— Типичный священник, — бросил Ламберт в сторону. Лицо его потемнело от сдерживаемой злости, — Готов рассуждать о добродетели сутки напролет, но как только что-то касается его безопасности, или безопасности церковных столпов — без рассуждений готов поднести факел к пороховой бочке.
— Ваш граф — величайший преступник! — святой отец разве что зубами не заскрежетал, но и без тог его лицо его исказилось довольно жутким образом.
— Пока все это домыслы! — громыхнул и Ламберт, — Подтвержденные лишь очередными умозаключениями госпожи Альберки. Всплывет еще одна деталь, ветер ее мысленных изысканий переменится, и завтра мы уже будем охотиться на маркиза Лионского или какого-нибудь мавританского кронпринца!
— Вы, как и прежде, не более чем преданный пес на графском поводке!
— А вы, отче, самый великий лицемер из всех, что мне приводилось видеть!
Они замерли друг напротив друга — капитан Ламберт и отец Гидеон — точно гладиаторы, сошедшиеся в центре арены чтобы начать бой. Отец Гидеон все еще придерживал поврежденную в предыдущей схватке руку, и казался по сравнению с облаченным в латы капитаном щуплым юнцом, но мне почему-то показалось, что если случится второй раунд, его исход может стать самым непредсказуемым — святой отец сейчас был преисполнен самого настоящего гнева. Того священного гнева, с которым монахи-рыцари, должно быть, обрушивали свои боевые цепы на сарацинские головы.
— Ах как хороши, — сказала я Бальдульфу, — Не устаю наслаждаться. Когда все закончится, мы сможем установить вывеску рядом с нашей развалюхой — «Спешите увидеть! Каждый вечер! Бой священника против стражника! Вход — один серебряный денарий!». Мы загребем на этом денег больше, чем Амальвех с его хваленым бойцовыми петухами!
Немного смущенные, Ламберт с отцом Гидеоном отступились друг от друга. Но, судя по их лицам, это была лишь тактическая пауза в их обмене ударами. Пауза, которая не затянется надолго, если я не дам их мыслям и помыслам новое, более конструктивное, направление.
— Предлагаю вам подумать о другом, господа. Темный культ исчез, но опасность, которой мы себя подвергаем, ничуть не меньше. Я бы сказала, она куда ощутимее. Если наш граф приказал расправиться со священником, представляя, какой кровью это может ему обойтись в случае ошибки, уверяю, с нами он церемониться и вовсе не станет. Парализованная девчонка, стражник на пенсии и капитан из скромного баронского рода — это не та сила, которая способна его хотя бы смутить. Его люди наблюдают за нами. Да, я почти в этом уверена. Они в курсе каждого нашего шага. Иначе они не успели бы так ловко перехватить отца Каинана перед нашим носом. Если мы живы, то только потому, что граф чего-то выжидает.
— Чего? — спросил Бальдульф напряженно.
— Не знаю. Сейчас он мог бы устранить нас, ничем не рискуя, но, видимо, не хочет спешить. Он наверняка знает, что у отца Гидеона с собой есть передатчик. И не уверен в том, какими мыслями мы успели поделиться с епископом. Подобные переговоры по церковным каналам, он перехватить не может. Вероятно, он опасается, что вы поделились подозрениями с вышестоящим начальством, в этом случае ваша смерть подтвердит их и приведет к открытому противостоянию. Граф осторожен и не станет рисковать прежде, чем наверняка будет знать это. Видимо, поэтому мы еще дышим.
— Дело еще хуже, чем прежде, — сказал отец Гидеон, садясь на единственный уцелевший стул, — Раньше мы не знали нашего врага в лицо, и это пугало. Теперь это лицо нам известно, да только легче не стало, напротив. Власть графа очень велика, у него тысячи преданных слуг, явных и тайных. Его лазутчики и шпионы могут быть на каждом углу. И именно граф является верховным правителем этих земель, несущим слово и волю Императора. Противостояние ему без поддержки Церкви, его природного противовеса — не более, чем противостояние одинокого человека с горным обвалом. Нас даже не заметят.
— Мой знакомый валлиец… Тот самый, что подстрелил мантикору, — вдруг сказал Бальдульф, — На самом деле он вовсе не подстрелил ее. Он сам признался мне за кружкой эля. Он выслеживал ее несколько дней в горах, но она была слишком хитра, чтобы показаться ему. Да даже если бы и показалась, его ружье вряд ли могло бы ее уложить. Она поднимала двух быков из его стада за раз и могла снести крепкий деревянный сруб начисто, пролетая рядом. Он нашел ее у истока горной реки, и целый день боялся подойти, хоть она была неподвижна. Потом он все-таки спустился и понял, что мантикора мертва. На ней не было ни одной раны, даже пореза. А потом он посмотрел на ее лапы и все понял. На подошве одной из лап он нашел гниющую рану, а в ней — осколок бычьей кости. Эта мантикора наступила на гниющие останки и трупный яд попал в ее кровь, причинив ужасные мучения и смерть. Ее убила не пуля, не луч лайтера, не хитроумная ловушка или опасный хищник. Ее убила маленькая кость.
— Мантикор не существует, Баль, — сказала я.
— Я знаю, — кивнул он серьезно, — Но вдруг мы можем стать той самой костью, которая поранит графскую лапу?..
— Спасибо, Баль, — поблагодарила я, — Это правильная мысль.
— Что будем делать? — спросил Ламберт. Он явно не собирался утешаться подобной моралью, — Если не ошибаюсь, Праздник Тела и Крови Христовой завтра. В нашем распоряжении остаток дня и ночь. Это не очень-то много.
— Но на это время вы с нами, капитан?
Я взглянула ему в лицо и встретилась с уверенным взглядом пары серых глаз. Вполне человеческих глаз, принадлежавших очень уставшему человеку.
— С вами, — сказал он, поколебавшись, — Я все еще не верю в вероломство графа, но мой долг — защищать вас, пока все это не закончится. Я готов молчать еще одни сутки. После этого мне придется донести графу обо всем, что я видел. Это не моя воля, это моя обязанность, которую я сам возложил на себя согласно присяге. Надеюсь, вы понимаете меня.
— Плевать на вашу присягу, — беззаботно отозвалась я, — Главное — еще почти на сутки вы наш.
— Времени мало, — сказал негромко отец Гидеон, — Что бы мы ни собирались делать, действовать надо немедленно.
— Совершенно верно, отче, — согласилась я, — Поэтому давайте начнем с того, что попытаемся восстановить хотя бы часть мебели. Уже девять часов по локальному, время завтрака, а мне не улыбается трапезничать в доме, где словно ураган прошел. Бальдульф, займись завтраком! У нас должно было оставаться мясо, лепешки и…
— Завтрак? — отец Гидеон уставился на меня в немом удивлении, — Вы собираетесь завтракать?
— Ну разумеется! Какой идиот станет воевать на пустой желудок?
— Ладно… Но что мы будем делать после?
— Не знаю, — вздохнула я, — Пока не знаю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});