Ирина сказала:
— Знаешь, у нас уже есть миллион.
Тогда я обернулся: интересно узнать, что ты стал миллионером. Мы приехали в Америку четырнадцать лет назад и довольно долго были бедными. Большие деньги я стал зарабатывать всего четыре года назад. Я никогда не думал, что стану миллионером. И вот — выдержка и упорство принесли нам плоды.
Меня часто спрашивали: за что я люблю Америку? Как же ее не любить, если она дает людям такие возможности! Я смотрел на мою Ирину и думал о том, что хотя львиная доля в этом миллионе была моей, но ведь это ее усилиями наши деньги сделали деньги.
Утром на работе я отозвал в сторону администратора Мошела:
— Эйб, помнишь, что ты сказал мне, когда я начал свою частную практику?
— Конечно. Я сказал: «Владимир, я сделаю тебя миллионером».
— Так вот: вчера я узнал, что у нас уже есть миллион.
— Мазл Тов! — воскликнул он по-еврейски.
Интеллектуальна ли Америка?
…И лишь посредственность однаНам по плечу и не странна.
А.Пушкин
К середине 1990-х в густом потоке беженцев из России стало приезжать все больше высокообразованных, интеллигентных иммигрантов-пенсионеров. Они оставляли насиженные места и посты. Некоторые ехали к своим взрослым детям, эмигрировавшим раньше: те уже успели пустить корни в Америке, стали докторами, юристами, программистами.
Почти все пенсионеры провозили разными путями крупные суммы денег, вырученных от продажи квартир, дач и автомобилей, скрывая их от иммиграционных властей. Декларировать эти суммы им было невыгодно — тогда они автоматически лишались пособия, дешевого жилья и, главное, медицинской страховки. Этот их «секрет» был известен всем, в том числе и властям, но доказать обман было невозможно. И упрекать людей за него тоже было бы неправильно, потому что провозимых денег все равно было недостаточно для обеспеченной американской жизни.
Приехав, пожилые русские интеллигенты сразу попадали в число нуждающихся в помощи по программе «Велфер», начинали получать хоть и низкое, но регулярное пособие, въезжали в квартиры в домах для бедноты. Большей частью они селились в районах Бруклина и Квинса. Полуизолированное окружение напоминало добровольное гетто. В очередях за получением пособий и «фудстемпов» (бесплатных талонов на продукты) чуть ли не через одного стояли профессора, доктора и кандидаты наук. Прилично одетые и держащиеся с достоинством, они толпились вперемежку с черной беднотой, часами ведя между собой интеллигентные разговоры. Странная и грустная это была картина.
Люди они были разные, но одно у них было общее — мало кто из них говорил по-английски.
Приехали и некоторые мои московские знакомые, ученые, доктора, профессора, которым теперь было за шестьдесят. Они тоже привезли деньги, тоже их скрывали и тоже не знали английского. Я радовался встрече со старыми друзьями и старался поддерживать их чем мог.
Эти пожилые иммигранты часто обращались ко мне за медицинской помощью.
— Мне в Москве профессор N. прямо сказал — поезжайте в Нью-Йорк к Голяховскому, он вам сделает операцию лучше, чем ее могут сделать в России.
Я охотно откликался на просьбы моих коллег, лечил больных и беседовал с ними, стараясь узнать от них побольше об атмосфере жизни в обновлявшейся России. Многие из них доверительно говорили:
— Знаете, в Америке, очевидно, нет интеллигентных людей — просто не с кем поговорить.
Или:
— Американцы слишком заняты своим бизнесом, с ними неинтересно общаться, беседы на интеллектуальные темы их вообще не интересуют.
Или даже такое:
— Странное общество в Америке: страна технически очень высоко развита, а люди какие-то недоразвитые.
На самом деле это недовольство и недоумение объяснялись тем, что «американский круг» их общения ограничивался мелкими чиновниками да кассирами, выдававшими им пособие. Ну как при незнании языка и при жизни в русском гетто Бруклина они могли встретиться и побеседовать с культурными американцами? Я мягко объяснял:
— Пройдет немного времени, вы освоите английский язык, войдете в жизнь американского общества и тогда, я уверен, сможете встретить интеллигентных американцев.
Ответы на это были разные. Один мой знакомый говорил:
— Да, надо уважать страну, которая дала нам приют, поэтому надо выучить ее язык.
Формулировка странная, я бы сказал как раз наоборот: надо перестать уважать себя, если не выучить язык страны, в которой живешь.
Другие возражали мне:
— Как я смогу учить язык в моем возрасте? Память уже не та!.. Вам хорошо говорить — вы-то приехали уже со знанием английского.
— Нет, я его совсем не знал, выучил здесь.
— Да? Ну, вы же были моложе.
— Ненамного. К тому же я еще и работал, и сдавал экзамены.
— Не знаю, как вам это удалось. Наверное, у вас к языку особые способности.
— Нет, обычные. Просто мне без языка было не обойтись.
В действительности все дело в том и заключалось, что мне язык был необходим, а им — совсем не нужен. Они не хотели или не умели себя заставить сконцентрироваться на таком непривычно занятии, как запоминание слов. Хотя при этом одна из тех интеллигентных иммигранток с уверенностью заявляла:
— Английский язык беднее русского, в нем намного меньше слов. (Для справки: в английском — самое большое количество слов.)
Трудно заставить себе изучить чужой язык, да еще в пожилом возрасте. Они не давали себе такого труда и легко удовлетворялись привычными интеллигентскими сборищами на кухне (то, что молодежь называет словом «тусовка»).
И тот мой знакомый, который говорил, что «надо уважать страну, давшую тебе приют», английский тоже не выучил. И все они оставались при том мнении, что интеллигентных людей в Америке мало, всех интересует только бизнес и ничего больше.
Когда я только собирался эмигрировать и задумывался о своих возможностях вписаться в американское общество, я говорил Ирине:
— Я верю, что Америка — страна больших интеллектуальных возможностей.
На это она мне резонно отвечала:
— Да, если выучить английский.
Вот интересный вопрос: насколько хорошо может освоить английский язык человек, приехавший в Америку в немолодом возрасте и активно вовлеченный в жизнь?
Изучение языка — дело не такое трудное, если только в него погружаться полностью. Язык должен окружать тебя, звуча по радио, на телевидении, в газетах, журналах и особенно в разговорах. Очень скучно постоянно заглядывать в словарь, учить слова, учиться их писать, отрабатывать произношение. Но нельзя останавливаться, к языку надо иметь интерес.