снимки, они решили позвонить сыну Аниты Лейбу, чтобы посоветоваться с ним. Но к своему удивлению обнаружили, что родной дядя девушки умер… еще в 1986 году – много лет назад.)
А жизнь в семье Залкинда продолжалась, несмотря на обструкцию. Лишившись мужа, Кармен взвалила на себя все заботы о семье. У нее трое детей (четвертого – 18-летнего красавца-мальчика Джоро Пауло она похоронила). Вопреки всем опасениям родни, она – нееврейка – дала детям отличное еврейское образование. Все они учились в еврейской школе, чтут еврейские традиции, знают иврит. А Фелипе, младший сын, даже побывал в Израиле и целый год работал в кибуце.
Сейчас дети выросли. Старший сын Рубин – преуспевающий экономист. Живет отдельно от матери с женой Гизелой. Она – учительница в школе, которая принадлежит ее же матери. Средний ребенок – Фелипе – покинул материнский кров за несколько дней до нашего приезда: купил квартиру в одном из престижнейших районов Рио-де-Жанейро – Ипанеме. Он совладелец успешно работающей компании по закупке и реализации изделий из трикотажа.
С матерью живет только младшая, Марсия, да и она очень скоро переедет в свою собственную квартиру, купленную неподалеку от материнского дома. Этот «младший ребенок» в семье – прекрасная во всех отношениях девушка – работает прокурором штата Рио-де-Жанейро. Область ее интересов – семейное право и права человека. Одновременно Марсия учится в университете, добиваясь степени мастера. А позже, говорит она, если все будет нормально, попытается получить степень дотора. Судя по всему, из нее может вырасти общественная фигура подстать отцу.
По мере того, как взрослели дети, неугомонный темперамент Кармен находил все меньше выхода. Но теперь у нее появилась возможность сполна реализовать свою энергию. Кармен удочерила крошечную девочку из бедной и многодетной бразильской семьи. Лариса – так зовут ребенка – красива, словно живая кукла. Ее вместе с Кармен останавливают на улице незнакомые люди, чтобы полюбоваться прелестным ребенком. Она любимица всех взрослых и дома. Ее тискают, целуют, поочередно берут к себе домой, на прогулки. Мне показалось, что для бездетной молодежи Лариса стала тем ребенком, с помощью которого она набирается родительского опыта.
Беседа за обеденным столом течет неторопливо. Многое узнается, многое разъясняется. И порой удивляешься, как сложное неожиданно становится очень простым. Я вспоминаю рассказ мамы о пансионате, в котором она познакомилась с отцом.
– Был ли такой пансионат? – спрашиваю я. – Или это ошибка памяти?
– Никакой ошибки нет, – говорят хозяева. – Действительно, была Мальвина Эпштейн, которую братья и Анита звали тетей. У нее с мужем Джекобом был пансионат и вполне возможно, что твоя мама встретилась там с Маркусом. Он, как и остальные, ходил к тете в гости.
– А как насчет фабрики плащей в Париже? Действительно ли она принадлежала родственникам отца?
– Да, и это было в действительности, – говорит Кармен. – Фабрика в Париже принадлежала брату моей тещи Эмилио Кербел. Так что все сходится.
В тот первый день мы узнали, что семья Рубина и Марии Кербел была невелика. Кроме Залкинда у них была еще дочь Этти (Елка) (с ней-то я и был запечатлен на одном из фотоснимков. Нам тогда было по 1–2 года от роду). Этти еще с детства была болезненным ребенком. Она тихо прожила свою не очень долгую жизнь. Не выйдя замуж, не имея детей. Увлекалась живописью, и теперь у меня в Нью-Йорке висит на стене ее картина, на которой значится: “Е. Пятигорска. 1969”. Картина моей кузины. Память о ней.
Дом, в котором живет Кармен, примечателен не только ее великолепной квартирой. С первого этажа в скале пробит просторный и довольно длинный тоннель. В конце этого прохода есть лифт, который поднимает, как сказали бы у нас в Америке, на бэкярд – то ли в огород, то ли во двор. Но там, за тем зданием, нет ничего, что напоминало бы американский бэкярд. Территория, принадлежащая дому Кармен, огромна и напоминает джунгли своими пальмами, густыми тропическими зарослями. Правда, тут есть начисто подметенные тропинки, лестницы, бассейн, на берегу которого живут экзотические дикие гуси со своим потомством. Есть маленький зоопарк с павлином, кроликом и невиданной в наших краях курицей. Говорят, где-то там, в зарослях, живет маленькая обезьянка, но нам ее встретить не пришлось.
На “бэкярде” оборудованы два места для шашлыков, стоит церковь, предназначенная всем религиям, плавательный бассейн, баскетбольная площадка, зал с набором тренажеров, парикмахерская и бар на случай, если кому-то из жильцов захочется выпить чашечку настоящего бразильского кофе во время прогулки. И в завершение отсюда открывается великолепный вид на голубую лагуну, на водах которой дремлет множество белых яхт из клуба миллионеров.
…Хотя мы с большим волнением переживали встречу со вновь обретенными родственниками, понемногу знакомились и с Рио-де-Жанейро. Марсия взяла отпуск в университете на время нашего пребывания, организовала себе щадящий режим на работе и моталась с нами на машине по городу.
Рио отметил свое 500-летие. Его основали португальские конкистадоры в 1502 году. Они подплыли к этим берегам и увидели красивую реку. Назвали ее январской, потому что это произошло 1 января. Получилось Рио– (река) де-Жанейро (январская). А затем это имя перешло на город, который был в том месте заложен.
Основная, знаменитая часть Рио-де-Жанейро находится на юге. Здесь прославленная Копакабана с ее золотым пляжем и великолепными отелями. Здесь заповедник богачей Ипанема с не менее прекрасным пляжем и самой высокой в мире платой за квартиру. Здесь неистовствуют всемирно известные карнавалы, бьет ключом ночная богемная жизнь.
Всякий раз, когда мы проезжали по Копакабане, Марсия неизменно говорила на одном из перекрестков:
– Ты родился на этой улице…
А Кармен протянула мне однажды казенную бумагу и мы ахнули: это было мое свидетельство о рождении. Оказалось, она отправилась в бюро регистрации на Копакабане и получила мой документ более чем 70-летней давности.
– Ты настоящий кариока, – сказала она. – Тех, кто родился в Рио-де-Жанейро и живет в нем, называют у нас кариоками.
Позже я пытался найти в словарях значение этого, видимо, индейского слова, но так и не нашел.
…В северной, самой крупной части города расположена индустриальная зона. Там – заводы и фабрики. Там и жилье рабочих этих предприятий. Мы бывали в том районе крайне редко, потому что он мало чем отличается от рабочих поселков других городов мира.
Несмотря на зиму, температура стояла под плюс тридцать по Цельсию. Люди загорали на пляже, особо нетерпеливые купались в океане. Нам, познавшим трескучие русские зимы, трудно было воспринимать эту картину всерьез.
Помню, как однажды журналистская судьба занесла меня в глухой поселок Тазовский на берегу