Читать интересную книгу Народы и личности в истории. Том 3 - Владимир Миронов

Преуспев в «бизнесе», В. Вудхалл приняла решение баллотироваться в президенты. Это так воодушевило всех проституток Америки, что те стройными рядами двинулись в ряды суфражисток-демократок. Некая С. Энтони во всеуслышание заявила, что «будет приветствовать всех женщин Нью-Йорка, имеющих дурную репутацию, если они будут произносить речи за свободу». Клич «Проститутку – в президенты!» вдохновил всю Америку. Тот факт, что Виктория имела двух мужей (носила фамилию одного, а спала с другим), что она и сестра с 14–15 лет были содержанками, торгуя собой налево и направо, и сидели в тюрьме, конечно же, не могло помешать демократии свободной любви проникнуть в парламент. Сцену ее триумфа описывали так: «Наступил решительный момент. Судья Картер из Огайо, прихрамывая, подошел к краю сцены. «Я выдвигаю Викторию Вудхалл кандидатом на пост президента Соединенных Штатов! – прокричал он. – Все, кто за ее выдвижение, скажите «да!». Аполло-Холл задрожал от криков «да!». Сотни людей повскакали со своих мест, вопя, приветствуя, размахивая шляпами и носовыми платками, в то время как Теннесси Клафлин, выдвинутая в качестве кандидата в члены Конгресса, возглавила шествие четырехсот чернокожих солдат и оркестра по заполненным возбужденной публикой проходам зала». Так воплощаются «идеалы свободы»! Проститутка и кандидат в президенты дожила до 90 лет. Как это ей еще не воздвигли памятник?! Хотя один из современников высказался на сей счет вполне определенно: «Ее надо было бы повесить и у подножия виселицы воздвигнуть монумент в ее память».[389] С тех пор проститутки частые гостьи Белого дома, почти почетные его мажордомы. Возможно, в один из дней они смогут занять кабинет президента Америки уже на правах хозяйки (пример Моники Левински или госпожи Олбрайт вселяет в них надежду). В Америке жизнь иного политика грязнее жизни любой проститутки и извращенца. Политик в США порой вынужден быть тем и другим одновременно.

Как видим, женщины США ничем не напоминают милых застенчивых особ, краснеющих от робости при первом слове их «повелителя-мужчины». Они быстренько укажут ему место, замордуют в судах и вдобавок еще ловко выпотрошат его карманы. Будучи агрессивнее, чем амазонки, они нападают первыми и, подобно коварным Далилам, сами же затаскивают мужчин в постель или в кабинет президента, требуя от них затем в суде «компенсации за ущерб». Все это никак не умаляет их значения и возросшей роли в социальной или деловой жизни.

В свое время О. Уайльд с присущим ему серьезным юмором писал: «Американец женится рано, американка выходит замуж неоднократно, и их семейная жизнь протекает на удивление счастливо. Мужчина с детства взращен в обстановке исключительного внимания к промыслу и добыче, поэтому уважение к слабому полу он воспринимает как принудительное проявление рыцарства; в то же время супруга его олицетворяет безграничный деспотизм, основанный на женской логике и смягченный женским обаянием. В целом же громадный успех брачных союзов в Штатах отчасти обязан тому обстоятельству, что американцы совершенно не способны сидеть без дела, и отчасти тому, что ни одна американская жена не несет ответственности перед супругом за качество приготовленной пищи. Америке почти совершенно неведомы кошмарные сцены из семейной жизни… Даже в самой доступности развода в Америке заключено хотя бы то достоинство, что это привносит в брачный союз новый элемент романтической зыбкости. Вследствие такой свободы действий, или, возможно, вопреки ей, скандалы в Америке случаются чрезвычайно редко, а если случаются, то именно мужчине это не простится ни за что на свете, настолько сильно в обществе влияние женщины. Америка – та единственная страна в мире, где Дон-Жуан непопулярен».[390] На наш взгляд, английский писатель глубоко заблуждался в отношении отсутствия кошмарных сцен в жизни американской семьи. На самом деле их куда больше, чем во всем мире, вместе взятом. Ведь такая «неполноценность» мужчин заканчивается стойким состоянием ненависти, которая в дельнейшем неизбежно оборачивается немыслимым количеством уродливых семей и детей. И все это «неожиданно» затем выплескивается в актах неприкрытой жестокости, «немотивированных» убийств, пандемии агрессии и т. д. и т. п.

