Читать интересную книгу Норвежская рулетка для русских леди и джентльменов - Наталья Копсова

Честно говоря, несмотря на все нами выпитое, несмотря на по-прежнему озорную пляску апельсиново-оранжевого огня в каминной нише и мягкие, женственно-лучистые, совсем как в церкви, огоньки свечечек, расставленных там и сям, сильная нервная напряженность в окружающей атмосфере все равно здорово ощущалась. Горький привкус и жженый запах тоскливой безнадеги смутными рваными клочками струился изо всех углов избы, шелестел на кухне, свисал с потолка. Николай явно находился в своем самом трагическом расположении духа, но держался просто превосходно, много улыбался и шутил, отчаянно стараясь ни в коем случае мне не показать истинных эмоций. Я не сумела догадаться, почему «сохранение веселого лица» казалось ему столь необходимым – очередная загадка мужской психологии, да и к тому времени уже так от всего устала, что если бы кто предложил мне переселиться в параллельный мир, согласилась бы незамедлительно.

– Что-то спать хочется, Коленька. Уже и ног под собой не чую. Я так смертельно устала сегодня – как, наверное, еще никогда в жизни. Не заболеть бы!

– Да, да, конечно… Я понимаю… Здесь имеется большая спальня на втором этаже. Я сейчас тебя туда провожу, – бодро откликнулся Николай и слегка засуетился с посудой на столе. Через несколько минут он повел меня из стуи-гостиной в соседнее помещение, где находилась деревянная спиралеобразная лестница с выкрашенными в белый цвет перилами.

Войдя туда, я сразу же слегка остолбенела: в той обширной светлой проходной зале стоял преудивительнейший, совершенно прозрачный, как бы хрустальный рояль в форме подковы. Никогда раньше я таких не видела и потому изумленно замерла, с восторгом разглядывая красивые золотистые молоточки, кнопочки и решеточки внутри того замечательного инструмента.

– А, рояль… Этот мой товарищ-бизнесмен музыкой увлекается и сам отлично играет на многих инструментах. Любит Чайковского, Прокофьева тоже, еще Стравинского, – вяло отозвался на мои восторги Николай, не бросив даже полвзгляда в сторону хрустального чуда.

– Удивительный вкус у твоего друга, Коля. Дом его – чистая эклектика, смешение двух совершенно разных стилей: нарочито грубоватой избы в старонорвежской деревне и изысканного салонного минималистического декаданса. Мне бы такое и в голову не пришло, а как элегантно получилось в итоге.

– Так Рольфу архитекторы спроектировали, а дизайнеры оформили дачный дом. Сам-то по себе он любит что попроще. Он вообще простой хороший норвежский мужик, на лося или кабана иногда приглашает меня поохотиться, хотя, если признаться честно, охотник я еще пока не очень…

Мы поднялись по изящно изогнутой лесенке: Коля впереди, я за ним. Передо мной распахнулась тяжелая массивная дверь в хозяйскую, наверное, спальню, зажегся сферической формы ночник на полу, и я с любопытством обозрела место, где предстояло провести неизвестно сколько ночей. Надо же, даже на час вперед предсказать течение своей собственной жизни теперь сделалось проблемой; оказывается подобная неопределенность стоит человеку массу нервов и сил. Страх перед неопределенностью будущего хуже вампира и быстрее каннибала может съесть человека с потрохами и никогда не подавиться. Я как можно глубже вздохнула и, пока не поздно, постаралась сосредоточиться на рассмотрении элементов обстановки. Разглядев же эти детали получше, так и замерла от изумления: комнату украшали три мои фотопортрета размером А4, то есть стандартного печатного листа, в рамочках под красное дерево.

Нет, такое действительно было для меня сверхнеожиданностью! Здесь, в чужом незнакомом доме, и надо же – мне и в голову никогда бы не пришло… Я-то вначале подумала о хозяйских родственниках: жене или дочери…

На первом портрете я в своем бежевом длинном пальто кокетливо обнималась с бронзовой голышкой с Акербригге, и ветер с моря старательно раздувал мои ярко-золотистые волосы в виде фантастической короны над головой. На другом – я, слегка затуманенными, но ангельски синими глазами взирала на фотографа и загадочней Джоконды улыбалась уголками ярко-перламутровых губ. Шелковая туника типа греческих классическими складками благородно ниспадала с моих покатых, весьма, оказывается, полных плеч. За мягкими плечами и высокой шеей виднелось отражение моего же затылка в кусочке зеркального стекла, часть тяжелой, художественно декорированной рамы и несколько плиток светлого мрамора – декор посольских стен. Последнее же изображение являло взору весьма милую и донельзя смешливую веселушку-лукавушку с игрушечным тигренком в руках, то был подарок Коли – талисманчик на счастье. Фоном мне служило лохматое чучело бурого медведя в национальной русской, богато расшитой рубашке красного цвета; тут дело явно происходило в ресторане гостиницы «Националь» в Москве же.

