Читать интересную книгу Семейство Доддов за границей - Чарльз Ливер

Я чувствовалъ, что нанесъ ему смертельную обиду и долженъ пріискать себѣ секунданта. Тайвертонъ еще не пріѣзжалъ съ охоты; я пошелъ по кофейнымъ и не встрѣтилъ ни одного человѣка, на котораго могъ бы положиться въ дѣлѣ, касающемся чести. Въ раздумьѣ, шелъ я по улицѣ, какъ вдругъ мимо пронеслась карета, изъ окна которой глядѣло на меня чье-то лицо, какъ-будто знакомое. Карета остановилась — и ты можешь вообразить мое изумленіе, когда я увидѣлъ передъ собою доктора Бельтона. Онъ, какъ ты знаешь, уѣхалъ въ Мадридъ, медикомъ при нашемъ посланникѣ; счастье тамъ ему послужило: посланникъ сдѣлалъ его своимъ секретаремъ, и теперь посылалъ его въ Берлинъ и Лондонъ съ какими-то важными депешами, относительно которыхъ надобно было объясниться съ министромъ иностранныхъ дѣлъ.

Перемѣна въ общественномъ его положеніи была незначительна по сравненіи съ тѣмъ, какъ измѣнился онъ самъ. Деревенскій докторъ, застѣнчивый и неловкій, прикрывающій чувство собственнаго превосходства молчаливостью, сдѣлался вполнѣ свѣтскимъ человѣкомъ. Даже наружность его подверглась измѣненію: онъ держался прямѣе, казался выше и красивѣе. Вотъ первое впечатлѣніе! Но, поговоривъ съ нимъ, я нашелъ въ немъ того же добродушнаго, благороднаго человѣка, какимъ былъ онъ всегда, нимало-невозгордившагося своимъ возвышеніемъ.

Одно только показалось мнѣ странно: онъ не обнаруживалъ никакого желанія увидѣться съ нашимъ семействомъ, которое встарину такъ хорошо принимало его. А когда я предложилъ ему отправиться къ намъ, онъ, нѣсколько смѣшавшись, отвѣчалъ, что не можетъ ѣхать, потому-что очень утомленъ. Я зналъ, что когда-то у нихъ съ Мери-Анною была взаимная страстишка, и предположилъ, что, вѣроятно, произошелъ какой-нибудь разладъ, дѣлавшій свиданіе тяжелымъ для него, потому, не настаивая на своемъ предложеніи, перемѣнилъ разговоръ и согласился идти въ гостинницу обѣдать съ нимъ.

Тутъ я откровенно объяснилъ ему свои обстоятельства, особенно столкновеніе съ Моррисомъ. Онъ очевидно смотрѣлъ на это дѣло не съ моей точки зрѣнія, но согласился остаться на сутки во Флоренціи и принять на себя переговоры съ моимъ противникомъ. Устроивъ такимъ-образомъ вопросъ о дуэли, я отправился въ Каррару, за тосканскую границу, гдѣ не помѣшаютъ нашему дѣлу.

Вотъ тебѣ подробный разсказъ, который, быть-можетъ, будетъ доконченъ ужь не моею рукою. Теперь живу съ столицѣ скульптуры, нетерпѣливо ожидая Бельтона.

Говорятъ, что умирающій припоминаетъ всю свою жизнь, произнося ей приговоръ. Подобное теперь испытываю я. Стыдъ, печаль и раскаяніе — вотъ мои чувства. Я позорно осужденъ собственною совѣстью. Въ чемъ мои достоинства? Они ограничиваются привычкою играть въ карты. Но сомнительно, хорошо ли это для жизни, почетно ли для характера.

Я слишкомъ расположенъ теперь къ откровенности и могу насказать много признаній, которыми не очень буду доволенъ впослѣдствіи. Потому не хочу писать больше и остаюсь твоимъ

искреннѣйшимъ другомъ

Джемсъ Доддъ.

ПИСЬМО XXVI

Мери Анна Доддъ къ миссъ Дулэнъ, въ Боллидулэнѣ.

Флоренція, Casa Dodd. Милая Китти,

Семнадцать мелкоисписанныхъ страницъ, на которыхъ изливались передъ тобою чувства моего сердца, брошены въ огонь. За что, почему постигла ихъ такая судьба? Потому, другъ мой, что чувства, волненія, надежды, ихъ породившія — все исчезло, и мое бѣдное, растерзанное, убитое сердце имѣетъ столько же общаго съ прежнимъ страстнымъ сердцемъ, какъ пепелъ, лежащій теперь передо мною, съ тѣми листами, отъ которыхъ остался единственнымъ слѣдомъ. Пожалѣй меня, милая Китти. Какой свѣтлый, полный блеска и торжествъ міръ открывался мнѣ! Мы вошли въ самое аристократическое общество; нашъ корабль смѣло и величественно плылъ по лазуревому морю — теперь, Китти, онъ разбился, погибъ!

Не ожидай отъ меня подробнаго разсказа о несчастіяхъ: это выше моихъ силъ. Моя рука дрожитъ отъ рыданій, и эти строки будутъ носить отпечатокъ состоянія моей души.

Онъ обманулъ, Китти! обманулъ сердце, имъ побѣжденное, страсть, имъ внушенную! Да, самымъ чернымъ коварствомъ онъ заплатилъ за мою безграничную привязанность. Мое сердце замираетъ, когда я спрашиваю: «Ужели онъ не любилъ меня? ужели такова была эта страсть, которая казалась мнѣ вѣчною?» О, съ какою грустью прощалась я съ нимъ, когда онъ уѣхалъ изъ Флоренціи на нѣсколько дней! И какъ онъ умѣлъ казаться печальнымъ! Но, войдя на другой день въ комнату Джемса, я нашла на столѣ его записку:

«Милый Джемсъ,

„Дичь здѣсь напугана, да и той мало; за-то можно охотиться на кабановъ и попадается пропасть зайцевъ.