А вот достижения американской техники несомненны… Хотя и самые громкие из них не всегда помогают достижению человечности. Говоря о перспективах американской цивилизации, Дж. Ландау заметил в статье ««Да» и «нет»» в споре искусства и техники» (1967), что в Америке тоталитаризм часто пронизывает собой все эти технические чудеса. Везде и всюду (в политике, бизнесе, религии, промышленности, науке и образовании) тут царит технократ это – существо напоминает собой жуткого инопланетного монстра. Часто он напрочь лишен и человеческих черт. В культуре и науке знания его ничтожны. Не зря же Ортега-и-Гассет называл технократа и специалиста «ученым недорослем». Такие же недоросли встречаются и в России. Худший вид правителя – это технократ и олигарх! Он туп, безжалостен и пьян.[391]

Поэтому наряду с плюсами в подобном преклонении янки перед техникой и рационализмом были свои минусы. В США в результате развития и упрочения идей технократии утвердился безжалостный и суровый порядок. Этот порядок механистичен, бездушен и жесток. Английский исследователь М. Оукшотт писал: «Рационалист считает, что единственный элемент знания, включенный в человеческую деятельность, – это знание техническое. Для рационалиста верховная власть «разума» означает верховную власть техники». Практическое воплощение идей технократов и плутократов будет иметь далеко идущие, крайне негативные последствия для судеб Америки и всего мира.

Полтора века тому назад поэт У. Уитмен, похоже, уже ощущал эту духовно-нравственную убогость, ущербность Америки. Тем более чудовищную, что ей часто сопутствует серьезный прогресс в технике, промышленности, науке, финансах, образовании. Многие исследователи обращали и обращают внимание на этот парадокс развития американской цивилизации. Становясь все более богатыми, сытыми, сильными и довольно искусными в профессионально-техническом отношении, янки сталкиваются с опасностью опуститься в нравственном и духовном отношении на несколько пролетов вниз «по лестнице эволюции». Чем больше у них денег, экономической мощи, тем меньше в них христианских и человеческих добродетелей.

Так в чем же смысл феномена американской цивилизации? Выделим такие лучшие ее качества, как жажда новизны, динамичность, прагматизм и конструктивизм. По сравнению с другими странами, корни которых уходят в седую древность, США относительно молодое государство. Это дает им дополнительную энергию, силу и динамику. Большое значение имеет и многоплеменной характер нации, собранной из различных народов и рас. Вобрав в себя плоть и культуру едва ли не всего мира, Америка зачастую оказывается перед искушением выступать в роли гегемона и жандарма Земли. Самонадеянность силы в смеси с наглостью и воинственностью крайне опасна. В любой момент эта страна может стать причиной мировой катастрофы, ибо американцы более других отстали в нравственности и морали. Многие культуры и народы ярче их и мудрее.

Пожалуй, Америка хороша для крайних эгоистов и индивидуалистов, особенно для натур, живущих, как принято говорить, сугубо материальными, меркантильными ценностями… Не случайно социологи позже прикрепят к американцам «как к виду» прозвище Одинокая толпа. Соединенные Штаты Америки давно уже стали цивилизацией человеческих склепов, где похоронены благородные надежды мира. Общению с людьми ее граждане предпочли отношения с миром вещей… «Это объясняет, – писал психолог Московичи в «Машине, творящей богов», – почему тема одиночества находит свое высшее выражение в литературе Соединенных Штатов Америки».[392] Те все больше напоминают машину, творящую не богов и сверхчеловеков, а бесстрастных роботов, запрограммированных убийц, лишенных каких-либо светлых людских эмоций или чувств.

С тревогой писал и Твен о негативной стороне идеологии янки («Мы американизируем Европу», 1906): «Не знаю, к лучшему или к худшему, но мы продолжаем образовывать Европу… За нами, вот уже в течение века с четвертью, закреплена должность инструктора. На эту роль никто нас не выбирал. Мы просто ее захватили. В конце концов ведь мы принадлежим к англо-саксонской расе. Не так ли?! На одном из банкетов почетный председатель, из больших военных шишек в прошлом, заявил громовым голосом: «Мы – англо-саксы, а когда англо-саксы чего-то очень хотят, они просто берут это». Спич вызвал бурю оваций в фешенебельном клубе. Речь вояки, если ее перевести на нормальный английский язык, должна была бы означать примерно следующее: «Англичане и американцы являются ворами, бандитами, пиратами, и мы испытываем гордость от подобного сочетания качеств и способностей»».[393] Подобная оценка англосаксов имеет свой резон. Несмотря на сатирический характер высказывания Твена, не вызывало сомнений, что с ростом военно-экономического могущества США резко усилились агрессивные черты в их политике. Позже эти тенденции разовьются, приведя к экспансии образа жизни, философии американского типа-убийцы по земному шару. Te deum laudamus! (лат. «Тебя, боже, хвалим»).