– Ой, Коленька, надо же. Да здесь, оказывается, устроена персональная выставка моего культа личности. Я, признаться, совсем ничего такого не ожидала. Спасибо!

– Да не за что, Вероник. Это я так просто… – сильно смутился мой товарищ и как можно скорее опустил в пол карие свои очи.

В остальном обстановка в спальне за исключением уже упомянутого, так чудесно сияющего нежно-розоватым светом большого напольного шара была довольно спартанской, хотя еще, наверное, стоит упомянуть в виде приятной неожиданности совершенно безразмерную водяную кровать с подогревом. Такие забавные кровати были в особой моде где-то на исходе восьмидесятых, сейчас же про их существование почти все забыли. Чуть позже я обратила внимание на мастодонтского вида, нарочито грубо сколоченный письменный стол из сосны, стоящий в левом дальнем углу достаточно большой комнаты, и такого же мезозойского вида стул. Над столом красовался большой портрет мужественно-усатого моряка-рыбака, выполненный маслом – видимо, хозяин уважал национальную живопись примерно столетней давности. Это было абсолютно все: даже ковра на полу не было, а сам пол представлял широкие доски цвета натурального дерева.

Николай бегло, как если бы куда-то невероятно заторопился, продемонстрировал мне встроенные стенные шкафы и управление подогревом матраса, пожелал доброй ночи и сразу же ретировался за дверь. Я послушала удаляющиеся вниз по лестнице шаги, благодарно оценила его сердечную деликатность, заперла дверь на торчащий из нее ключ и совсем по-детски запрыгнула в самую середину матраса – мини-океана. В следующую секунду сделалось и смешно и славно: ура – теперь я освободилась и никому ничего не должна! «Всегда ходи путями сердца своего, Вероника», – словами из Библии уверенно поддержал меня мой внутренний голос. Поначалу в постели показалось как-то не совсем привычно и удобно, оттого что вокруг все хлюпало, но все равно очень радостно, а несколькими мгновениями позже мини-волны тело здорово расслабили, просто растворили до основания – стало невероятно лень даже пальцем пошевелить. Спать, однако, тоже расхотелось, чему я сильно удивилась. Боже, а ведь как я всю жизнь мечтала жить в красивом доме с садом. Как много раз мне снился мой дом и мой сад: в саду том – вечно текущая женственная вода и молчаливые камни, изогнутые мостики и кружевные беседки, белые и красные цветы, изумрудные деревья, легкий шепот листвы, поющие цикады и тени на белой стене иногда при задумчивой луне, а иногда – от шаловливого солнца. А мой дом обязательно отражается в медленных водах; там голубые, как небо, мозаичные полы, чудесный мраморный уютный камин, свечи и звуки музыки…

Ничего этого у меня нет и не будет, одни глупые фантазии… Нет, все же недаром моя бабушка была твердо убеждена: как только человек оказывается в обстоятельствах, точь-в-точь соответствующих его самым сокровенным мечтам, то пусть постарается унять свои иллюзии и понять, что он просто-напросто уже умер. Только таким путем мертвец и способен обнаружить, что более он не жилец на этом, извечно полном всевозможных несовпадений желаний и возможностей белом свете… В большое окошко вкрадчиво заглядывала та самая медовая луна-обманщица. Я заставила себя выбраться из матраса и опустить плотную гардину из какой-то жесткой ткани. Не хочу, чтобы она на меня светила! Не хочу быть несчастной! Теперь стало гораздо лучше и правильнее, нечего мне мечтать о несбыточном. Залезла обратно в плещущуюся и бултыхающую постель и заснула поистине мертвецким сном.

Я пробудилась в тревоге, оттого что во сне какая-то древняя армия готовилась выступить в поход против грозного врага: громко ржали возбужденные кони, на непонятном языке неслись войскам приказы, лязгал оружейный металл. Только лишь через несколько минут сообразила, что это, видимо, Николай сервирует внизу завтрак. Ленивым сонным поросенком показываться ему на глаза не больно-то хотелось, но и с кровати подниматься было неохота. Все же пришлось совершить над собой форменное насилие, выпрыгнуть из томных объятий как поле широкого, переливающегося водными массами матраса и решительно двинуться в ванную.