Им дали по миске супа из риса и бобов. В жидкости плавало нечто похожее на куски мяса. Кей решил, что не следует быть слишком разборчивым. Юноша, гибкий и крепкий, как лиана, и с такими же холодными и жестокими глазами, как у Эль Корасона, подал ему глиняный кувшин с водой. Кей принялся жадно пить.
Он оторвался от кувшина, услышав, что рядом что-то происходит. Лара вылила на землю суп и воду, и люди вокруг смеялись над ней.
— Неумный и детский поступок, миссис Портер, — заметил Эль Корасон. Кто-то принес для него стул. Он сидел на крыльце под навесом, и две девушки с двух сторон обмахивали его соломенными веерами. — Вы меня поражаете. Насколько я помню, вы очень сдержанная женщина.
— Я не приму от вас никакой милости после того, что вы сделали с отцом Жеральдо и доктором Сото.
— Как вам угодно.
Лара посмотрела на Кея и осталась им явно недовольна. Он снова пожал плечами, хотя знал, что этот пренебрежительный жест еще более ее рассердит; она не могла ему простить, что он ел пищу и пил воду из рук врагов. Но, если существовала хотя бы малейшая надежда на побег, им следовало поддержать свои силы. Кей не обладал столь высокими принципами, как Лара, но он был во много раз практичней нее. Всего несколько минут назад он пожалел Лару, увидев у нее на руках раны от веревок. Теперь Кей готов буквально удушить ее за то, что она отвергла воду и пищу, в которых так нуждалась.
По знаку Эмилио несколько солдат скрылись позади хижины. Кей доел суп и допил воду. Солдаты вернулись, ведя перед собой покрытых грязью мужчину и женщину со связанными за спиной руками. От сильного запаха пота и экскрементов Кей почувствовал тошноту. Мужчину явно били по голове. Волосы слиплись от засохшей крови. Лицо было в порезах, царапинах и синяках и так распухло, что вряд ли человека узнали бы даже его родные.
Женщина, видимо, пострадала еще больше мужчины. Ее толкнули вперед, и несколько солдат засвистели и выкрикнули испанские ругательства, знакомые Кею еще с детства в Техасе. Нетрудно догадаться, как с ней поступили. Муки сделали ее безразличной ко всему. Ее взгляд ничего не выражал. Она ни на что не реагировала.
Эмилио встал со стула, подошел к краю крыльца и через головы несчастной пары обратился к Ларе и Кею.
— Эти мужчина и женщина совокуплялись, когда стояли в карауле. Из-за их беспечности войска Эскавеза атаковали один из наших лагерей. Все нападавшие были уничтожены в бою, но до этого им удалось убить двух наших лучших солдат.
— Por favor, — пробормотал человек почерневшими изуродованными губами. — El Corazon, lo siento mucho. Lo siento. Прошу тебя, Эль Корасон, сжалься над нами. Сжалься. — Он несколько раз повторил свою мольбу о прощении, пояснив, что девушка его невеста и они любят друг друга с детства. Он признает, что они поступили не правильно, подвергнув опасности жизнь своих товарищей.
— Она шлюха, — равнодушно оборвал его Эмилио. — Прошлой ночью она обслужила пятьдесят солдат.
Мужчина заплакал, но не стал спорить. Он просил их помиловать и клялся памятью отца и матери никогда больше не проявлять беспечность при исполнении своих обязанностей. Он упал на колени и пополз к Эмилио, он был совсем рядом с его начищенными ботинками, прося своего командира о милосердии для себя и своей возлюбленной.
— Значит, ты признаешь, что твои товарищи поплатились жизнью из-за вашей похоти? Ты слабовольный человек. Эгоистичный развратник, раб своих низких страстей. А она сука, у которой течка, она готова лечь с кем угодно.
— Да, да. — Провинившийся часто-часто кивал головой.
— Свобода Монтесангре — вот единственная цель, которой можно служить с таким пылом и рвением. Все мы должны быть готовы на жертвы.
— Да, Эль Корасон, да.
— Я бы мог приказать тебя кастрировать.
Страшная угроза, произнесенная почти шепотом, вызвала у мужчины поток клятв и обещаний; он говорил так быстро, что Кей с трудом разбирал испанские слова.
— Успокойся, ты не будешь оскоплен. — Мужчина расплакался от благодарности, хриплым голосом прославляя великодушие Эль Корасона. — Но подобное легкомыслие не может остаться безнаказанным.
Эмилио протянул руку жестом хирурга, требующего скальпель. Рикардо вложил ему в руку пистолет. Эль Корасон наклонился вперед, прижал дуло ко лбу валявшегося у него в ногах человека и нажал на спусковой крючок.
При звуке выстрела женщина невольно вздрогнула, но осталась недвижимой и безучастной, хотя кровь и мозг жениха обрызгали ей платье. По знаку Эль Корасона Рикардо сошел с крыльца и встал позади женщины. Он поднял вверх ее голову за длинные волосы и ловко перерезал горло большим ножом. Он разжал кулак и выпустил волосы, и женщина упала на землю рядом со своим мертвым женихом.
Кей посмотрел на Лару. Она была как каменная. Он восхитился ее выдержкой. Спектакль разыгрывался для них, но, как и он, Лара не доставила Эль Корасону удовольствия видеть ее отвращение и страх.
«Я могу оказаться следующим, — подумал Кей, — но я не стану на коленях умолять эту сволочь сохранить мне жизнь».
Лагерь затих в ожидании. Всякая работа и движение прекратились. Кей догадался, что тишина связана не с только что происшедшим, а, скорее, с ожиданием, как решится их с Ларой судьба. Казнь врагов и предателей, свидетелями которой они только что стали, видимо, была привычным зрелищем, предназначенным для поддержания дисциплины и запугивания непокорных. Обитателям лагеря, даже детям, явно приелись подобные мероприятия. Но наказание двух американских граждан — невиданное развлечение, и все гадали, как с ними поступят.
Однако Лара первая перешла в наступление.
— Я считала вас многообещающим молодым человеком, Эмилио Санчес Перон. — Ее голос звучал тихо и устало, но все слышали каждое ее слово. — Вы могли бы стать личностью, настоящим лидером, освободившим Монтесангре от оков нищеты и средневековья и привели бы страну в двадцать первый век. Но именно вы поступаете неумно и по-детски. Как избалованное, малодушное, самовлюбленное существо. Вы говорите об освобождении от гнета, — продолжала Лара и с презрением огляделась вокруг. — Нигде в Монтесангре я не видела такого угнетения, как здесь, в вашем лагере. Вы не вождь, вы убийца. Наступит день, когда вашим соратникам надоест ваша власть, и тогда не ждите пощады. Вас нечего бояться, вас надо жалеть.
Те, кто понимал по-английски, затаили дыхание, пораженные ее безрассудством. Тем, кто не понимал, было достаточно взглянуть на лицо Эль Корасона. Оно побагровело. В глазах появился нехороший блеск.
— Я не трус, — сказал он гордо. — Я убил генерала Переса, потому что он начал проявлять слабоволие.