочи, чему придает особое внимание.
По отражению лица он наблюдает за происходящими изменениями. Плоть сопротивляется его приказам, но он добивается своего.
Подобный недосмотр может привести к катастрофе. Если бы Кэсс и Полли увидели его в таком состоянии, они бы поняли, что никакой он не Кертис Хэммонд, что он вообще не с их планеты. И тогда можно будет позабыть и про обещанную помощь, и про рутбир с мороженым.
Какими бы добрыми ни были его мотивы, он может плохо кончить, совсем как тот бедолага, который сумел вырваться из лаборатории доктора Франкенштейна только затем, чтобы убегать от размахивающих факелами невежественных крестьян. Мальчик не может представить себе Кэсс и Полли, преследующих его с факелами в руках, требующих его крови, но наверняка найдется немало других, кто с радостью примет участие в этой облаве.
Что еще хуже, даже короткий выход из нового образа вновь требует усиления биологического напряжения, отчего увеличивается мощность энергетического сигнала, достигая предельного значения, как это было в момент первоначальной трансформации в Кертиса Хэммонда, в Колорадо. Из-за своего промаха он словно бы перевел часы назад. В ближайшие два дня он снова будет максимально уязвим для своих безжалостных преследователей, которые, конечно же, не оставят его в покое.
С тревогой он изучает в зеркале, как миловидные черты Кертиса Хэммонда возвращаются на его лицо, но возвращаются медленно и не сразу обретают должные пропорции.
Как всегда говорила ему мать, уверенность – основа успешного поддержания нового облика. Чувство неловкости, сомнения в самом себе срывают маску.
Загадка панического исхода Гэбби из «Меркурия Маунтинира» разгадана. Мчась на огромной скорости по соляному озеру, нервничая из-за того, что не удается успокоить раздраженного и возмущающегося сторожа, мальчик на мгновение потерял уверенность в себе и в какой-то степени вышел из образа Кертиса Хэммонда.
Физическая опасность не лишает его хладнокровия. Что бы ни происходило вокруг, в новой коже он чувствует себя вполне комфортно. Даже когда над ним нависнет смертельная угроза, он все равно сможет остаться Кертисом Хэммондом.
А вот простое общение с людьми, жизнь среди них, сильно выбивает из колеи. Ведь сущая ерунда – принять душ. А возникло столько сложностей, что с него начало сползать обличье Кэртиса Хэммонда!
Собрав волю в кулак, он решает, что теперь он – Люсиль Болл[74] трансформеров: физически крепкая, восхитительно решительная, отчаянно храбрая в достижении своих целей… но в обществе теряющаяся, в результате чего она продолжала развлекать требующую того публику и влюбилась в кубинского джазиста до такой степени, что вышла за него замуж.
Ладно. Хорошо. Он снова Кертис Хэммонд.
Мальчик перестает вытираться, оглядывает тело в поисках необычностей, не находит ни одной.
Заворачивается в банное полотенце, как в саронг, но все равно стесняется.
Пока его одежда стирается и сушится, он вынужден оставаться с Кэсс и Полли, но, переодевшись, он найдет возможность вместе с Желтым Боком выскользнуть из дома на колесах. Теперь, когда его могут без труда засечь убийцы, а возможно, и ФБР, если у них есть соответствующая техника, он более не имеет права подвергать сестер опасности.
Люди не должны погибать из-за того, что судьба сводит их с ним в столь неудачный момент.
Охотники наверняка уже спешат к нему. Вооруженные до зубов. Решительно настроенные. Злые, как черти.
Глава 44
Солнце определенно перерабатывало, жаркая вторая половина дня затянулась далеко за тот час, когда в более прохладные сезоны летучие мыши уже расправляли крылья. В шесть вечера небо еще полыхало синевой, совсем как горячий газ над плитой, а Южная Калифорния кипела.
Рискуя проделать непоправимую брешь в бюджете, тетя Джен поставила термостат на семьдесят шесть градусов[75], которые могли расцениваться как прохлада разве что в аду. Но в сравнении с огненной печью, оставшейся за закрытыми дверями и окнами, кухня действительно являла собой оазис в пустыне.
Наливая в кувшин ледяной персиковый чай и сервируя стол к обеду, Микки рассказывала Дженеве о Престоне Мэддоке, о биоэтике, об убийстве как исцелении, об убийстве как акте сострадания, об убийстве как средстве увеличения «полного объема счастья», об убийстве во имя защиты окружающей среды.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});