Как-то в разговоре с женой Судоплатова – Кагановой я сказала, что хочу просить министра МВД показать мне все документы об обстоятельствах гибели Рыбкина и хочу сама разобраться во всем этом. Дело в том, что за две недели до гибели Рыбкина и Сурикова почти в аналогичных обстоятельствах погиб в автомобильной катастрофе народный артист СССР Михоэлс. Ходили разные слухи о том, что эта катастрофа была не случайной…
Каганова просила меня не делать этого. «Борис работал в подчинении Павла (Судоплатова), – сказала она. – Рследование твое ничего нового не даст, Бориса к жизни ты не вернешь. Не трепли нервы ни себе, ни Павлу». Я согласилась.
В январе 1948 года замнач управления КИ полковник Д. Г. Федичкин, в подчинении которого я работала сказал, что он едет работать в Прагу и формирует группу оперативных работников, в которую хочет включить и меня. Я отказалась. «Куда угодно, только не в Прагу. Там я сейчас работать не смогу».
У читающих этот документ может возникнуть законный вопрос – почему я, спустя 33 года после гибели Рыбкина, поднимаю этот вопрос.
Этот вопрос жжет меня все тридцать три года. А вчера, 28 июля 1980 года, у меня был Дмитрий Георгиевич Федичкин и мы почему-то вспомнили и те далекие годы и гибель Рыбкина. Дмитрий Георгиевич сказал мне, что он передал мне лично фотографии с места катастрофы, в которой погиб Рыбкин. Я этого момента абсолютно не помню. Память у меня не плохая, и уж, конечно, в моем сознании сохранились бы эти фотографии. Но я ровным счетом ничего не помню, связанное с фотографиями или документами, связанными с гибелью Рыбкина. Федичкин сказал, что он отлично помнит, что вызвал меня к себе в кабинет, что мы сели друг против друга у столика перед письменным столом, что он выложил на стол фотографии, что я взглянула на них и мне стало плохо. Но потом я эти фотографии взяла с собой. Ничего этого я не помню. Может быть, у меня тогда произошел какой-то мозговой спазм и образовался провал в памяти. Если бы я взяла эти фотографии, то в семье об этом знали бы. И куда девались эти фотографии? Не помню, абсолютно никакого даже смутного отпечатка в памяти не осталось.
Я рассказала Федичкину обстоятельства гибели Сурикова, о чем он не знал. А когда я показала письма Рыбкина и рассказала Д. Г. Федичкину все, что мною написано выше, он сказал, что «от Белкина всего можно было ждать». Охарактеризовал Белкина крайне отрицательно, сказал, что, если ему память не изменяет, Белкин был махновцем, что он в политическом отношении человек нечистоплотный, и снова повторил: «способный на все».
Когда-то мой старший сын Рыбкин Владимир Борисович рассказал мне, что, будучи в командировке в Крыму, он встретился там с шофером генерала Белкина, который ему рассказал, что в 1947 году недалеко от Праги он видел разбитую машину, в которой погиб полковник Рыбкин. «Это был мой отец», – сказал шоферу Владимир. Сегодня я вспомнила об этом и попросила Владимира восстановить в памяти детали разговора с шофером.
Владимир рассказал, что году в 1960 – 1961 он, работая тогда в КГБ, был в командировке в Симферополе, где оборудовал радиостанциями оперативные машины. Однажды он поехал по Крыму на автомашине. Шофер Владимир Черноусое по дороге рассказал ему, что в свое время он работал личным шофером у генерала Белкина. Однажды осенью 1947 года в Будапеште генерал Белкин разбудил его ночью и велел ехать в Прагу по указанной им дороге. Недалеко от Праги они увидели разбитую машину. Авария произошла, по-видимому, только что. Белкин велел остановиться. Они подошли. На переднем сиденье, рядом с водителем лежал мужчина, весь в крови. Он был мертв. «Это полковник Рыбкин», – сказал Белкин. Вместе с шофером они забрали из карманов документы и полевую сумку. Водитель «шкоды» тоже был мертв. Поехали в Прагу. «Так вы что – ехали заведомо на место катастрофы? Так, что ли?» – спросил Владимир Рыбкин. «Да, – ответил Черноусое, – мне показалось странным, что Белкину ночью вздумалось ехать в Прагу, что он сам указывал, какой именно дорогой ехать…» Потом Черноусое посмотрел на Владимира и сказал: «А вы ведь тоже Рыбкин. Родственник, что ли?» – «Это был мой отец», – ответил Владимир. Черноусов замолчал и на дальнейшие расспросы Владимира отвечал незнанием.
Итак, как же и от чьей руки погиб Рыбкин?
Может быть, когда-нибудь то, что я написала, поможет прояснить обстоятельства гибели Рыбкина. Пригодится для истории нашей разведки.
Рыбкин Борис Аркадьевич был не рядовым разведчиком. Он был прежде всего коммунистом кристальной честности. Ему чуждо было хвастовство, чинопочитание, он был скромен и абсолютно бескорыстен. Горячее сердце коммуниста, холодный и трезвый расчет в работе, чистые руки – это девиз Дзержинского был девизом его жизни. Он был честен и принципиален (дело «Директора» и «Красной капеллы», дело «Поэта», его письмо в ЦК партии в защиту б. военного атташе в Финляндии Петра Иванова…). Можно привести множество примеров, когда он, отстаивая свою принципиальную позицию, заранее знал, что это будет стоить ему понижения по должности, непредставления к ордену и пр. Но он не поступался в партийных принципах!»
Это письмо 3. И. Воскресенской я дополню воспоминаниями З. В. Зарубиной.
«БЕЛКИНА Михаила Ильича я хорошо знаю, поскольку он жил с нами в соседнем подъезде в доме КГБ на улице Чкалова в Москве. Знаю его жену Ольгу Ивановну и двоих детей. Мы общались семьями. В настоящее время его младший сын Илья занялся бизнесом в области культуры.
М. И. Белкин был заместителем Абакумова – начальником контрразведывательного управления СМЕРШ в звании генерал-лейтенанта. Послевоенные годы он был нашим представителем в Юго-Восточной Европе с местом пребывания в Вене. Его арестовали где-то в 1950 – 1951 годах вместе с женой. Тогда арестовывали, как мы говорили, подъездами, сначала один подъезд, затем другой. Сидел он не долго. После освобождения из тюрьмы пошел работать простым рабочим на завод, с которого он был призван на работу в органы государственной безопасности. Когда он умер, то на похоронах было много рабочих с этого завода, которые хорошо отзывались о нем и гордились, что генерал-лейтенант не побрезговал и вернулся на работу к ним на родной завод.
Знаю я и капитана, или майора, Сурикова, который работал в одном управлении с Б. А. Рыбкиным под руководством П. А. Судоплатова. Познакомилась я с Суриковым как раз в кабинете Судоплатова, когда его направляли на работу не то в Прагу, не то в Будапешт. Я должна была курировать его семью во время его нахождения в командировке. Суриков отнесся ко мне более чем сдержанно, так как воспринял меня не как сотрудницу, а как дочь генерала Зарубина. Но с его женой Симой мы были в очень хороших отношениях.