Читать интересную книгу Энциклопедический словарь (С) - Ф. Брокгауз

Лечение отравления: быстрое удаление яда, апоморфин (как рвотное) под кожу, промывание желудка, возбуждающие средства (вино, кофе, эфир или камфору под кожу), холодные души с высоты 1 – 2 фт. на затылочную область и позвоночник с последующим растиранием тела. Искусственное дыхание, по-видимому, может оказать некоторую пользу. С целью возбудить деятельность сердца и дыхания, впрыскивают также атропин. Ввиду того, что С. кислота выделяется в моче в виде менее ядовитой тиоциановой кислоты, стараются вводить в организм органические соединения серы (куриный белок). Серноватистокислый натрий обладает свойством обезвредить количество в 11/2 – 4 раза превышающую абсолютно смертельную для животных дозу С. кислоты. При отравлении горькими миндалями полезно назначить соляную или молочную кислоту, так как они задерживают образование С. кислоты из амигдалина. В последнее время особенно рекомендуется применение перекиси водорода, которая с цианистым водородом, находящимся в крови, образует сравнительно мало ядовитый оксамид. Всего лучше перекись водорода в 3% растворе вводить под кожу по 1 шприцу через 3 – 5 минут в различных областях тела.

Д.. Каменский.

Синицы

Синицы (Paridae) – сем. зубоклювых певчих птиц (Oscines dentirostres.). Многочисленные мелкие виды С. распространены преимущественно в лесной области северного полушария. С. характеризуются прямым, коротким, округленным на конце клювом с густыми щетинками, покрывающими ноздри, – сильными лапами с круто согнутыми когтями, короткими округленными крыльями с 10 маховыми перьями, из которых 4 и 5 самые длинные, и одинаковой окраской самцов и самок. Все С. сходны между собою по образу жизни и принадлежат к наиболее полезным лесным птицам. Главную пищу их составляют личинки и яйца насекомых, которых С. отыскивают в щелях коры, в свернутых листьях, в цветочных сережках деревьев и т. под. местах. Во время охоты, в которой проходит большая часть дня, С. не оставляют не осмотренным ни одного доступного для них места, где могло бы скрыться насекомое. Они отлично лазят по стволам деревьев, свешиваются вниз спиною, держась за кончики тонких ветвей, долбят шишки, развертывают почки и свернутые листья и т. д. Некоторые синицы питаются также семенами. На землю С. спускаются редко, летают плохо. Большинство европейских С. – оседлые птицы, собирающиеся осенью в небольшие стайки вместе с корольками и иногда пищухами. Гнезда вьют обыкновенно в дуплах. Кладка (до 12 яиц) производится обыкновенно два раза в лето. Большинство европейских видов относится к роду Parus (лесные синицы); характеризуется сильным клювом с выпуклым ребром, округленным или слегка вырезанным хвостом и широкими крыльями, третье маховое перо которых не короче четвертого. Один из наиболее распространенных и более крупных видов обыкновенная или большая С., С.-кузнечик (P. major) – живет как оседлая птица повсеместно в Европе, в лесной области Сибири, юго-зап. Азии и сев. зап. Африки. Большая С. ростом с домашнего воробья; верхняя сторона тела ее желтовато-зеленого цвета, переходящего местами в серый; нижняя сторона – желтая; шапочка на голове, бока шеи, горло и продольная широкая полоса, идущая по нижней стороне тела – черные, щеки белые. Клюв черный. По оперению головы род Parus делят на следующие подроды: 1) Lophophanes (хохлатые С.), с хохлом из удлиненных, приподнятых перьев; сюда относится европейская хохлатая С. (L. cristatus) – рыжевато-серого цвета с хохлом из черных перьев с белыми кончиками. 2) Parus (С. кузнечики) – с черной шапочкой и белым пятном на задней стороне шеи; сюда относится, кроме большой С. (P. major), также черная С. или московка (P. ater) и др. 3) Poecile (гаички) – с черной или бурой шапочкой, но без белого шейного пятна; сюда относится болотная С. или пухляк (P.palustrus). 4) Cyanistes (лазоревки) – с белою, голубою или синею шапочкой; сюда принадлежит лазоревка (С. coeruleus) и др. Из других европейских родов род бородаток (Panurus) отличается длинным ступенчатым хвостом и удлиненными перьями по бокам шеи, образующими род усов. Бородатки устраивают гнездо не в дуплах, а в траве и камышах, прикрепляя его к стеблям. Относящаяся сюда усатая С. (Panurus barbatus) распространена в средн. и южн. Европе, в западн. и центральн. Азии. У рода длиннохвостых С. (Acredula) такой же хвост, как у бородаток, но нет усов. Гнезда их напоминают гнездо ремезов (Aegithalus). Ремезы составляют четвертый и последний род европейских синиц.

