Басманов. Служит митрополит Пимен новгородский, он любит древний чин…
Суворов. Как бы за такую докуку не осерчал государь…
Басманов. Для того Пимен и томит со службой, чтобы государь осерчал…
Темкин (Вяземскому). Гляди, посол литовский пеший идет.
Вяземский. Посол литовский две недели добивался, чтобы ему к воротам на коне подъехать, только и выторговал – пройти под руки по сукну.
Суворов. Ишь, с досады-то как спесью надулся…
Басманов. Ах, кафтаны на них хороши! Что-что, а кафтаны хороши…
Из ворот Кремля выходит литовский посол Б о р о п а й, его ведут под руки рыцари, перед ним люди из его свиты стелют сукно. Годунов, подбоченясь, становится в конце моста, у Опричных ворот.
Годунов. Что за люди идут?
Посол остановился. Среди свиты его – смущение. Вперед выскакивает переводчик.
Переводчик. Великий посол литовский Константин Воропай шествует к великому князю Московскому.
Суворов (Басманову). Это – как так! К великому-де князю! Ах, собака, – «царя» не хочет выговорить…
Темкин. Малюта, слышишь – бесчестье государю…
Малюта. Слышу, слышу, – выговорит он все положенное…
Годунов. Великого князя Московского мы не знаем; про такого не слыхали…
Опричники на звоннице громко засмеялись.
Суворов. Годунов ответит! Ох, зубаст!
Годунов. В царствующем граде Москве пребывает – божьей милостью – государь Иван Васильевич, царь всея России, Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, царь Ливонский, царь Казанский, царь Астраханский и других земель оттич и дедич…
Переводчик (послу). Московиты велят сказать полный титл…
Воропай. Будь так. Пусть отворят ворота.
Переводчик. Великий посол литовский шествует к божьей милости государю Ивану Васильевичу, царю всея России, Московскому, Киевскому, Владимирскому, Новгородскому, царю Казанскому, царю Астраханскому…
Годунов. Царя Ливонского пропустил…
Суворов. Годунов-то! Вот крючок! А!
Воропай. Ничего не опускай… Русские упрямы… Скажи…
Переводчик. Царю Ливонскому и других земель оттич и дедич…
Суворов. Выговорил, собачий сын…
Годунов (ударяет в ворота рукоятью сабли). Великий посол литовский пришел.
На звонницу к опричникам поднимается царь Иван. Черная борода его с проседью на скулах. На худощавом лице резкие морщины и тени под глазами. Держа на ладони, он щиплет и ест просфору.
Переводчик (Воропаю). Сам царь вышел на звонницу…
Воропай. Который из них – царь?
Переводчик. Вот – тот, в одеянии монашьем.
Иван (звонарю-опричнику). Замолкни! (Глядит вниз на Воропая, и тот с изумлением глядит на царя.) Отворите ворота.
Ворота отворяются, выходит стража – опричники в черных кафтанах. Посол со своей свитой проходит в ворота.
Малюта. Государь, двинулся Земский собор…[216] Сойди вниз, как бы люди не увидали тебя в простом платье…
Иван. А увидят – в рукав смеяться, что ли, станут?
Малюта. Смутятся, государь, смутятся люди…
Иван. Я стою высоко… Плохонький мой подрясник ризами золотыми покажется им, скуфеечка – солнцем ярым на моей голове… Не так ли?
Малюта. Нет, не так… Не всем так покажется, государь.
Иван. Душа у тебя, Малюта, как дождь осенний… (Указывая на выходящий из ворот на мост Собор.) Укажи перстом… Кто из них мой враг? Епископ Пимен новгородский, что ли? Скажешь – Челяднин? Или князь Мстиславский? Ножи у них, ядом напитанные, за пазухой? Нет, Малюта, враги нынче со мной примирились… Хоть и тяжел я для них. Чада мои, спесивые, строптивые, как агнцы, шествуют на Опричный двор… (Звонарю.) Звони в большой, звони гласом грома небесного… (Передает Малюте просфору, схватывает конец веревки от колокольного языка и, поднимая длинные руки, с яростью начинает звонить.) Так надо, так надо встречь русской земле…
Малюта (опричникам). Заслоните государя…
Картина вторая
Палата в Опричном дворце. Стены из красного елового леса. Окна с мелкими свинцовыми переплетами расположены высоко и украшены наличниками из резанных по дереву виноградных листьев и лоз. На стенках – ковры с изображением Адама и Евы, четырех стихий, Правосудия, Добродетели. На поставцах – золотые кубки, кувшины и блюда. На возвышении, на стуле, резанном из слоновой кости, – царь Иван. На нем – парчовый кафтан, расшитый кругами жемчуга, шапка, низанная драгоценными камнями; к трону прислонен посох, украшенный индийскими самоцветами. С боков трона – боярин Челяднин и князь Мстиславский держат на подушках скипетр и державу. Ниже их стоит дьяк В и с к о в а т ы й. За троном – рынды.[217]
Перед царем Иваном стоит литовский посол Константин Воропай. В палате на скамьях под окнами – члены Земского собора.
