За месяцы обучения все перезнакомились, у некоторых студентов выявились очень экзотические черты характера, появились любовные истории. Одним словом, поговорить было о чём. Но когда Ваулина начала петь, все разговоры затихли. Её голос воспарял к самым вершинам восхищённой проникновенности и опускался к бытовой жизнерадостности. К чести Ольги, она не пыталась всё время давить на умиление, как это делают многие наивные композиторы, и её взлёты прекрасных чувств перемежались периодическими звуками простой речи, иногда даже самоиронии. Но от этого песня становилась только ещё красивее. Она увлекала к фантазию в загадочные леса и возвращала её к буйным пляскам. Хор поддерживал её, но вёл свою партию с некоторым запозданием, так, что получался эффект таинственности. А на заднем плане отплясывали свою пляску ритмы наги. Александр замечтался. Через несколько минут он вдруг устыдился своих приятных мечтаний и подумал, что негоже ему тут так вот расслабляться, когда тёмные маги вот-вот завоюют весь мир, и огляделся. На сцене стояла испуганная Ваулина и раз за разом повторяла:
— Миленькие, ну что вы все неподвижно сидите, ну пошевелитесь хоть немножко, ну что вы все неподвижные такие!
Все соседи Александра, все люди в концертной пещере, все оркестранты в яме, — все сидели неподвижно, с остановившимися глазами, и улыбались одинаковыми глупыми улыбками, в том числе и трое преподавателей у выхода. Девушки из хора лежали на сцене живописной грудой и тоже улыбались. Александр почувствовал, что и сам держит на лице улыбку, и снял её.
— Что с ними?
— Ну, хоть один очнулся! Сидят так все и не двигаются, уже долго! Сашок, сделай что-нибудь! — Ваулина заплакала, ноги у неё подкосились, и она рухнула на сцену.
Александр вытащил громовещатель и отправил его в секретариат. Для верности он послал ещё и сигнал тревоги по сигнализатору.
Через пять минут в концертную пещеру, на метле и в боевых доспехах, заглянул профессор Марадей.
— Что делали? Красненькие таблеточки, зелёненькие таблеточки, оранжевые летающие шары — плазмоиды?
— Ничего не делали, песню я пела…
— А ну-ка спой.
— Может, не надо? — засомневался Александр.
— Надо-надо.
Ваулина начала, на этот раз вполголоса. Через пару секунд Александр и Валерий Марадей очнулись прислонёнными к стульям, куда их перетащила с прохода милосердная Ваулина.
— Очень хорошо. Ты когда песню сочиняла, о чём думала?
Ваулина испугалась:
— Я больше не буду!
— Нет, прекрасная, богоподобная дама, обязательно сочиняйте. Я вас не ругаю, я просто хочу выяснить, о чём именно вы думали.
— Ну, о любви, о большом мире, о чистоте и ласковости…
— Так, понятно. Сто двадцать пятое имя Бога. Любезная моя, когда люди слышат имя Бога, они могут от восторга или ужаса потерять сознание, как сейчас, или даже умереть. Немногие из нас знают по два — по три имени. Всего их было известно до сих пор сто двадцать четыре. Вам довелось открыть ещё одно.
— Так каково же оно? — удивилась Ваулина.
— Как ваша песня. — ответил Валерий Марадей, покидая пещеру.
— А что же нам делать с остальными? — торопливо крикнул Александр.
— А ничего не делайте. Минут через двадцать сами отмокнут. Следите, чтобы за это время их мыши не съели.
Ваулина обессилено рухнула на стул и начала наигрывать какой-то мотив на гитаре. Александр пошел по рядам — следить, чтобы никто не захлебнулся слюной. Народ начал выходить из комы через тридцать минут. Проснувшись, студенты не вставали, а сидели и смотрели на Ваулину влюблёнными глазами.
В следующие дни мотив, который Ольга наигрывала на гитаре, стал до противного популярным в университете. Его неосознанно напевал каждый второй студент.
Александр не удержался и проболтался о том, что профессор Марадей назвал Ваулину "богоподобной". После этого к Ваулиной намертво прилипла кличка "богоподобная сирена". Но чаще её называли просто "богоподобная".
В апреле начались тренировки по танцам в воздухе. Оказывается, в университете существовал такой ритуал — в первых числах мая студенты — маги, облечённые в волшебные огоньки, устраивали в воздухе массовые танцы. Фигуры этих танцев отличались большой сложностью и сохранялись на протяжении тысячелетий. Тренировки были очень сложными. Профессор Марадей был в восторге, говорил, что это очень хорошо развивает пространственное воображение, которое так необходимо в бою.
Сами весенние танцы состоялись пятого мая, ночью, на вершине небольшой горы в восточной Турции. На вершине разожгли большой костер, студенты и студентки, одетые по случаю теплой погоды в лёгкие, прозрачные наряды, взлетали в воздух десятками, в строгом порядке, чтобы выстроить в небе разноцветные двигающиеся фигуры. У каждой группы был свой цвет окутывавшего их огня, мало того, в зависимости от фигуры танца цвета менялись! В небе один за другим заворачивались волшебные цветы, геометрические фигуры и брызжущие огнём потоки из мчащихся на мётлах магов. Студенты не-маги маршировали по земле, с зажженными факелами, и выстраивали фигуры, ответные тем, что кружились в воздухе. Все пели весенние песни — гимны, было невероятно весело и красиво.
Возвращаться из теплой погоды субтропиков в холодное заполярье, где ещё лежал снег, было очень неприятно, но зато холод быстренько помог вернуться к учебе разомлевшим было студентам.
Митяев под впечатлением от весенних танцев нарисовал прекрасную картину, с фигурами летающих людей и огоньками, но её тоже не стали вешать у столовой. Картина получилась слишком эротичной, хотя Дмитрий, помня запрет, и не злоупотреблял натурализмом. Наоборот, фигуры людей на картине едва угадывались, но это только усиливало её воздействие. Намёк оказался сильнее точного портрета. Ректор потребовал убрать картину. Дмитрий обиделся и повесил картину у себя в комнате. Через четыре дня все стали замечать, что у Дмитрия постоянно трясутся руки. Его опять госпитализировали с диагнозом "перевозбуждение". После этого ректор распорядился убрать картину в спецхранилище, а у всех студентов изъять её фотографии и списки. Студенты впервые прочувствовали на своей шкуре, что университет — это очень серьёзное заведение. Взявшиеся из ниоткуда какие-то серые пожилые женщины перетряхнули все личные вещи студентов, аккуратно сложили всё обысканное в пакетики, а все фотографии картины изъяли. Из изъятых репродукций и фотографий получилась небольшая горка.
В середине апреля Гуров испытал вторую модель своего ракетоплана. На этот раз всё обошлось без покушений на чьё-либо здоровье. Гуров облачился в подобие скафандра — сферу из тройной прорезиненной ткани, взял с собой баллон со сжатым воздухом, затащил модель на высоту пятьдесят километров от границы атмосферы, где её и отпустил. Веселов с Ваулиной страховали его на границе тропосферы на простых мётлах. Остальные просто наблюдали за действием.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});