Когда Марианна со слезами на глазах кричала о том, что он, Асмодей, идиот и ничтожество. Ее муж здесь совсем по другой причине. И на секунду. на долю секунды в голове Асмодея сложился странный пазл. Отличный от всех других, отличный от того пазла, который его устраивал до сих пор. А что если она права? Не странное ли это совпадение — Марианна пошла к нему и в этот момент Мокану изъявил желание принять предложение демона? Асмодей все проверил, его мучили сомнения — но ни одной зацепки. Он лично вытащил Мокану из темницы, истекающего кровью, истощенного и полумертвого. Одна лишь неувязка…очень маленькая. Казнь не состоялась в назначенное время. Хотя, вполне логично, что король Братства потребовал ее отложить. Его дочь исчезла. Чтож, если эти двое обвели его вокруг пальца, то момент истины настанет очень и очень скоро. Сейчас.
Приятно заныло в паху от предвкушения. Он гений. Он просто гений. Двойное, нет тройное удовольствие — наказать дерзкую и непокорную бессмертную руками ее же любимого супруга. Пусть истязает ее у всех на глазах. Асмодей выигрывает в любом случае. Если они играют в свою игру — то сломаются сразу же. Он не станет ее бить. Не сможет. Если гипноз не подействовал. Так что обоих можно казнить уже на рассвете. А если подействовл и Мокану собственноручно будет ее истязать — то Марианна его возненавидит и примет предложение Асмодея. Какае милое и бесполезное чувство, так похожее на человеческое — любовь. Вот это ошибка его братьев и других бессмертных, не испытывающих и не понимающих разрушающую силу этой самой слабости. А Асмодей не раз пользовался этим неистребимым пороком, как у смертных, так и у бессметных. Любовь далеко не светлое чувство — это та бездна мрака, из которой можно извлечь самые уродливые эмоции, самые низменные желания, можно извлечь вселенскую тьму и ненависть.
Асмодей вышел на веранду и посмотрел вниз. Волна возбуждения прокатилась по телу, засверкали глаза. Момент истины так близок. А вот и жертва. Как же он обожал моменты, когда их одевали в эти одеяния, прозрачные и воздушные, пивязывали к столбу и алая кровь стекала по белоснежному шелку. Как же давно Асмодей не видел именно алой крови. А Падшей она будет именно такой, ароматной, пряной. Во рту выделилась слюна и он судорожно глотнул, чувствуя эрекцию. Давно у него не вставал во время обычной порки. Но сейчас он возбудился, эмоционально, до предела.
Когда ее, полумертвую, отнесут обратно в покои и его лекари вернут Марианну к жизни, Асмодей придет утирать ей слезы и получит ее. Непременно получит.
А вот и сам Палач. Асмодей напрягся, стараясь проникнуть в мысли своего раба и удовлетворенно улыбнулся. Никаких эмоций. Полное равнодушие.
Как и час назад, когда вызвал его к себе и отдал приказ. Асмодей сам не понимал — он испытыывает наслаждение и удовлетворение или разочарование? Подпитка негативными эмоциями, болью, страхом, страданиями, несомненно сильный наркотик для него. Но и осознание того, что его власть безгранична, а маленькая упрямая Падшая сегодня будет окончательно сломлена — тоже удовольствие, не менее утонченное. Асмодей облокотился о перила и посмотрел вниз. Мало зрителей. Незапланированное развлечение. Асмодей любил, когда их много, когда все жадно ловили удары хлыста, а псы рвались с цепи вылизать горячий песок. Рычали и дергались в жажде вкусить растерзаной плоти.
— Поражаюсь твоей утонченной жестокости, мой господин.
Ирина подошла сзади и теерь ждала приглашения смотреть на представление вместе с ним.
— А я поражаюсь твоей глупости и неуправляемой страсти, Ирина. Николас один из самых лучших Палачей за всю историю существования моей армии карателей. Я тщательно его выбирал, и я не ошибся.
Ирина улыбнулась уголком чувственного рта и так же облотилась на перила рядом с Асмодеем.
— Николас лицедей и лицемер. И я хорошоего знаю. Он может обвести вокруг пальца любого. В том числе и тебя.
— Я читаю его мысли. Провести меня невозможно. Так же как и читаю твои. Мокану не сдержал слово, не женился на тебе, подставил тебя, отдал в руки Нейтралов. В который раз попытался от тебя избавиться, и ты мечтаешь о мести. Жаждешь его смерти. Я лучше закопаю тебя собственными руками, чем лишусь такого воина как Мокану.
Ирина сильнее сжала перила и посмотрела вниз.
— Когда-нибудь, Асмодей, ты поймешь насколько я права. А пока что насладимся представлением. Мне оно доставит немыслимое удовольствие. Тем более я уверенна — он не ударит.
Асмодей расхохотался:
— Заключим пари? Если проиграешь, то целую ночь будешь удовлетворять моих карателей. Всех. Тринадцать Палачей, получающих удовольствие от боли. Что скажешь, Ирина? Готова сделать ставки?
— А если я выиграю…
— Прости чего хочешь.
Зленые глаза женщины сверкнули алчным удовольствием.
— Я лично вырву сердце Николаса Мокану.
— Договорились.
Асмодей снова посмотрел вниз. На секунду нахмурился. Ему показалось, что жертва слишком долго смотрит на своего Палача. Несколько затянувшихся секунд. И никакого потока мыслей от Мокану. Очень странно. Должен быть хоть проблеск. Что угодно. Гипноз не лишает возможности думать, лишает возможности чувствовать. Мокану знает, кто перед ним и кого ему предстоит хлестать плетью. Должны быть мысли. Но Асмодей наталкивался на полное их отсутствие, словно перед ним робот, машина. Так не бывало ни с кем раньше. Пусть каратели самые хладнокровные убийцы, но мысли есть всегда. Например, посторонние, просто о жажде или сексе или не важно о чем, но они были. Мокану же пуст. Внутри него тишина. Гробовая. Неужели этот Палач настолько безэмоционален? Или…или что-то блокирует его. Но что? Только Чанкр может настолько закрыться от демона. Мокану не Чанкр.
Раздался свист хлыста и Асмодей резко подался вперед. А потом захохотал, громко раскатисто. Ирина тихо застонала и впилась в перила дрожащими пальцами. Еще бы сегодня ее отымеют по крайней мере двенадцать вампиров-карателей, вряд ли она останется после этого в живых. Асмодей прикажет добить ее утром, случайно оставить на палящих лучах утреннего солнца. Хотя к тому времени она превратится в обезумевшее истерзаное животное.
В воздухе запахло свежей кровью, и Асмодей повел носом. Как сладко пахнет кровь Падшей. Как же сладко она кричит. Ее крики как музыка. Волшебная сказочная музыка боли. Мокану настоящий садист, изощренные удары, беспощадные. Еще пару таких и жертва потеряет сознание от боли. Асмодей не угадал. Плеть со свистом рассекла воздух и Марианна Мокану обессиленно повисла на цепях. Ирина сползла на пол и остекленевшим взглядом смотрела на Асмодея, протягивая к нему руки в мольбе пощадить. Но он даже не посмотрел на нее. Прошел мимо, он желал лично увидеть жертву. Он желал рассмотреть все произошедшее вблизи.