Воропай. Королевство Польское и Великое княжество Литовское, божьим вразумлением соединясь унией,[218] столь великую силу возобладали, что не только турецкого султана и крымского хана, но и твое, государь, бесчисленное войско можем одолеть…
Среди опричников, стоящих за троном и сидящих на скамьях, ропот.
Иван (с усмешкой). Ошибся ты, Константин Воропай, – в грамоте того не сказано, что-де «можем одолеть…».
Воропай. Воистину сказано, великий государь.
Иван. В грамоте к тем высокопышущим словам прибавлено: «можем-де одолеть с божьей помощью»… Разверни, прочти… Ан бог-то, глядишь, по-своему рассудит: вам ли даст победу али мне, грешному, с моими худыми людишками.
Воропай (держа развернутую грамоту). Прибавлено – «с божьей помощью», точно.
Иван. Читай далее…
Воропай. Мой всемилостивейший король Сигизмунд Второй Август, радея о душах христианских и в нежелании пролития невинной крови человеческой, хочет с тобою, государь, сказать дружбу и мир на десять лет…
Оболенский (сидя на лавке, вздохнул всей утробой). О господи, наконец-то…
Иван быстро обернулся к нему.
(Оболенский замотал лицом.) Молчу, молчу, государь, разумею…
Иван (Воропаю). Видишь – чашу меда жаждущим принес, – весели сердца далее…
Воропай. Всемилостивейший мой король Сигизмунд Второй Август ради дружбы и мира готов не спорить с тобой о городе Полоцке, взятом тобой на саблю. Ин Полоцк будет твой. Готов признать твоими повоеванные тобою немецкие орденские города Нарву и Юрьев.
Иван. К чтению книг ты прилежен, Константин?
Воропай. Прилежен, государь.
Иван. Дьяк принесет тебе летописи русские и свечу потолще. Пободрствуй над старинными письменами. Прощаю тебе на первый раз твое невежество.
Воропай. Но города Ригу и Ревель и повоеванные тобой ливонские города Венден, Вольмар, Раненбург, Кокенгаузен, Марьенбург с поветами[219] и городками признать твоими не можно, зане королевство Польское и великое княжество Литовское взяло те города у немецких рыцарей орденских под защиту и на том стоит крепко. И тебе из тех городов ливонских уйти и за них не спорить. Да будет на том божье благоволение. Аминь. (Свертывает грамоту.)
Иван (обернувшись к опричникам). Приведите пленников.
Малюта уходит.
Константин Воропай, не казнил бы ты смертью страшной раба, кто в безумии расхитил именье твое, так что дети и внуки, нищенствуя, пошли бы меж двор куски собирать? Ответь…
Воропай. Так, государь, казнил бы того раба…
Иван. Подними на меня глаза. Вопроси… Перед тобой – раб лукавый, трижды окаянный? Убоясь мук душевных да скорой седины в бороде, ища себе чаши сладкого вина да сладчайшей забавы с женкой, – отеческую землю хочу расхитить? Так ли? Что есть Ливония? От времен Владимира Святого – наша древняя вотчина. Прочти сие в летописях наших. Могу ли я, нож взяв, отрезать от груди кусок мяса да послать брату моему Сигизмунду Августу, прося мира? Приблизься, потрогай меня перстами: изменник я отечеству моему? Ах, тогда придумывайте мне страшную казнь!
Воропай. Государь, я говорил лишь, что вручено мне…
Иван. Срам и бесчестье тебе вручено! Рукой безумца написано послание твоего короля!
Воропай. Неслыханное дело, государь, гневно кричать на посла королевского…
Иван. Кричать? Ты смел, да прост… (Вонзает посох в помост.) Недалеко ты был сейчас от немоты вечной.