Более или менее хорошо ориентирован о положении немцев на западном фронте, так как после 15 июля, а особенно после 8 августа, когда с поражением их двух армий (11-ой, а другой не помню) весь их западный фронт в корне был подорван{277}. С другой же стороны, я получил еще раньше известие, что в Болгарии для немцев далеко не все обстоит благополучно, так как в Швейцарии агенты короля Фердинанда ведут переговоры с представителями Антанты. Помню, что это последнее известие вызвало у нас недоумение и сомнение в его достоверности, но, зная короля Фердинанда как очень ловкого и умного дипломата, сопоставляя эти сведения с теми, которые я получил о состоянии немецкого западного фронта, я охотно верил, что первое сведение о новой ориентировке Болгарии вполне возможно. Говорят, что король был ни при чем, что все сделано Малиновым{278}, это подробности, которые для меня не имели значения. Итак, я знал, что в Германии нет речи о победе. Мне казалось, что этот, момент может быть благоприятен для того, чтобы выдвинуть мои вопросы в Берлине. Если бы, наоборот, победа на стороне немцев была бы полная, я думаю, они в состоянии были бы меня сильно прижать.
Но чего я положительно не предвидел — это их революции. У нас не было или, по крайней мере, до меня не доходило никаких сведений об этом. Конечно, потом, когда все уже разразилось, всякий считал своим долгом уверять, что он давно это предвидел, но это вздор. Я постоянно интересовался этим вопросом и никогда не получал сведений, дававших повод думать о возможности чего-нибудь подобного.
Предстоящее мое путешествие было известно очень небольшому кругу лиц. Я предупредил лишь Ф. А. Лизогуба и еще двух-трех человек. После убийства Эйхгорна меня полиция предупреждала неоднократно, что нужно теперь ожидать, что произойдет покушение на меня. Не желая, чтобы с моей смертью погибло дело, ради которого я столько пережил, я предложил Совету министров обсудить временную форму управления на Украине в случае моей смерти, серьезной болезни или временного отъезда за пределы Украины, впредь до избрания нового гетмана. Дело это было поручено сенатору Завадскому, он выработал особый закон, который затем прошел все инстанции и был мной утвержден. По этому закону, в случае смерти, болезни или отъезда гетмана за пределы Украины гетманская власть переходит временно, до избрания нового гетмана, в случае его смерти, иди до возвращения его из-:за границы, в случае его отъезда — к Верховной Коллегии, состоящей из трех лиц: первого — по избранию совета министров, второго — по избранию Сената и третьего — по избранию предшествующего гетмана, причем третье лицо является председательствующим в Коллегии, но голоса лишнего не иметь, гетман заблаговременно назначает его и имя его занесено в особые листы, хранящиеся в запечатанных конвертах. Первый в Софиевском Соборе, второй — в Сенате и третий у председателя совета министров. Остальные два члена Верховной Коллегии избираются уже в момент необходимости. Я торжественно в первых числах августа устроил передачу этих конвертов, пригласивши Митрополита, Сенат и Совет министров к себе. Предварительно я обратился с речью к собравшимся, в которой указал идею, которую я этим хочу провести. Старая история Украины вся наполнена всевозможными осложнениями именно из-за того, что со смертью гетмана власти не было и начинались партийные раздоры из-за выбора нового гетмана, выборы которого обычно приводили к анархии.
В день своего отьезда, 2 сентября, я сообщил об этом Совету Министров уже во время заседания и, указавши, что лично назначаю Ф. А. Лизогуба, прошу Совет и Сенат назначить от себя лиц в Верховную Коллегию. Был избран Рогоза и сенатор Носенко. Я же с собой взял лишь Палтова, в качестве товарища министра иностранных дел, уже побывавшего в Берлине, и двух адъютантов — Зеленевского, говорящего по-немецки, и Абдул Захидова, туркмена. Во время путешествия До Голоб меня сопровождал Кирилович, начальник Юго-Западных железных дорог. Я довольно долго беседовал с ним и узнал от него многое, что для меня не доходило раньше. Но что мне было и раньше известно и на что Кирилович особенно указывал, это на ту катастрофу в вопросе о. транспорте, которая несомненно наступила бы в очень непродолжительном времени, если бы мы не достали смазки. Я лично мог убедиться, проезжая по линии, что передвижение почти прекратилось из-за недостатка смазочных веществ. Это было у меня записано как один из особенно важных вопросов, о которых нужно было особенно хлопотать в Германии. У нас на Украине смазочных веществ не было совершенно, мы могли получить их только из Германии. В Голобах я пересел в специальный поезд, и на следующий день в 7 часов вечера я был уже в Берлине. На вокзале я был встречен директором департамента иностранных Дел и чиновником того же министерства, Надольным, который был назначен состоять при мне адъютантом канцлера, приветствовавшим меня от имени последнего. Всех нас поместили в отеле «Адлон». Из Украины одновременно со мной приехали граф Берхгем и капитан Альвенслебен. На следующий день я сделал визит в министерство иностранных дел Гинце и Буше. Гинце{279} на меня произвел странное впечатление. Человек этот, я его знал уже давно, еще во время пребывания его в Петрограде, казался мне человеком очень уравновешенным, говорящим мало, по когда говорил, то для того, чтобы высказать уже нечто определенное и положительное. Здесь же он говорил много, и вместе с тем я видел, что он не в курсе дела. Я с ним потом, еще за свое пребывание в Берлине имел возможность несколько раз говорить и совсем разочаровался в нем, я понял, что этот человек один из главнейших сторонников той отвратительной политики, которую в то время Германия вела с большевиками. Я понял, что если во время войны большевиков поддерживала военная каста, то теперь это дело все перешло в министерство иностранных дел, по крайней мере, они поддерживали и настаивали на продолжении принятого курса, заигрывания с большевиками. Ведь достаточно сказать, что этот самый «эксцеленц Гинце» ездил с красной гвоздикой в петлице обедать к Иоффе{280} в российское посольство. На все мои заявления он говорил одно:
Nous avons besom de la paix avecla Russie, que voulez vous le seul parti gui la vent ce sont les bolcheviks et puis en Russie il n'y a pas d'autres partis pour le moment donne, avec laquels au aurait pu parler serieusement[77].
С Буше, товарищем министра иностранных дел, я сразу переговорил и добился положительных результатов в вопросе получения смазочных веществ. На следующий день я был днем у канцлера. Он был немедленно же после у меня, и вечером у него был обед, после чего состоялся раут. Было очень много народа, мне всех их представили, по теперь я не могу определенно всех назвать. Думаю, что большинство правительственного, финансового и промышленного Берлина там было. В общем, особенно интересного ничего не было. Канцлер, граф Гертиг, был очень любезен, пил за мое здоровье во время обеда, я ответил. Никаких речей не было, разговор шел на различные темы, но ни о чем, имевшем значение, не было сказано. Тут я видел некоего эксцеленц Крите (Kriege), одного из важных чиновников министерства иностранных дел. Мне говорили, что этот господин именно тот, который особенно настаивал на всей этой большевистской политике. В отрицательном смысле это единственная интересная личность, которая там присутствовала, в положительном же я не могу никого выделить, по все были очень любезны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});