Читать интересную книгу Солдаты Омеги (сборник) - Виктор Глумов

— Ну, друг, давай. Покажем гадам, почем манисово дерьмо в урожайный год!

Мутант улыбнулся и поднял на плечо гранатомет. Еще двое добровольцев бежали к воротам от взорванного лаза, спешили принять участие в своей последней битве. Курганник попытался вспомнить подобающие случаю слова, какую-нибудь патетическую песню, но вспоминалось только старинное, когда-то слышанное:

Я сижу и смотрю в чужое небо из чужого окна,И не вижу ни одной знакомой звезды,Я ходил по всем дорогам и туда и сюда,Обернулся и не смог разглядеть следы.Но если есть с собой огниво и кисет,Значит, все не так уж плохо на сегодняшний деньИ махнет мне авиетка серебристым крылом,И на Пустоши оставит только тень…

Курганник не знал ни автора песни, ни того, когда она появилась, но простые эти слова наполняли его душу смутной тоской и сожалением: не было в небе над Люберцами авиетки, никто не манил Ника Курганника в высь.

Затянули свое и мутанты, в три голоса: мрачную песню кочевых народов, потерявших свою Родину и не обретших новый дом. Курганник помнил: эту песню очень любил отец.

Воспоминания оборвались — монахи, собрав все силы, ринулись в наступление, и стало жарко. Курганник стрелял из укрытия, прятался, менял рожок, летели под ноги пустые гильзы. Упал, раненый, один из мутантов, но успел-таки забрать с собой несколько нападающих. Ночь тянулась бесконечно долго, патроны все не кончались, но на исходе были силы.

Рухнул второй доброволец, скошенный очередью, а третий вдруг бросил автомат и принялся молиться своим богам. Курганник под сплошным градом пуль подполз к безымянному товарищу, потряс его за плечо. Мутант огрызнулся. Тогда Ник оставил его в покое.

Как только монахи сломают ворота, им обоим конец. Не стоит осуждать отчаявшегося.

Ник с ужасом понял, что и сам на грани отчаяния. Смерть близка и неминуема, а так хочется вернуться назад, вместе с другими, с Артуркой, нырнуть в лаз. И бросить самоубийц за спиной. И презирать себя за слабость всю оставшуюся жизнь.

Ворота содрогнулись — их таранили.

Скольких Курганник убил сегодня? Не считал. Зря, наверное.

— Ну что, уроды? — крикнул он, стараясь заглушить страх. — Не терпится сдохнуть?

Стрелять по ворвавшимся будет бесполезно. Мутанта не растормошить. Курганник оглядел оставленный Хамлом арсенал: несколько гранат, запас патронов… Решение пришло быстро. Руки дрожали, но он соорудил из взрывчатки пояс, оставил короткий шнур, который горит два удара сердца, взял автомат и спустился к воротам. Монахи уже почти выбили мощный запор. Курганник, чувствуя, как отнимаются ноги, как предательски сводит мочевой пузырь, дал очередь по приоткрывшимся створкам. Ответили огнем, не попали. Новый удар — ворота почти распахнулись, засов не выдержал.

Ник Курганник отбросил в сторону автомат. Достал огниво, прикурил самокрутку.

Ворота распахнулись. Ник подпалил шнур и кинулся вперед, огромным прыжком преодолевая расстояние от жизни до смерти, от двора лагеря люберецких кормильцев до валившей внутрь толпы монахов.

Оба сердца Курганника пропустили удар.

Он закричал. Монахи вскинули оружие и открыли огонь. Курганник успел почувствовать пули, врезающиеся в его плоть, но это было уже не важно: шнур догорел, и у створок ворот раздался мощный взрыв. Мир озарился вспышкой, яркой, как тысячи солнц. Свет, который поначалу казался пронзительным, сделался ласковым. Вдалеке — Ник откуда-то знал — его ждала мама, улыбалась и протягивала руки.

Мутант на вышке перестал бормотать молитву, истошно завопил и принялся расстреливать штурмовиков. Мутант был молод и совсем не хотел умирать. Но пришлось.

* * *

Хамло шел первым, за ним следовали люберецкие, потом — Артур, Маузер и Тимми, а замыкали шествие мутанты. Нарушать безмолвие никто не решался. Только Тимми вздыхала украдкой, по Курганнику, должно быть. Артур мысленно простился с коновалом, помянул и остальных ребят с фермы, умерших в походе на Москву: и погонщика Паша с его вечными банальностями, и косоглазого охотника Маклая, и Проньку-дурака, и Щуплого, и Клопа. Мысли норовили свернуть к Нике и Лане, но он одергивал себя.

Секретный ход, которым двигался отряд, раньше служил тоннелем, и по нему двигались самоходы или еще что-нибудь. На полу остались рельсы. С потолка капало, стены дышали сыростью, по ногам тянуло сквозняком. Артур боялся, что ход не выдержит взрыва, начнется обвал, но судьба была милостива к беглецам.

