Читать интересную книгу "Падшие в небеса. 1997 - Ярослав Питерский"

Куда торопиться старику, который находится перед финишной чертой своей жизни?

Павел Сергеевич закрыл глаза.

Ему сейчас не хватало его, этого загадочного человека, его совета.

Признаться, в этом?

«А почему бы нет? Он часть моей жизни, пусть и не совсем реальная, но часть, он никогда мне не причинил зла, как бы я с ним не ругался, и он. в конце-то концов всегда оказывался прав, как бы я этому не сопротивлялся. Почему бы мне не признаться самому себе, что я скучаю без него, а вернее нуждаюсь в нем, почему не признаться? Нет, конечно, признаться. Да я в сущности и признался уже в этом».

Клюфт напряг память. Он попытался вспомнить черты лица Иоиля.

Его глаза, его губы. Как он говорил. Какой у него голос.

Странно, но Иоиль почему-то показался ему родным и очень близким человеком.

Клюфт, вздохнул.

– Я видно стал совсем близок к краю жизни, – сказал он негромко вслух.

– Слушай Клюфт, ты вроде все понял, и мы не должны уже встречаться. Но, ты опять за свое.

Это был он. Все так же в своем длинном плаще.

Тень скользнула от двери к окну, силуэт казался призраком.

Странно, но Павел Сергеевич не удивился его появлению, ведь где-то в глубине души он хотел этой встречи.

– Ты пришел, спасибо, – прохрипел Клюфт.

Богослов как-то странно развел руки в стороны и, взмахнув ими как крыльями, сказал:

– Не надо благодарить меня, не надо…

Клюфт привстал с кресла и потянулся за бокалом с водой, что стоял рядом на полу. Отпив, старик вытер губы ладонью и тихо проговорил:

– Ты же сказал, что больше не придешь?

Богослов развернулся к нему спиной и, положив ладони на стекло, прислонился к окну щекой.

Павел Сергеевич едва расслышал, что он ему ответил:

– Я не властен над обстоятельствами, как и ты над своей жизнью. Ты не вправе решать, продлить ее или нет. Да ты и не можешь это сделать, хотя, как я вижу, страшные мысли гложут тебя. Но, ты ведь сильный Клюфт?

Старик махнул рукой и вздохнув, пробубнил:

– Видно все… Я слишком стар. Мне не потянуть эту тяжелую ношу одиночества.

Богослов погладил стекло ладонью и, обернувшись, посмотрел на Клюфта. Но Павел Сергеевич это мог только чувствовать, лицо Иоиля скрывал полумрак.

– Нет, ты так не можешь говорить, и даже думать, ты это знаешь, но насильно так говоришь и заставляешь свой разум так думать. А это плохо ведь, как сказано: человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе, и не спасет нечестие нечестивого…

Клюфт зажмурился и застонал:

– Да, это верно, верно,… ты опять на словах прав и спорить с этим нельзя… но мой внук…

Богослов сделал три шага и сел рядом с креслом на пол, плащ он подстелил под себя. Его взгляд коснулся телевизора.

– Твой внук обычный грешник. Как и ты. И он идет по той дороге, которую выбрал, как шел когда-то ты.

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что он пошел по твоим стопам. Он ведь твой наследник?

– Это что, с ним так было решено, или…

Иоиль покачал головой:

– Нет,… просто сказано: есть и такая суета на земле: праведников постигает то, чего заслуживали бы дела нечестивых, а с нечестивыми бывает то, чего заслуживали бы дела праведников. И сказал я: и это суета.

Клюфт хлопнул ладошкой по подлокотнику кресла:

– Как суета?! Он же мучается не за свой грех?!

Иоиль откинулся назад и лег на бок, подперев голову рукой.

– И что?! На земле много кто мучается не за свои грехи, тут никого не удивишь,… люди сами это допускают.

– Да, но это же несправедливо?

Богослов тяжело вздохнул, он повернулся и посмотрел на экран телевизора. Всматриваясь в фигурки за голубым стеклом, Иоиль как-то загадочно сказал:

– Да, справедливость и человек порой разные значения. Так уж устроен человеческий мир. Человечество до сих пор не может построить идеального общества. И знаешь почему?

Клюфт непроизвольно тоже покосился на экран. Старик завороженным голосом спросил:

– Почему?

Иоиль тихо рассмеялся, затем ответил:

– Потому, что идеальное общество, должны строить идеальные люди…

– Кто?!

Богослов медленно поднялся и, поправив плащ, сел в кресло, что стояло рядом.

– Идеальные люди… не пугайся. Тебя насторожило название, а не значение слова. Да, некоторые говорили о таком понятии, как идеальный человек, но они лгали. И потому у них ничего не получилось, а точнее получилось, но на небольшое время. И народы те, которые они называли идеальными, понесли большие страдания, и те, которые идеальными не считались.

– Ты о Гитлере? – удивился Клюфт.

– Не только…

Иоиль внимательно смотрел в телевизор.

– Хм, странно, но ты говоришь, как политик, а не как богослов, – Павел Сергеевич вновь потянулся за бокалом с водой.

– Я говорю так, чтобы мои слова были более доступны, – равнодушно ответил Иоиль.

– Так кто же тогда идеальные люди? – ухмыльнулся Клюфт.

– Идеальные люди – это праведники, те, кто не совершают грехов. Именно такие люди и могут построить идеальное общество, но на земле оно вряд ли возможно. Ты же сам видишь, – богослов указал рукой на телевизор.

На экране показывали кадры репортажа из какой-то горячей точки планеты. Солдаты, стреляли в толпу, резиновыми пулями. Искаженные от ужаса лица незнакомых людей, боль и страх за толстым стеклом кинескопа…

Павел Сергеевич тяжело вздохнул:

– Да? Так к чему тогда, все эти проповеди? Все эти богословия?! Если ты сам говоришь, что идеального общества на земле не построить?

Иоиль посмотрел на старика и грустно улыбнулся. Клюфт увидел, как блеснули его глаза. Они блеснули добротой, огоньком надежды…

Богослов тихо сказал:

– Да не построить, но человек живет надеждой. Верой в хорошее, верой в Бога, только так, он сможет получить то… к чему стремится.

– В раю что ли? – хмыкнул Клюфт.

– Понимай, как знаешь…

Клюфт, вздохнул, он опустил голову и грустно сказал:

– Все это правильно конечно, что ты мне тут говоришь, и все же что мне делать с моим горем? Как мне помочь внуку?

Богослов задумался, так, по крайней мере, показалось Клюфту. Павел Сергеевич с надеждой ждал ответа. Он верил, что Иоиль, поможет, даст совет!

– Скажи мне Клюфт, а ты готов ради того, чтобы твой внук вышел из тюрьмы, сам совершить грех?

Павел Сергеевич, не раздумывая, ответил:

– Конечно, конечно. Ради внука я готов на все! Пусть я будут расплачиваться за грехи! Пусть!

Богослов усмехнулся, он покачал головой и тяжело вздохнул, Иоиль продолжал смотреть в телевизор.

– Странно как-то все это, сам, только что говорил, что твой внук мучается за чужой грех, а тут мне же говоришь, что сам готов ответить за чужой грех.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});