Ю. В.

Синкопа

Синкопа в музыке – перенесение ударения с акцентированной ноты на неакцентированную. С. происходит оттого, что ноту, поставленную на слабом времени, соединяют лигой с той же нотой, стоящей на сильном времени.

Иногда С. образуется и без лиги, когда происходит среди такта соединение в одном звуке ноты без акцента с нотою с акцентом.

При правильной С. обе связанные ноты должны иметь равную длительность или первая может быть на половину больше второй.

Впечатление С. в трехдольном размере производит соединение двух нот слабого времени в одну, которая получает вследствие этого акцента.

Применение С. изменяет для слуха такт, напр. фраза в 3/4 слышится как бы написанной в 2/4 или 4/4.

Н. С.

Синкретизм

Синкретизм ( suncrhtismoV ) – так называется сочетание различных философских начал в одну систему. Понятие С. близко подходит к эклектизму; различие между ними некоторые видят в том, что эклектизм старается путем критики выделить из различных систем состоятельные принципы и органически связать их в одно целое, а С. соединяет разнородные начала, не давая им истинного объединения. С. с особой яркостью проявился в александрийской философии, у Филона Иудейского и других, пытавшихся соединить греческую философию с вост. учениями. Тоже замечается у гностиков. Тepмин С. введен, кажется, Георгием Каликстом, немецким богословом XVII в.