— Что тут было-то? — не выдержал Артур, спросил будто бы у всех, а на самом деле — у Тимми, но откликнулся Маузер:

— Метро тут было. Таганско-Краснопресненская линия… Метро — это вид транспорта такой. Подземный.

— Интересно, — Тимми старалась говорить нагловато, но получилось жалобно, — а мутафаги тут водятся?

Один из люберецких обернулся:

— Кровососы. И крысы.

Артур вспомнил давнюю встречу с кровососами и втянул голову в плечи. Еще не хватало. Тогда его вытащил мутант Орв, позвал из забытья. А теперь кто поможет? Вряд ли Фирг, столь легко отправивший троих соплеменников на верную смерть, обладает теми же способностями.

— Да вы не волнуйтесь. Одному страшно, а если толпой, они не нападут, — успокоил люберецкий.

Лучи фонариков, расходясь и пересекаясь, метались по стенам.

Артур старался смотреть под ноги. Считать ли себя трусом за то, что ушел, не вызвался прикрывать? Считать ли трусами остальных? Нет, ни от кого нельзя требовать пожертвовать жизнью. А у него Ника и Лана, он обязан вернуться, даже если семью его убили, а ферму сожгли омеговцы. Обязан отомстить. Как Курганник «задолжал» Ордену Чистоты, так Артур должен Омеге. И лично «брату» Лексу.

Что-то зашуршало в темноте впереди, Хамло резко остановился, за ним замерли люберецкие, Артур врезался в чью-то спину. Маузер вскинул оружие.

— Там, — голос Хамла звучал еще тише, чем обычно, — там дети, что ли?

Тимми начала проталкиваться вперед, Артур, особо не задумываясь, двинулся за ней, выглянул поверх плеча Хамла. Действительно дети. От совсем маленьких, как Лана, до ребятишек постарше, сезонов двенадцати-двадцати. Все они были голые, грязные, до ужаса истощенные — колени толще бедер, черепа обтянуты тонкой кожей, сальные пряди волос падают на глаза. Дети сидели на рельсах, босые ноги в холодной грязи.

Тимми длинно всхлипнула и рванулась вперед, Артур перехватил ее за руку:

— Тихо. Напугаешь.

Взрослые застыли, не зная, что делать. Шепотом передавали назад новости: нашли толпу беспризорников. Тимми высвободила руку, шагнула вперед, присела на корточки перед крайней малышкой:

— Привет. Ты понимаешь меня? Приве-ет! — Ее голос звучал ласково.

Малышка сунула в рот грязный кулак. Она ничем не напоминала Лану, чистенькую девочку, росшую в любви, но Артур чуть не заплакал в голос: а если его дочь сейчас такая же? Голодная, брошенная, никому не нужная… Кстати, где матери этих детей? Где их отцы?

Артур сел рядом с Тимми и спросил девочку:

— Где твоя мама?

Кажется, мальчик постарше понимал его или хотя бы осознавал, что взрослые желают добра. Он подполз — тощие ноги не держали — ближе, перевалившись на бок, сел, и Артур смог рассмотреть его вздутый живот с торчащим пупком.

— Дайте им еды. — Тимми обращалась к Хамлу. — Они же с голоду умирают.

— Так сразу нельзя… Подумаем. Сразу мясо — нельзя, — пробормотал Хамло.

— Костер жечь надо. — Артур узнал рык Фирга, вождя мутантов. — Варить еда. Дети умирать… нельзя.

— Где твоя мама? — повторил Артур. — Папа? Мама?

— М-ма, — сказал мальчик, глаза его блестели в свете фонарей. — М-ма. П-па. М-ма. — И протянул руку грязной ладонью вверх, выпрашивая еду.

Сколько же они здесь живут? Откуда пришли?

Девочка следила за протянутой рукой жадными глазами.

— Нужно куда-то в сторону отойти, — произнес Хамло, — в укромное место. Не здесь же кашеварить.

Тимми придвинулась к малышке вплотную и с осторожностью коснулась спутанных волос. Вспомнила свое детство на свалке, наверное. Ребенок не отпрянул. Мальчик твердил свое «м-ма, п-па», остальные ребята придвигались ближе, пристально глядя на взрослых. Артуру показалось, что глаза их светятся в темноте, на самом деле они отражали свет фонарей.

— Где мама? — повторил Артур громче.

С трудом, покачиваясь, поднялась грязная, страшно истощенная девочка. Она была старше остальных, на пороге подросткового возраста. Все ребра можно пересчитать, подвздошные кости выпирают. Голая, босоногая, нечесаная.

— Да что же это… — простонал кто-то за спиной Артура. — Как моя доченька… Да как же это…

— Дядя, — девочка шагнула к Артуру, — мама там…

Взмах тонкой, как палка, руки. Артур пригляделся: от основного тоннеля влево уходил еще один, поуже. Служебный, должно быть. Он уже поднялся и приготовился идти за девочкой, но Маузер, до этого хранивший молчание, перехватил его: