Чего стоило Наташе не вцепиться Мэри Гамильтон в бесстыжие глазоньки — знала только она сама. Но промолчала, поклявшись себе, что ежели она узнает — сама опекунов своих отравит и рука не дрогнет.
Ираклия вызвал к себе Матвеев и вежливо отказал мужчине от дома, сообщив, что царевич слишком вскружил голову его воспитаннице. Так что — извините, сударь, приятно было вас видеть, но еще приятнее будет вас не видеть. Примите уверения в совершеннейшем моем благорасположении — и проваливайте.
Наталья поплакала и согласилась на свидание с Алексеем Михайловичем.
Надо сказать, при второй встрече, она хотя бы на Царя всея Руси посмотрела. И все равно не впечатлилась. Мужчина, росту среднего, полный, борода окладистая, глаза голубые… снять с него кафтан драгоценный — никто и не отличит от купчины московского.
А с другой стороны, говорил он ласково, Наталья отвечала разумно, беседовали о Москве, о пьесе, у Матвеева тогда представленной, о театре — Наталья и начала понемногу оттаивать. Вроде как и не такой уж Алексей Михайлович тиран? Ежели она с любимым сбежит — не осудят же ее за это!
Царь‑то явно доволен остался, потому как на следующий день дядюшка навестил Наташу, подарил дорогие подвески с лалами и сказал, что судьба ее обязательно будет в следующем году устроена. Наталья же воспользовалась случаем и попросила, чтобы милейший и добрейший дядюшка Артамон разрешил ей ходить хоть к вечерне, хоть к заутрене куда‑нибудь в храм. А то ведь ежели она царицей станет…
Не гулять ей тогда по Москве более.
Артамон Матвеев разрешать сначала не собирался, но Наташа начала худеть и дурнеть, а потому он приставил к ней охрану и соглядатаев — и разрешил.
За месяц охранникам это надоело хуже горькой редьки.
Приходит, молится, кланяется, свечки ставит, после службы еще задерживается — черничка, да и только. Ее б не замуж, а в монастырь.
О чем Матвееву и донесли. И постепенно, через месяц, полтора, он и перестал опасаться подвоха. По — прежнему Наталья ходила с охраной, но уже не с тремя служанками, а с одной. И та — доверенная. Так что переглянуться с Алексеем Алексеевичем и потихоньку скользнуть в сторонку, где народу было поменьше, Наталье было несложно.
А вот с чего разговор начать — она и не знала. Начал Алексей.
— я помню вас. Вы — воспитанница боярина Матвеева.
— Да. Я написала вам письмо.
Голос у Натальи был приятным. Густым, звучным, завораживающим — и она отлично об этом знала. И пользовалась. Только вот царевич смотрел по — прежнему настороженно.
— И что вы хотите мне поведать красавица?
Много ли надо влюбленной девушке?
— дядюшка решил выдать меня замуж за государя…
Алексей едва рот шире ворот не распахнул, хорошо вовремя спохватился.
— Артамон Матвеев. Решил выдать вас замуж. За моего отца.
Наталья кивнула. Алексей принялся рассуждать дальше.
— Вам это неприятно. Вы хотите замуж за другого, иначе с радостью согласились бы. Так?
Опять кивок.
— Чем я могу помочь вам?
— В своем положении я не могу сопротивляться дядюшке. Он властен в моей судьбе.
— вы хотите, чтобы свадьба расстроилась.
— и меня с моим избранником связал священный Гименей.
Алексей задумался.
— Наталья, я не смогу дать вам ответ сразу. Это все слишком неожиданно. Но хочу заверить вас в своем искреннем расположении.
Наталья улыбнулась. Действительно, если бы царевич согласился на ее слова — она бы в нем разочаровалась. Ему же надо обдумать узнать, навести справки…
— Государь, как я смогу увидеться с вами вновь?
— вы часто ходите в этот храм, Наташа?
— Д — да…
— я постараюсь прийти сюда. Либо я, либо… посмотрите на моего друга. Он может прийти сюда — и вы можете передать ему все, что хотите сказать мне. Я верю Ивану, как самому себе.
Наталья чуть опустила ресницы, бросила взгляд на царевича…
Алексей смотрел спокойно и серьезно, а у бедной девушки сердце заходилось от радости.
Он здесь! Он рядом!
Но не бросаться же ему на шею!
И бросилась бы, и повисла, если была бы надежда, но пока ее нет — блюсти себя надобно. Честь девичья дороже золота! А значит — приближаться постепенно надо.
Вот что было непривычно Наташе. Самой на мужчину охотиться. Раньше‑то ее внимания добивались, а Алексей Алексеевич смотрит спокойно, серьезно…
Когда‑нибудь он станет великим государем. Но дядюшке лучше об этом не знать.
Отравят. И возможно — вместе с ней.
Слишком сильна Русь, чтобы на ее престоле еще и сильный государь воцарился.
* * *
Софья в ответ на такие новости зашипела гадюкой.
Информацию требовалось проверить, а Алексея — расспросить.
— а что ты скажешь об этой Наталье?
— может, она и не лгала. Она неглупа.
— но почему тогда отказывается? Любовь? Только к кому?
Для Софьи любовь была 'terra incognita', земля неизведанная. Теоретически она могла понять, что это и для чего надобно, а практически… идеальный инструмент для шантажа и нервотрепки ваша любовь! Но в то же время… какова вероятность того, что Матвеев не лжет?
Кто может знать о происходящем в доме?
Слуги и только они!
Вот так и получилось, что Филимон, молодой слуга боярина Матвеева, которого Мэри Гамильтон упорно называла Филиппом, случайно столкнулся на улице с прелестной девушкой.
Более того, столкнулся он так неудачно, что та упала, ногу подвернула, корзинку выронила и даже расплакалась. И что должен был сделать в этой ситуации настоящий мужчина?
Разумеется, довести бедняжку до дома!
А по дороге и чуток посплетничать! Ну кто ж откажется?
Жила девушка в доме боярыни Морозовой, работала там служанкой и говорила много и охотно. И о том, какая боярыня благочестивая, и какая она разумница, и как у них часто царевич бывает. Ну и как тут не прихвастнуть?
Как тут не похвастаться красавице что у них‑де сам царь бывает! Да часто так! Да подолгу с боярином беседует!
И даже ходят слухи, только тссссссс… Говорят, что царь‑то на Наташку Нарышкину, Матвеевскую воспитанницу глаз положил! Хотя там и глянуть не на что!
Чернява, лупоглаза, а характером — гадина! Вот как есть — змеюка чешуйчатая! Вечно всем недовольна, вечно перед хозяевами заискивает, а перед теми, кто ниже ее царицей ходит. Хотя вот как есть — приживалка деревенская. Из милости взятая.
Ой, да что там говорить!
Девку дворовую по щекам отхлестала только за то, что ты с ведром упала, да чуток воды на Наташкино платье попало. Кто другой и не заметил бы, а эта — всюду лезет!
Другой раз лакею досталось, что дверь не притворил да поклон неправильно отвесил.
Третий…
Девушка слушала, ахала, охала, поддакивала — и Филимон сам не заметил, как выболтал ей все подряд. Он и не знал, что вечером та же девушка будет стоять перед царевной Софьей, а девочка будет задумчиво крутить в руках карандаш, слушая пересказ сплетен из дома Матвеевых.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});