В пятнадцать минут шестого отзвонился Сенс. С деловитой интонацией Джеймса Бонда сообщил: «Дара в ресторане, всё идёт по плану». Лазарь шёпотом подтвердил и нажал на отбой. Сидевший рядом Марс даже не вздрогнул – мальчишка завороженно наблюдал за тонкими струйками дыма, которые сочились из рыжего локона, тлеющего в блюдце на груди у Яники. Часть этих струек лениво заползала ей в ноздри (именно заползала, а не втягивалась, потому что грудь Яники почти не двигалась при дыхании), и, словно оптоволоконные провода, несла в себе сигналы от источника, находящегося в десятках километров отсюда.
Наконец, расслабленность в теле Яники пропала, она вздрогнула, напряглась. На лбу забилась тонкая жилка. Девушка прошла.
– Я поведу, – вполголоса обратился Лазарь к Марсу, хотя соблюдать тишину уже не имело смысла. Теперь Янику не добудишься и пушечной канонадой.
– Я сам могу!
– Знаю. Но сейчас не время экспериментировать. Если тебя забросит в соседний квартал, мне будет некогда бегать за тобой.
– А тебя не может забросить? Или её? Чё, думаешь, лучше меня, раз я младше?
– Слушай, Мало… Марс. Дело не в возрасте. Дело в опыте. Который приходит с возрастом.
– А ещё он приходит с практикой, – резонно возразил мальчишка. – Можно сто лет учить правила дорожного движения, но пока за руль не сядешь, тачку водить не научишься. Чё зенки вылупил? Думал, я только быдлить умею?
Лазарь действительно немного ошалел от такого ответа. И, да, он действительно так думал. Но признаться в этом сейчас было всё равно, что расписаться в собственной близорукости. Он уже допустил эту ошибку однажды, и не собирался наступать на старые грабли вторично.
– Ладно, умник, – Лазарь встал с кресла, забрал с груди Яники блюдце с дотлевающим локоном. Обернулся к Марсу и приглашающе кивнул: – Ну, чего зенки вылупил? Прыгай в тачку.
4
Никакого ресторана нет и в помине. Вокруг, насколько хватает глаз, не наблюдается вообще ни одной рукотворной постройки. Сплошь деревья да подстриженные в симметричные кубы кусты вдоль узких асфальтовых аллей. Аллеи змеятся чёрными лентами во всех направлениях, тут и там на них попадаются низкие рейчатые лавки с покатыми спинками. Лавками разделяют фонарные столбы с шарообразными пластиковыми плафонами. Люминесцентные лампы внутри ещё не разогрелись (видимо, фонари включили совсем недавно), плафоны горят тусклым желтоватым светом, которого явно не хватает для этого сумрачного места. Солнце почти село, его лучи с трудом пробиваются сквозь кроны деревьев, сплетённых над головой в единый зелёный узор. Тут и там по аллеям прохаживаются люди – в небольших компаниях, но преимущественно парами. Другие дают отдых ногам на лавочках, пьют воду, щёлкают семечки и тихо смеются.
Парк.
Видимо, ресторан на сегодня тоже отменяется, с грустью подумал Лазарь. Было бы весьма глупо ожидать, что реальное свидание в ресторане получит зеркальное отражение в инсоне. Более того – далеко не факт, что оно вообще отразится здесь в привычном понимании слова «свидание». Инсоны и явь так же далеки друг от друга, как кино от реальной жизни. Если явь – глыба мрамора, то инсон – глыба, от которой отсекли всё лишнее. Масляный экстракт из эмоций, выжатый из перемолотого и пережёванного жмыха ощущений.
Не сказать, чтобы Лазарь исходил вдоль и поперёк все Ростовские парки, но почему-то его не покидало ощущение, что этот парк точно не найдёшь на карте города. Слишком уж большой, густой и дикий. Ни тебе кафешек, ни каруселей – ничего из того, что призвано обирать до нитки романтически настроенный контингент. Что ещё хуже, Яники и Марсена поблизости тоже не оказалось. Хорошо хоть появления самого Лазаря осталось незамеченным – его выбросило между аллеями на полянке, загороженной от любопытных глаз стрижеными кубами кустов.
Лазарь попытался определиться со временем года. Судя по густой растительности на деревья, получалось лето, но температура воздуха больше подходила для середины весны. Лазарь принюхался к самому воздуху. Слишком свежий и влажный для пыльной летней засухи. Стало быть, весна. В водолазке уже через полчаса станет жарко, но, памятуя о тёмных зонах Энуо, Лазарь решил пока не снимать её.
Часы показывали половину пятого. Дарения уже давным-давно в городе, значит, времени в обрез. Стараясь не привлекать к себе излишнего внимания, Лазарь вышел на дорожку и ещё раз огляделся. Никого.
Медленно побрёл вперёд в случайно выбранном направлении, глазами выискивая ориентиры – любые заметные места, способные привлечь внимание Яники или Марса (да хватит тому мозгов). Ориентиры служили местом сбора в случаях, когда команда разделялась в незнакомом месте, а Дары рядом не было. Самое смешное, что сегодня Дара должна была находиться ближе, чем когда-либо могла мечтать – внутри самого инсона. Ну, или почти Дара.
Очень скоро Лазарь нашёл то, что искал. В ста метрах впереди на перекрёстке двух аллей возвышался киоск с грибовидной крышей, выкрашенной в красно-белую полоску. Перед окошком выстроилась очередь в три человека, последнего из которых Лазарь знал даже ближе, чем иной раз хотел. Лазарь ускорил шаг и пристроился к очереди вслед за Марсом.
– Тебя морозит, или ты отморозок? – проговорил он краешком губ.
Мальчишка вздрогнул и обернулся.
На нём была традиционная красно-синяя болоньевая крутка, на которую уже бросали косые взгляды с соседних лавочек.
– А чё мне делать? – зашипел мальчишка в ответ. – Снять и выкинуть при всех?
Лазарь знал, что Марс ненавидит свою куртку всем сердцем. Если с шапкой ему ещё удавалось сладить, то куртка совсем не желала слушаться. Эта сволочь возвращалась к нему при каждом заходе в инсон, как верный пёс возвращается к хозяину, «случайно» забывшему о нём во время последней поездки за город. Мальчишка никак не мог придти в полное согласие со своей проекцией. Ничего – дело опыта.
– Ладно, пошли отсюда.
– Скоро моя очередь.
– Янику сами найдём, нечего здесь отсвечивать.
Марсен посмотрела на Лазаря с таким выражением, будто собирался съездить ему по морде.
– Мне жарко. Я хочу пить.
Лазарь улыбнулся – необузданная дерзость этого мальчишки порой бывала очень забавной.
Нежная девичья ладонь ужом заползла Лазарю под локоть, он обернулся и увидел рядом с собой Янику. Красивое лицо сияло, как начищенный медяк, вынуждая в очередной раз восхититься переменчивостью её настроения. Ещё три месяца назад Лазарь усмотрел бы в этом незрелость, граничащую с инфантилизмом, но вот сегодня почему-то не усматривал. Говоря точнее, ему на это было плевать. А если уж совсем начистоту, ему это даже нравилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});