Синонимы

Синонимы – слова близкого, смежного, почти одного значения. Процессу создания новых форм, новых, дифференцированных категорий в мысли соответствует в языке создание новых оттенков выражения – синонимов. Не всегда новый оттенок мысли получает и новое название; иногда он обозначается описательно или на чужом языке – и тогда С. нет. Так Пушкин, говоря «никто бы в ней найти не мог того, что модой самовластной в высоком лондонском кругу зовется vulgar», но мог передать соответственно английское слово русским; впоследствии оно в руссифицированной форме вульгарный вошло в русский язык и стало С. целого ряда близких слов: тривиальный, банальный, пошлый, избитый и т. п. Теоретики расходятся по вопросу о том, возможны ли в языке слова совершенно тождественные по смыслу; но вопрос этот не существует для тех, кто знает, что слово в словаре, вне живой речи, не имеет вполне определенного значения. В обиходной речи, конечно, возможны случаи, когда говорящий употребляет тот или иной из С. без разбора, но не с этими исключительными случаями приходится считаться лексикологу. Важно, конечно, не то, что два слова обозначают одну и ту же вещь, еще единую в чьем-либо неразвитом сознании: важно то, что они выражают различное впечатление, производимое этой вещью. Если бы даже логическое разложение их смысла не дало никакой разницы между ними, – их звуковая, ассоциативная, эмоциональная сторона действует различно и потому выражает различные оттенки значения. Такова, напр., разница между однозначными элементами языка поэтического и прозаического. Прежним исследователям языка, в науке которых логика перевешивала психологию, могло казаться, что есть целые разряды понятий, не могущих иметь С."Названия видимых предметов – говорит Давыдов в своей статье о С. – не могут быть принимаемы одни вместо других, потому что представления наши столь же резко различаются между собой, как и самые предметы, ими выражаемые. Посему слова ремесл, искусств, естественных наук точны и определенны; в этом разряде речений не должно искать синонимов". Здесь встречаются различные названия для одного и того же предмета; но это или областные речения, или заимствованные из соплеменных и других иностранных наречий, а отнюдь не синонимы. Таковы например слова око и глаз, конь и лошадь, сабля и шашка, житие и жизнь, адрес и надпись, уста и губы, ичиги и сапоги, голомя и давно". Уже из этих примеров ясно, как ошибался исследователь; ичиги есть провинциализм, голомя – архаизм, не употребляемые в общем разговорном языке, и потому в счет идти не могут; остальные выражения отличаются друг от друга значительно и потому суть несомненные С. : надо только их брать не в виде словарных препаратов, а в живой речи. «В языке нет двух или нескольких слов, значащих решительно одно и то же, как две капли воды, – говорит Буслаев („О преподавании“): даже слова лобо и чело, глаза и очи, острый и вострый и др., при одинаковом значении, выражают различные оттенки (здесь граница между С. и архаизмами, варваризмами, провинциализмами)... Словом мы выражаем не предмет, а впечатление, произведенное оным на нашу душу. След., С. должны определяться не по предметам, ими означаемым, а по точке зрения, с которой человек смотрел на предмет при сотворении слова». С этим категорическим и определенным указанием Буслаева находится в некотором противоречии его мнение, что от собственных С. должно отличать такие слова, которые употребляются у нас в одном и том же значении, но различаются по своему происхождению, а именно: 1) слова русские и церковнославянские или русские общеупотребительные, книжные – и народные, областные (напр. лоб и чело); 2) различные формы одного и того же слова или русские и соответствующие им церковно-славянские (берег и брег, золото и злато). Истинный смысл этого замечания определяется непосредственно за ним следующей оговоркой автора, что такой разнообразный запас слов в родной речи дает возможность обозначать оттенки понятий с большой точностью; очевидно, и здесь мы имеем дело с С. Ничто не дает нам права предполагать, что писатель из двух слов, обозначающих один предмет, взял одно случайно. Если Пушкин нашел нужным сказать не «пальцами», а «перстами», то он, несомненно, вкладывал в этот архаизм оттенок настроения и мысли, которого он не видел в современном слове. В словаре поэта нет тожественных слов; нет их вообще нигде, где литературное произведение запечатлено эмоциональным характером. Они могут быть только в точной науке, где одно, строго определенное явление может иметь два разных названия, два равноправных термина могут означать одну вещь. Различение синонимичных понятий, вообще не трудное для человека, хорошо владеющего языком, бывает очень не легко, когда приходится его формулировать, перевести из сферы смутного чутья, руководящего употреблением, в область ясных определений: очень часто человек, пользующийся в живой речи С. вполне правильно, не может сказать, какая разница в оттенках их смысла. При таких определениях можно руководиться происхождением слова, его историей, но только до некоторой степени. Едва ли можно согласиться с Буслаевым, что «словопроизводство есть важнейшее средство отличать С.», между тем как «авторитет образцовых писателей тогда только может быть убедителен и полезен для различия С., когда основывается на вышеуказанных началах». Известно, что слово, переходя от значения к значению, может дойти до полного разрыва с своей этимологией (черная краска. красные чернила); можно ли ставить его этимологию на первый план там, где дело идет об уяснении его современного значения? Нужно различить значения двух С. – солдат и воин, много ли способствует этому различению установление того, что первое слово – иностранного происхождения и первоначально значит наемник (solde), но теперь совершенно потеряло это значение? Самый пример этимологического изучения С., приводимый Буслаевым, указывает на то, что это изучение, будучи необходимо для других целей, в деле различения С. не может иметь первостепенного значения. «С. труд и работа – говорит он – теперь определяемые только по различным понятиям, с этими словами соединенным, первоначально отличались весьма резко, указывая на различные впечатления, тем или другим словом выраженные: слово труд, кроме нынешнего значения, употреблялось в смысле бедствия, болезни, страдания... слово же работа означало не только дело, но и рабство». Очевидно, эта этимологическая справка, при всем ее интересе , в различение тех оттенков, с которыми слова труд и работа употребляются в нашей живой речи, вносит немного; для нас слово труд не имеет ни малейшего оттенка бедствия, равно как работа не имеет ни следа былого значения рабства. Гораздо важнее для такого различения примеры из современных писателей, могущие свидетельствовать о том значении, в каком ходит теперь слово в живой речи. Научное изучение С. относится к семасиологии и ничем не отличается от иных словарных работ. Большинство существующих словарей С. запечатлено еще былой связью синонимики с практической риторикой и противнонаучным стремлением служить пособием в сочинении. Русского научного словаря С. пока нет.