„Скажи, пріѣхала ль во Флоренцію моя жена? Если пріѣхала, пожалуйста, повидайся съ нею, и напиши, каково она поживаетъ.

«Твой

Джорджъ Тайвертонъ.»

Я упала на стулъ и залилась слезами. Теперь снова глаза мои наполняются ими. Я не могу писать.

Я нѣсколько успокоилась; но блѣдныя щеки, впалые глаза — все говоритъ о моихъ страданіяхъ. Нѣтъ, не хочу болѣе говорить о немъ; не хочу говорить и о себѣ — это слишкомъ-грустно.

Въ пятницу… что было въ пятницу? я забываю числа, смѣшиваю дни, въ пятницу Джемсъ хотѣлъ драться на дуэли съ Моррисомъ. Не знаю, въ чемъ состояла обида, и кто изъ нихъ былъ оскорбленъ; знаю только, что Джемсъ искалъ секунданта, и въ эту минуту случайно ѣхалъ мимо него, въ дорожной каретѣ — кто, ты думаешь? Нашъ старый другъ и сосѣдъ, докторъ Бельтонъ. Онъ ѣхалъ съ депешами въ Лондонъ; но по телеграфу ему было приказано дождаться во Флоренціи новыхъ депешъ. Онъ согласился быть секундантомъ брата, который тотчасъ же поскакалъ за границу.

Мы не знаемъ причинъ ссоры; но каковы бъ ни были онѣ, благоразуміе доктора Бельтона и неизмѣнное благородство сэра Морриса Пенрайна успѣли отстранить всѣ поводы къ дуэли. Нынѣ утромъ Моррисъ и Бельтонъ пріѣхали къ паркъ и долго съ нимъ говорили о чемъ-то. Я не могла разслушать ихъ бесѣды, но подъ конецъ они весело смѣялись и хохотъ папа громко раздавался по комнатамъ.

Я одѣлась и вышла въ гостиную. На мнѣ было темносинее платье муаре (оно очень къ лицу мнѣ) съ гремя воланами на юбкѣ и тремя оборками изъ валансьенскаго кружева на рукавахъ. Я была очень-интересна, и съ удовольствіемъ смотрѣла на себя въ зеркало, противъ котораго сидѣла, ожидая ихъ появленія. Признаться ли, Китти? Мнѣ хотѣлось поразить Бельтона перемѣною, какой обязана я своему путешествію. Мнѣ хотѣлось насладиться его изумленіемъ, его замѣшательствомъ. Я думала о томъ, какую систему принять съ нимъ: быть внимательною или гордою, дѣйствовать на него воспоминаніями прошедшаго или блескомъ настоящаго? Я почти стыдилась своихъ приготовленій къ борьбѣ съ такимъ слабымъ противникомъ; но послышался голосъ папа: «Прошу васъ въ гостиную; я сейчасъ пріиду къ вамъ» — и вошелъ докторъ Бельтонъ.

Я ожидала, если не покорности, то по-крайней-мѣрѣ удивленія и смущенія. Но, повѣришь ли? онъ остался такъ спокоенъ, какъ бы увидѣлъ не меня, а Кери! Едва могла я подавить въ себѣ горькое чувство гнѣва. Въ его манерахъ невыразимая самоувѣренность; онъ сталъ свѣтскимъ человѣкомъ! Онъ говорилъ о высшемъ обществѣ, какъ о своемъ кружкѣ; онъ даже не намекнулъ о нашихъ прежнихъ отношеніяхъ.

Я сказала ему, что ненавижу Ирландію. Онъ холодно замѣтилъ, что послѣ этого, конечно, лучше жить въ чужихъ краяхъ. Онъ даже сдѣлалъ намекъ о неудачномъ подражаніи высшему обществу. Я начала съ энтузіазмомъ говорить объ искусствѣ, картинахъ и статуяхъ. Онъ съ холодною дерзостью отвѣчалъ, что не изучалъ искусствъ такъ глубоко, чтобъ быть краснорѣчивымъ судьею въ этомъ дѣлѣ. Однимъ словомъ, Китти, никогда еще не видѣла я такой дерзости, самоувѣренности, холодности. Такъ измѣнился въ нѣсколько мѣсяцовъ скромный докторъ Бельтонъ! Я была очень-рада, что скоро вошелъ папа; но, къ досадѣ моей, началъ онъ говорить Бельтону комплименты о «перемѣнѣ къ лучшему, въ немъ происшедшей», и даже спрашивалъ у меня подтвержденія своимъ словамъ. Разумѣется, я отвѣчала очень-недвусмысленной насмѣшливой улыбкой. Однако докторъ Бельтонъ имѣлъ дерзость принять приглашеніе къ обѣду; сначала онъ отказался, но, по настоянію папа, согласился, очень холодно и равнодушно. Я желала бы только, чтобъ лордъ Дж. былъ съ нами: тогда я показала бы этому Бельтону, какъ привѣтлива умѣю быть съ людьми, достойными моего вниманія.

Суббота. Утро.

Вообще говоря, Китти, нашъ вчерашній обѣдъ прошелъ довольно-весело, гораздо-лучше нежели я ожидала. Сэръ Моррисъ Пенрайнъ также былъ у насъ и, не смотря на непріятныя отношенія, въ которыя мама поставила себя съ нимъ, держалъ себя очень-сносно, можно сказать, любезно. Вѣроятно, папа объяснился съ нимъ удовлетворительнымъ образомъ, потому-что онъ возобновилъ свою внимательность къ сестрѣ.