Понтифики (то есть верховные жрецы), конечно, должны были бы запретить эту свадьбу, но ими были оба заинтересованных лица – и бывший муж, и царственный жених.
Три месяца спустя Ливия родила Друза. Злые языки утверждали впоследствии, что Август и впрямь божествен, раз его дитя пробыло в чреве матери всего три месяца.
Но Августу и Ливии не удалось зачать ни единого ребенка. И скорее всего это объяснялось тем, что в их первую брачную ночь муж не посмел прикоснуться к беременной супруге и позже так и не смог преодолеть себя и в полной мере осуществить свои права, хотя и любил Ливию всем сердцем. Кроме того же, Август был человеком богобоязненным да к тому же понтификом и понимал, что этот брак греховен.
Август любил Ливию до своего смертного часа. Он умер у нее на руках, и его последние слова были:
– Ливия, помни о нашей общей жизни и прости!..
Когда вскрыли императорское завещание, выяснилось, что правитель даровал своей супруге титул Августы, то есть божественной, и никто этому не удивился, потому что все знали, как высоко ценил ее покойный цезарь.
…Ливия надолго пережила своего божественного супруга и до конца дней вспоминала, как счастлива была со своим первым мужем. О ночах, проведенных ею на ложе Августа, вспомнить было нечего.
Женитьба наихристианнейшего Василевса
– Посмотри, что за прекрасное видение! – шептали друг другу путники, которые первый раз прибывали морем в город, хранимый Богом, – в Константинополь. – Неужели мы не спим? Неужели это нам не чудится? Это же небесный Иерусалим!
И путешественники, кто бы они ни были – купцы, авантюристы всех мастей, многое повидавшие на своем веку, или же храбрые воины-наемники, принимались щипать себя и своих спутников, дабы удостовериться, что они не грезят наяву.
Константинополь и вправду был удивительным городом. В Откровении Иоанна Богослова так описан небесный град: «святой город, приготовленный как невеста, украшенная для мужа своего… Весь город был чистое золото».
Властители Константинополя долгие века стремились к тому, чтобы приезжему и пришлому люду казалось, будто столица Византии находится не на земле, а на небесах. Ах, как сияли в солнечных лучах купола пяти сотен церквей и соборов! Каким толстым слоем золота были покрыты крыши роскошных дворцов! Какие изумительные позолоченные мозаики украшали стены и полы домов и храмов! А золотых дел мастера, которые прямо под открытым небом, на глазах изумленных чужестранцев и ко всему привыкших горожан отливали блестящие монеты с профилем равноапостольного василевса? А портные, с утра до вечера трудившиеся над драгоценными златоткаными нарядами и тут же выставлявшие их на продажу?..
Да, было чему подивиться в Константинополе – городе, хранимом Богом. И вот какой-нибудь иноземец засматривался на все эти чудеса да и застывал прямо посреди улицы, разинув рот от изумления и размышляя о том, что неплохо, наверное, жить в Византии, где тебя со всех сторон окружает золото. Но лучше бы ему было не стоять подобно изваянию, потому что его вполне мог сбить с ног какой-нибудь экипаж – к примеру, открытая повозка, одна из тех, в которых передвигались по городу знатные дамы. Повозка эта была просто чудо что такое! На ее украшение пошло столько золота, серебра, эмали и перламутра, что в иной стране владелец просто побоялся бы дать зевакам возможность любоваться столь ценной вещью. В Константинополе же никто и внимания не обращал на всю эту роскошь. Привыкли! Разве что неодобрительно косились вслед какому-нибудь юному богатому франту, который пускал своих коней во весь опор, так что неслась его блестящая от золота и перламутровых пластин колесница по мостовой, давя неосторожных.
Но если даже улицы Константинополя поражали своим великолепием, то каковы же были обиталища равноапостольного и всехристианнейшего василевса – святой, или Влахернский, дворец и Буколеон? В Византии хранилось огромное количество желтого металла – больше, чем в любой другой стране мира, и, разумеется, во дворцах Багрянородных (или Порфирогенетов, как издавна именовали византийских императоров) его было очень много. Ведь рай, конечно же, полон золота, а государство, которым управляли премудрые василевсы, было построено по тем же законам, что и небесное царство. В нем существовали свои ангелы, свои архангелы – и свой царь-Христос, чьим воплощением являлся пресветлый василевс.
– Есть ли в этом замке хотя бы один зал, не украшенный изображением господним? – изумлялись те путешественники, чья знатность позволяла им попасть внутрь Влахерна. – Там был Пантократор, здесь – младенец Иисус, нежно прильнувший к груди Богоматери!.. Ах! – И слова замирали у них на устах, ибо входили чужеземцы в Хрисотриклинион – Тронный зал.
Ничего пышнее и роскошнее не приходилось видеть ни одному европейцу – ни даже азиату, который не должен был вроде бы удивляться обилию дорогого металла. Стены зала были выложены золотом, отделаны золотом, обрамлены золотом! Хрисотриклинион казался прибежищем небожителей, неким обиталищем праведников.
И вздрагивали чужеземцы, ловя на себе бесстрастные взгляды византийских властителей, чьи мозаичные портреты украшали стены. Василевсы-победители, василевсы в славе, василевсы-воители за дело святой Церкви, василевсы, одолевающие рыкающих львов, смотрели на пришельцев, и те чувствовали себя ничтожными муравьями и боялись даже подумать о том, чтобы встретиться лицом к лицу с живым василевсом – воплощением Бога на земле.
А потом они видели трон – из чистого золота, разумеется. И им говорили, что на нем восседает иногда император, облаченный точно так же, как те его предшественники, что изображены на стенах зала. А рядом с троном василевса стоял еще один, предназначенный для василиссы – супруги владетеля Византии. Когда же императора нет в зале, на его троне непременно лежит требник, открытый на нынешней дате…
– Но почему? – робко спрашивал гость, и ему с готовностью объясняли, что подлинным государем Византии является Христос и что именно Он восседает на византийском престоле, когда василевса нет.
– Но разве всемилостивейший император (приезжие легко усваивали все титулы василевса, ибо придворные непременно упоминали хотя бы один из них, говоря о своем повелителе) не занимается делами государства с утра и до вечера? Разве не восседает он на этом троне каждый день?
– Конечно, нет. – Царедворец холеной, унизанной перстнями рукой коснулся своего гладкого подбородка; возможно, прикрыл губы, которые тронула невольная усмешка. – У всемилостивейшего василевса, да дарует ему господь долгую жизнь, нет времени на то, чтобы посвящать приему послов и разбору тяжб сановников каждый день. Он вместе с патриархом участвует в богослужениях, а в нашем городе не одна сотня храмов…