хрупкими на фоне его широких ладоней. Он периодически сжимает их, инстинктивно показывая, что никуда меня не отпустит. Мы стоим посреди одного из арендованных залов в Эрмитаже, насквозь пропитанного энергетикой роскоши, власти, царственности и чего-то таинственного, сакрального, как наша свадьба.
Я не позвала на наш праздник никого, даже маму. Этот день — только для нас двоих. Даже детей без зазрения совести с бабушками и нянями оставили, чтобы вдоволь насладиться тем, что мы с сегодняшнего дня — семья.
Муж и жена.
Жду не дождусь, когда распробую слово «муж» на своем языке. Я буду шептать ему это слово каждое утро, замечая, как черты его грозного лица смягчаются всякий раз, когда он слышит новое имя.
Я чувствую себя до одури счастливой, когда Дима наконец поднимает мою фату и с нежностью в каждом движении открывает мое лицо. Его пронзительные глаза, как всегда, насквозь меня видят, и я добровольно тону в них, не нуждаясь в страховочных тросах.
Невольно восхищаюсь своим мужчиной, просто залипая на волевые черты его лица, слегка приоткрытый рот и уверенно сдвинутые к переносице брови. Красивый до боли.
— Я не верю, что этот день настал. А ты? — признаюсь я в момент, когда Дима надевает кольцо на мой безымянный палец.
— А я всегда знал, что этот день наступит, — без лишних сомнений парирует муж, наклоняясь для того, чтобы поцеловать меня в губы.
От его слов и прикосновений по всему телу разливается тепло и ощущение безопасности. Узаконить свои отношения с Димой — это как вернуться домой или обрести ту часть себя, которую я где-то давно потеряла и, наконец, обрела снова.
Наш день проходит так красиво, и Питер радует солнечной погодой без намека на промозглый ветер. Мы катаемся на яхте по Неве, бесконечно долго обнимаясь и фотографируясь на ее носу. Как только мы обоснуемся в Вене, я попрошу нарисовать картину по мотивам нашей свадебной фотографии и обязательно повешу ее на видном месте в доме.
Муж, конечно, терпит мучительную для него фотосессию, но ровно до тех пор, пока позы и ракурсы не начинают повторяться из раза в раз. В этот момент Диму спасает только возникшая на небе туча. Типичный Питер, откуда ее нелегкая принесла?
В секунду на нас обрушивается почти тропический ливень. Фотограф распахивает зонт и начинает работать в два раза усерднее, пытаясь запечатлеть на фото все лучшие моменты свадьбы: вот я визжу, промокая до нитки, и обнимаю Диму. Вот он подхватывает меня на руки и бежит по направлению к каюте, чтобы скорее спрятать меня от дождя. Он знает, что я жутко боюсь грома, и именно он простреливает пространство мощным звуком сразу после того, как серое небо озаряет яркая вспышка молнии.
Дождь давно стал «нашим» с Димой символом.
Он шел в двадцатый юбилей компании отца.
Он обрушился на Москву в тот день, когда я хотела навсегда попрощаться с ним.
Он идет и сейчас, ставя ментальную печать под еще одним важным событием в нашей истории.
— Ты заметил, что нас всегда преследует дождь? — тихо шепчу Диме я, прикладывая голову к его груди. Закидываю ногу на него, все еще тяжело дыша после горячего секса в глубинах каюты. Мы полностью обнажены, и мне кажется, что нет во вселенной чувства более сладкого, чем чувствовать его кожу своей.
Абсолютное единение, чистота и похоть, чувственность на грани боли. Но эта боль уже не такая, как прежде — агонизирующая, разрывная, саднящая. Эта боль связана лишь с тем, что делает нас живее всех живых, каждый раз, когда мы притягиваем в свою жизнь нечто ценное. Страх потерять может быть разным. Он может быть разрушительным, выражаясь в болезненной зависимости партнеров. А может быть кристально чистым. Но за этот страх по отношению к Диме я искренне благодарна, потому что знаю, что такое быть с человеком и не испытывать и толики всех этих эмоций.
Видимость любви и счастливой семьи — это как пища без вкуса. Настоящие чувства невозможно ни с чем спутать. Они играют многогранностью оттенков в душе, словно самое изысканное блюдо, которое каждый раз оставляет особое послевкусие. Не всегда сладкое, иногда и горькое, но главное, что оно есть и его хочется смаковать, прожевывая каждый кусочек этого чувства. Проживая и пропуская через себя.
— Заметил, Эль, — усмехается Дима, целуя меня в макушку и сгребая в охапку. Я чувствую себя крошечной в его объятиях. — Хочешь сказать, эмоциональные всплески в наших отношениях привязаны к дождю?
— Я не знаю. Когда родился Роб…, — к горлу вдруг подкатывает ком, потому что я вновь вспоминаю, как сильно плакала на кануне родов, мечтая лишь о том, чтобы Дима был рядом, когда его сын родится на свет. — Дождь. Шел весь день, лил как из ведра. Раскаты грома буквально заглушали мои крики при схватках, — мне тяжело говорить об этом, вспоминать, но я продолжаю делиться.
— Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя виноватым? — хрипло интересуется Дима, обнимая меня крепче. — Мне так жаль, детка. Если бы я мог вернуть время вспять и если бы я знал… я бы был рядом.
— Я знаю, — тихо киваю я. — Нет, я не хочу, чтобы ты чувствовал себя плохо и грустил. Просто хочу поделиться моментом. Я помню в тот день, когда Роб родился… я подошла к окну, держа его на руках. И знаешь, что я там увидела?
— Радугу?
— Да, Дим. Ливень прошел, как только я приложила его к груди. Знаешь, природа всегда разговаривала со мной, но то была настоящая магия. Мне даже казалось, что это сон. Она была невероятно красивая. А Роб мирно сопел на мне, уже такой чистый, невинный и уже так сильно похожий на тебя. Он ведь крупненьким родился, поэтому и черты лица прослеживались. Меня разрывало от желания поделиться с тобой его фотографией, но я… ты все знаешь сам. Я не смогла. Даже тогда.
— Мы наверстаем все, Эль. Все будет хорошо, — мягко успокаивает меня Дима, вытирая мои слезы и прокручивая обручальное кольцо на моем пальце. — Ты моя жена. Разве теперь у тебя будут от меня секреты? — усмехается Дима, подразнивая. — Жена, жена, жена…, — повторяет он, поддевая мой подбородок для того, чтобы взять губы в голодный захват.
И несмотря на то, что меня все же съедают страхи, касающиеся нашего будущего, я шепчу:
— А ты мой муж. Боже, не верится. Муж. Мой, только мой, — целуя его в ответ, ощущаю новые оттенки вкусов. И кажется, увлекаюсь не на шутку.
— Ты меня съешь сейчас.