Сезария насупил косматые седые брови.
– Выступить за Рогонта против Орсо?
– Опять пройти с боями всю Стирию? – Виктус вскинул голову, звякнув цепочками на шее. – По тем же землям, где воевали последние восемь лет?
Эндиш перевел взгляд с монеты на Монцу и надул прыщавые щеки.
– Не многовато ли сражаться придется?
– Со мною во главе вы всегда побеждали.
– О да. – Сезария махнул рукой в сторону рваных флагов. – С тобою мы завоевывали славу. Есть чем гордиться.
– Но попытайся заплатить этим шлюхе… – расплылся в улыбке Виктус.
Этот хорек никогда не улыбался, и Монца заподозрила неладное. Кажется, над ней издевались.
– Послушай, – Эндиш, взявшись одной рукой за подлокотник капитан-генеральского кресла, другою стер пыль с сиденья, – все мы не сомневаемся ни на миг, что, когда доходит до сражений, генерала лучше тебя и представить невозможно.
– Тогда в чем же дело?
Виктус, поморщившись, прорычал:
– В том, что мы не хотим сражаться! Мы хотим грести… чертовы деньги!
– Кто и когда приносил вам больше денег, чем я?
– Гм, – сказал кто-то у нее под ухом.
Монца резко развернулась и застыла, не донеся руку до рукояти меча. Перед нею, смущенно улыбаясь, стоял Никомо Коска.
Без усов, с обритой головой. Шишковатый череп и острый подбородок покрывала лишь черная с проседью щетина. Сыпь на шее побледнела, превратилась в россыпь бледно-розовых пятнышек. Глаза были не такие запавшие, как раньше, лицо не подергивалось, на лбу не блестел пот. Но улыбка осталась прежней. Улыбка, и озорной блеск в темных глазах. Тот самый, что играл в них, когда Монца встретила Коску впервые.
– Рад видеть вас обоих в добром здравии.
– Э-э-э… – промычал Трясучка.
Монца, растерявшая все слова, издала какой-то задушенный звук.
– Я тоже чувствую себя прекрасно, тронут вашим участием.
Коска, хлопнув растерянного Трясучку по спине, двинулся в глубь палатки. Вслед за ним вошли и расположись вдоль стен другие капитаны Тысячи Мечей – люди, чьи лица, имена, достоинства или, напротив, отсутствие таковых были ей хорошо известны. Последним через порог шагнул плотный, коренастый мужик почти без шеи, в поношенной куртке. Глянул на Монцу, проходя мимо, и поднял брови.
– Балагур? – прошипела она. – Думала, вы уже в Талине!
Он пожал плечами с таким видом, словно это не имело никакого значения.
– Я туда не поехал.
– Да уж вижу… проклятье!
Коска поднялся на ящики, где стояло кресло, эффектным движением развернулся к собранию. Где-то он успел разжиться шикарной черной кирасой с золотым орнаментом, мечом с вызолоченной рукоятью и прекрасными черными сапогами с блестящими пряжками. Бдительный Балагур встал рядом, скрестив руки на груди. И Коска опустился в кресло столь помпезно, словно оно было троном, а сам он императором. Едва задница его коснулась сиденья, капитаны разразились сдержанными аплодисментами – похлопывая пальцами о ладонь с деликатным изяществом знатных дам, посетивших театральное представление. Точь-в-точь как они аплодировали Монце, укравшей в свое время это кресло. Она, пожалуй, рассмеялась бы, не будь так муторно на душе.
Коска от аплодисментов отмахнулся, в то же время явно на них напрашиваясь.
– Не стоит, не стоит, право. Но возвращение радует.
– Как, черт побери, ты…
– Выжил?.. Рана оказалась не столь смертельной, как мы все думали. Благодаря мундиру талинцы приняли меня за своего и передали в руки замечательного хирурга. Ему удалось остановить кровотечение. Две недели я провалялся в постели, потом бежал через окно. И встретился там, в Пуранти, со своим старым другом Эндишем, который, по моим предположениям, мог быть не против смены руководства. Он и был не против, как и остальные его благородные соратники. – Он указал на капитанов, собравшихся в палатке, потом ткнул себя пальцем в грудь. – И вот я здесь.
Конец ознакомительного фрагмента.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})